Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они - кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...
За бессмертным твардовским «всё же, всё же, всё же…» в немом крике повисли два вопроса: почему? и - зачем?
Почему так много - невообразимо много - погибло наших людей, если мы готовились воевать чуть ли не двадцать предвоенных лет? Ведь власть всю страну превратила в один большой цех по производству вооружений.
Зачем мы так страшно врём о войне, и когда этому липкому и циничному вранью наступит конец?
Современная Россия необратимо заканчивается. Заканчивается физически, так как кончаются люди. Через тридцать лет нас станет на 20-25 миллионов меньше. О прочих прогнозах лучше не говорить.
Ничего нового в них нет, и такую перспективу видят даже умные старшеклассники, дальновидно рассуждая о том, в каком бы месте планеты найти применение своим специфическим знаниям и умениям.
Но до сих пор во всеуслышание не говорят о том, что исчерпание русского населения - естественный результат демографической катастрофы, растянувшейся между 1917 и 1953 годами. Просто её реальные последствия приобрели ощутимый характер намного позже.
Война и победа были в центре псевдоисторического мировоззрения советских людей. Тысячу предшествующих лет русской истории мы шли трудным путем к этой войне. Воевали. Победили. Послевоенные тридцать - сорок лет - мы бодро существовали. Созидали и вооружались на фундаменте великой победы. Готовились к новым.
Советского Союза нет двадцать лет.
А «победный» фундамент остался.
Потому как выяснилось: иных и нет совсем. Все другие фундаменты, которые народ с тысячелетней историей должен иметь, за семь социалистических десятилетий оказались заплеваны, разрушены, изгажены. Прокляты и забыты.
Но даже и победные образа ныне упрямо тускнеют. Их протирают. Подвязывают к ним ленточки и тряпочки. Возбуждают в массах переживания. Но они тускнеют.
Пока высшая партийная номенклатура навязывала государственное единомыслие, ей неплохо удавалось представить победу 1945 года в качестве главного, единственного и исключительного события истории. Но затем вдруг и сразу мы открыли для себя всю допобедную историю. И для одних исключительным событием стала трагедия старообрядцев XVII века, для других - Февраль 1917, для третьих - Октябрь 1917, для четвёртых - ноябрь 1920.
А кто-то вдруг с изумлением открыл, что самое главное историческое событие произошло две тысячи лет назад. Последующие же - лишь новости.
Кроме того: оказалось - на всеобщее удивление - Советский Союз победил не один. И вообще: в одиночку против Германии сражался не Советский Союз, а Великобритания. Целый год.
Немцев в тот год с июня 1940 по июнь 1941 храбрые англичане сбивали и топили. И даже успешно. Один британский пилот сумел сбить на своем истребителе немецкий «мессер» на какой-то гигантской по тем меркам высоте. Победителю пришлось трудно, но положение обязывало: англичанин был русским князем Голицыным.
А Советский Союз установил общую границу с Германией.
Которая потом вероломно эту самую границу перешла.
Ну, не то чтобы перешла. Но, в общем, вторглась…
Так, может, без общей сталинско-гитлеровской границы стране лучше было бы?
Франции вот, майско-июньского позора 1940-го года до сих пор простить не могут. И даже ведь основания для той критики есть.
Но всё же.
Немногие числом французские лётчики в плохой для себя ситуации в мае - июне 1940 года так ухитрились покусать «геринговских соколов», что к «воздушной битве за Англию» те полностью и не восстановились. Крошечные «голландцы» с тремя десятками исправных истребителей тоже ведь успели каких-то немцев насбивать, прежде чем гордо капитулировали по причине оккупации страны.
Так и выходит: там «герингов» сбили, сям их сбили - а в итоге немцы англичан-то и не победили. Наспотыкались по дороге. Одно из решающих сражений Второй мировой войны.
Забыл вот только, чем Сталин и «сталинские соколы» тем трагичным летом 1940 года занимались.
Итак, про вклад в разгром Гитлера.
Красная армия уничтожила круглым счетом 70 % живой силы врага. Разбила и пленила 607 дивизий противника.
Солидно и неоспоримо.
Но западные союзники внесли решающий вклад в военно-промышленное превосходство антигитлеровской коалиции. В экономике. В ресурсах. В военном производстве. Половина авиационного бензина, на котором летали «сталинские соколы» - союзническая. Союзники добились победы над общим врагом на море и в воздухе. И заодно уничтожили 30 % живой силы неприятеля, разгромив и пленив 176 его дивизий.
Победа 1945 года стала победой всей коалиции. А рассуждения о чьей-либо государственной исключительности - есть ложь. Общий резервуар будущего успеха каждый партнёр наполнял чем-то своим. Тащил в него, что мог. Беда в том, что «коллективный Сталин» наполнял тот победный резервуар, в первую очередь, кровью своих солдат.
И, кстати, уж если откровенно: не забудем ещё об одном вкладе Советского Союза в вооруженную борьбу. Выставил Советский Союз на сторону Гитлера примерно 1,2 млн. военнослужащих, в том числе почти полмиллиона русских.
Были, конечно, те бойцы разного сорта и качества. Всё верно. Но объективно - и потери они немецкие возместили на треть, и высвободили многих немцев для службы в боевой линии. И стреляли те бойцы - от безвыходности своего положения - не только в соотечественников, но и в англо-американцев. Порой: довольно успешно.
Тоже «советский вклад» в войну, о котором забывать не стоит.
По моим оценкам на Восточном фронте Германия и её союзники в 1941-1945 годах потеряли убитыми и пропавшими без вести 4-4,2 млн. человек. В это число входят солдаты и офицеры не вернувшиеся из советского плена, но не включаются советские граждане, сражавшиеся и погибшие на стороне противника. Безвозвратные потери Вооружённых Сил СССР есть все основания оценить в 17 млн. человек, из которых чуть больше миллиона - командиры, политработники и административный состав.
Вот и вся нехитрая статистика.
Прежде чем погибнуть, Ашот Васконян - трогательный герой великого романа Виктора Петровича Астафьева «Прокляты и убиты» - успел убить одного немца. В скоротечной схватке, в которой из-за деревенской овечки сошлись голодные русские и сытые, но принципиальные немцы. Случайно наткнулись друг на друга: кто пострелял кого, кто лопаткой саперной порубил. «Далась им та овца», - сокрушались на русском и немецком языке оставшиеся в живых.
Кто не читал ещё Астафьева - осильте две части того кричащего романа. Самое лучше чтение к майским дням. Последний выдох настоящей русской литературы, которая уходит вслед за читателями.
Но большинство погибших солдат, которых посылал в бой Сталин, видимо, не успели убить никого.
И если мы принадлежим к Церкви Христа, а не к Церкви Свидетелей Девятого мая, то будем честными. Война Сталина против Гитлера (или Гитлера против Сталина) стала народным бедствием. Горем нескончаемым. Как бедствием и горем была сталинская коллективизация, тут уж ни на какого Гитлера её кровожадности и злобности не свалить. Да и все ещё первые троцкистско-ленинские годы - тоже сплошной кошмар.
Вот этот почти двадцатипятилетний кошмар и омыл «коллективный Сталин» потоками крови закрепощённого в колхозах, измождённого в лагерях, лишённого Бога и Церкви, голодного и несчастного народа. Астафьев, потерявший на войне глаз, сказал честно и коротко: «Никто так не сорил собственным народом, как Сталин и Жуков».
Народ и закончился.
Праздновать нечего, плакать и молиться надо.
Тело оборонили и защитили.
А вот душу?...
Если радоваться - то лишь тому, что хоть кто-то живой, пусть покалеченный, но к домашним вернулся.
Вернулся, чтобы опять надеть на себя и семью колхозный хомут, пребывая в крепости у «коллективного Сталина». И вновь с энтузиазмом 1930-х годов - врать, лгать, голосовать, лицемерить, славить, подписываться на заём. А также: воспламеняться сердечным негодованием, слушая новости о зверствах американской военщины - в Корее. Поливать в общем хоре вчерашних мужественных союзников (Помните, Утёсов: «Мы летим, ковыляя во мгле…»).
А как иначе: партии и МГБ боялись больше, чем танкистов СС. В этом тайна и секрет сталинской власти.
Мёртвые и прожжённые души готовил «коллективный Сталин» вернувшимся с фронта.
А другой и совсем не вернулся: остался где-либо в безвестности - без креста и панихиды - зарыт на обочине войны. Проклятым и убитым.
Да помилует Спаситель и спасет тех убитых, кого можно спасти.