4 акт
Мелитон инспектирует заготовки еды для ожидающих людей: они люди, а не дикие твари. Что ему кажется неверным - убирает, некоторое кладет в карман. Но это не выглядит как обирание бедняков в свою пользу, а именно как проверка на правильность того, что должно послужить идее. При этом продолжает всем объяснять, что карита - только по расписанию.
Падре Г. ведет с ним полемику, замешавшись в толпу, и полное ощущение, что толпа начинает бунтовать и лезть грабить именем падре Рафаэля - с подачи падре Гуардиано.
Io perdo la pazienza Мелитон произносит с угрозой, не самому себе, а толпе, и даже потрясает кулаком.
Спор Мелитона с Падре Г. о падре Рафаэле - принципиальный. Да, их обмен репликами остается приправлен комическими интонациями, но за ними - серьезное противостояние. Даже створки дверей они сдвигают не вместе, как делая общее дело, а как будто в схватке.
И хотя Ковалев отлично поддевает Мелитона своим «io no!», и хотя он превосходно держит в финале дуэта нижнюю фа, подавляя этим низом и устойчивостью суетливо выпевающего свои шестнадцатые баритона, всё равно нет ощущения, что падре Г. выходит из этого спора победителем.
Ковалев уходит, оставляя дверь не до конца закрытой: Карлосу не приходится туда протискиваться (и не факт, что он бы смог).
Мелитон на ходу выдумывает ему второго «падре Рафаэля», наделяя его причудливыми чертами - и это заслуга явно Маэстри, который очень в роли купается.
Invano, Alvaro - не стал садиться на стол, встал посреди сцены. А сел только когда допел. Похоже, мальчику правда сложно одновременно хорошо петь и решать актерские задачи: когда он делает это по отдельности, выходит убедительнее.
Альваро выходит очень аккуратно, затворяет за собой дверь, поворачивается. Руки бессильно висят вдоль тела. Делает шаг - вспоминает, что он ведь должен делать свое дело, которое решил, и складывает руки в молитвенное сосредоточение. Это не просветление и обретение пьеты, которое было в премьеру: это именно попытка добросовестно, через формальные позы и соблюдение предписанного, найти способ изменить себя.
Слушает Карлоса довольно спокойно, как и положено слушать неразумных детей. Дослушал, всё спокойно объяснил про свою нынешнюю жизнь, спокойно сказал Lasciatemi - слез со стола и аккуратно отряхнулся, прежде чем уходить обратно.
Oh fratel, pieta’, pieta’! = повторяй со мной, это тебе тоже поможет решить все проблемы. То есть поскольку сам не просветлился, то и Карлосу не может дать приобщиться к этой просветленности и пониманию, но пытается вовлечь его в воспроизведение ритуальных слов.
А еще его (на)учили, что prostrare - как принятие позы и соблюдение формы - тоже очень хорошо действует для обретения смирения и контроля. И поэтому io mi prostro al vostro pie’ - он впервые решил испробовать это средство. И попытался уложиться на полу таки с руками крестом, а не вытянутыми, как делал раньше. Но не успел довыложить руки до конца, как надо - пришлось вскочить и бежать за ножичком.
Finalmeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeente! - спел мальчик с длинной и красивой ферматой.
А вот дать Альваро пощечину не справился - промазал.
UPD: я отвлеклась на долю секунды на блокнот, так что важное пишу со слов брата.
Когда Альваро, подержав нож у горла дКдВ, все-таки говорит No!, мальчик явно засомневался - а вдруг всё же он неправ? Вдруг вся эта жажда мести была ошибкой? Но тут звучит Inferno non trionfi, и дКдВ вздыхает с облегчением: все-таки он прав, он на верной стороне, а тот, другой, - адское отродье. И дальше начинает мстить Альваро за это свое секундное сомнение.
Pace! спето довольно буднично, как рассказ, а не как молитва.
Оркестр, начинающий картину, тоже весь от сцены - самостоятельной линии в нем нет, он весь про внутреннее состояние Леоноры и про сюжет.
С таким презрением Леонора покрошила хлебушек! Всю душу вложила в это misero pane.
И, пожалуй, впервые за всё время окончание арии было не про воспоминание о той ночи, а связкой к следующей сцене: ma chi giunge? … maledizione! были обращены не в прошлое, а в будущее. Фиш при этом закончил этот номер так же, как прежде - то есть отделив от следующих, оставляя в голове у Леоноры.
Пока Альваро бурно объясняется с Леонорой, из-под крестов медленно и печально выполз мальчик Карлос. И упал за стол с явным облегчением.
Леонора с интересом идет смотреть, что же стало с братом - какой он вырос. Он с трудом сориентировался, где же нож, но попасть им в сестру не смог. Однако умирать ей все равно пришлось, да еще держась за живот.
Шаги командора - и на сцену выходит маркиз ди Калатрава. Невероятная трагедия, его жальче всех - и он задерживается, чтобы узнать сына. и гладит его по плечу.
Альваро слышит Piangi-prega-prostrati как надоевшее уже заклинание, его крючит и рвет на части. Но он все-таки идет простираться-распинаться, только… перепутал кресты. И на соседнем, который опрокинут под гораздо большим углом, у него тем более ничего не вышло.
Он еще попробовал уговорить Леонору не умирать!
Но - тщетно.
Morta! - это конец, в том числе предел собственных сил и решимости.
Salita a Dio! - маркиз говорит это тихо-тихо, сам себе, пытаясь найти в этом утешение. Он понимает, что провалил все свои планы и всю жизнь, свою и чужую, но всё еще пытается верить в то, что хотя бы эта смерть благодетельна.
Альваро вновь, уходя, едва не пристукнул маркиза крестом - но не стал. И ушел во тьму.
UPD от брата.
1. На Finalmente дКдВ засомневался, прав ли он в своем праведном гневе. И всю фермату колебался.
2. Уточнение про Pace. Аня начала не в той тональности, но потом они сошлись.
Что же касается до "будничности" - может быть, это неправильное слово. Но это не был разговор с богом, это был разговор с самой собой - как мне это услышалось. Допускаю, что можно было услышать и по-другому.