МАТЕРИАЛЫ СЕМЕЙНОЙ ИСТОРИИ

[benev]

Часть 1.

После смерти моего отца, Беневича Исаака Бенционовича (17 сент. 1925 - 19 января 2024 г.) наши дети попросили меня написать воспоминания о нем (том периоде его жизни, когда они его не знали), и чтобы помочь пережить его уход, и чтобы почтить память о нем. Я сразу откликнулся на их просьбу, но, пытаясь описать и осознать те или иные обстоятельства жизни отца и его взгляды, как и наши отношений с ним, понял, что многое из этого уходит вглубь истории нашей семьи - не только папиной, но и маминой. Пришлось заняться и этим. По мере же того, как я это раскапывал и кое-что выкладывал в соц. сети, появилось ощущение, что написанное может представлять интерес не только для родных и друзей.

Недавно же меня попросили собрать выложенное мной там и сям в соц. сетях более или менее вместе, т.е. как-то привести в порядок, чтоб это можно было прочесть как целое. Наиболее удобным местом для этого является Живой журнал, позволяющий выкладывать пространные тексты, фото т.д. Откликнувшись на эту просьбу, начинаю, лишний раз предуведомив читателя (буде таковой найдется), что я обращаюсь к прошлому своей семьи и своих предков не из праздного любопытства, и не как историк, но чтобы хотя бы что-то понять и в своей собственной истории, и в преломленной в жизни нашей семьи истории России.



Но прежде написанного мною в последнее время, приведу несколько отрывков из папиных воспоминаний, которые я «извлек» из него еще при его жизни (когда ему было уже за 90, на что стоит делать поправку), добавив кое-что из маминых воспоминаний и моих отрывочных разысканий того же времени.

Записи носят случайный характер. Могут быть повторения и даже разночтения. Некоторые отрывки слегка беллетризованы.

РИФМЫ СУДЬБЫ

Первые 25 лет моей жизни прошли на Фонтанке, по адресу Фонтанка 129, и почти каждый день я проходил мимо соседнего дома, по Фонтанке 131, украшенного (на выходившей на Подъяческую парадной) юношами в римском стиле, один из них был почему-то с магендовидом, «обжигавшим» некогда мое сознание тайным знаком, имевшим непонятный тогда для меня смысл, но как-то относившимся ко мне. Спросить было особо некого - в советское время еврейская тема в нашей семье была почти табу, а иудейская и вовсе отсутствовала. А может мне просто больше нравилось, чтобы эта тайна оставалась тайной. Но вот на днях узнал случайно, что это место было связано с историей нашей семьи еще до того, как мы стали жить на Фонтанке, - папа рассказал. Папин дедушка по материнской линии, оказавшись в 20-ые гг. в Ленинграде, точнее, в Гатчине, нередко приезжал в Ленинград в одну артель, где ему давали задание - он делал дома на особой машинке наконечники для шнурков, чем и жил. До революции-то он был состоятельным человеком, служил чем-то вроде эконома в поместье одного немца на Юге России, а после революции пришлось, вот, наконечники для шнурков прилаживать. Артель его размещалась не так далеко от этого места, т.е. Фонтанки 131, а сюда он ходил, будучи человеком верующим, в домашнюю еврейскую синагогу (на самом деле это был молельный дом - Г.Б.). Сам-то дом принадлежал когда-то купцам второй гильдии, Марголиным, как я теперь выяснил. Когда именно здесь появилась молельня, не знаю, но юноша с магендовидом, вероятно, как-то с нею связан. Вторая рифма судьбы состоит в том, что дом этот был в своем нынешнем виде построен архитектором Лишневским, воспетым мною в «Поэме о гастарбайтерах» в связи с совсем другим домом - на Петроградской стороне, мимо которого я нынче почти каждый день прохожу.

13 мая 2016

Рифма судьбы 2

Я знаю, что ассоциации и совпадения - наиболее примитивная форма мысли. Но, объявив этот дисклеймер, перехожу к делу. Ожидая моего рождения, папа с мамой жили Фонтанке, недалеко от угла с проспектом Майорова (бывш. Вознесенским, и ныне снова Вознесенским). Ну, так вот, уже будучи сильно беременной, мамочка прогуливалась с папочкой около Филипповской булочной на углу Вознесенского и Садовой. И ровнехонько в этом месте маму напугал какой-то пролетарий, выскочивший откуда ни возьмись и гаркнувший на нее. От этого маминого испуга на утро я и родился. А в чем рифма судьбы-то? А в том, что про этот самый угол некогда в «Шуме времени» написал Мандельштам: «На углу Вознесенского мелькнул сам ротмистр Кржижановский с нафабренными усами». Это к нему подбежал Парнок, бежавший по Садовой.

И что? А ничего. Просто сегодня мы справляли мой день рождения у родителей, переехавших после Фонтанки на ул. Кржижановского, в Веселом поселке. Да, Кржижановский не тот. Но какое совпадение!

27 авг. 2016 г.

«НАШИ» В ПЕРСИИ (О ПАПИНОМ ОТЦЕ)

Когда стали в Сети доступны сведения об участниках Первой мировой войны, я поглядел, что там написано про моего деда, Бенциона. К своему удивлению нашел, что он лежал в госпитале в Тифлисе. Причем тут Первая мировая война? Расспросил батю, и он раскололся на интереснейший рассказ. Папа вспомнил, с чего это во время Первой мировой оказался дед в Тифлисе в больнице. Оказывается, он вместе с 3-м Сводно-Кубанским (Ейским) казачьим полком, где был воен-врачом, участвовал в военных действиях в Персидской кампании. В 1915 году германо-турецкое командование вело наступление в Северной Персии с целью выхода на территорию Иранского Азербайджана и Афганистан. После того, как турко-немцы захватили Тебриз, российское командование решило отбить его, послав 4-й Кавказский корпус. Он состоял в основном из казачьей конницы. Вот, вместе с этими самыми казаками, вероятно, Бенцион Исаакович и оказался в Персии. Там он, как вспомнил батя, среди прочих подвигов спас и какого-то местного большого вельможу, чуть ли не наместника шаха в Тебризе, от мучившего его фурункула с помощью такого простого средства, как медовый компресс. Видать, медицина по Авиценне этого средства не знала или знала, но забыла. По крайней мере, местные врачи вылечить его не смогли, а дед справился. Но вскоре заболел сам и был отправлен в Тифлис на лечение, там его и выходили. Хорошо, что дед поучаствовал в спасении русскими войсками армян от геноцида - одна из задач, решавшихся русской армией вместе с армянами-добровольцами. Еще сообразил, что кубанские казаки, которых лечил дед, - те самые, из которых был Данила Ермолаевич Скобцов, муж Е.Ю. Скобцовой, м. Марии, о ком я написал книжку, да и сама она была тесно связана с ними. Жена моя, Оля, вот, еще подсказала, что и ее предки (по одной из линий) были кубанские казаки. Вот такие пасьянсы.

Но как это дед, со своим еврейским происхождением оказался в казачьих частях? Оказывается был такой приказ, ну или распоряжение, чтобы евреев-врачей приписывать к частям, в которых они - потенциальные леваки и революционеры в глазах властей - не могли бы вести революционной пропаганды. Надо сказать, что, когда началась Гражданская война, и Кубанский казачий полк всем составом должен был принять в ней участие, т.е. отправиться на фронт уже новой войны, офицеры, сослуживцы деда из казаков, предупредили его об этом в том духе, что, мол, тебе Бенцион, наверное, будет неудобно против «своих» воевать, так что езжай ка ты домой, что дед и сделал. Предупредил его нач. штаба, бывший его другом. Он выписал деду командировку, чтобы тот мог ехать и не участвовать в этой братоубийственной войне. Дед приехал на вокзал, а там большевики уже офицеров расстреливали... Дед в укромном углу сорвал свои погоны и, спрятавшись в товарном вагоне, поехал домой. По дороге заболел тифом в товаряке. Сам с трудом выжил, но привез тиф домой, в свою станицу Березовка, под Николаевым и Одессой. От этого тифа заболела его мама, и умерла, бедная. А он выжил. Фотографию, где он в офицерской форме и c саблей в казачьей части, его сестра, тетя Маня, потом сожгла, в 30-ые годы, чтоб его не репрессировали как бывшего царск. офицера. Когда его вЫходили, как раз те места заняла армия Котовского, и его, едва пришедшего в себя, привлекли организовывать госпиталь. Так вот произошел у него переход от участия в Первой мировой к участию в Гражданской. Коммунистом он никогда при этом не был, а был человеком, далеким от политики, как я понимаю. Иудейской веры он придерживался до конца дней. Но без фанатизма. Праздники отмечал, но сало ел. Тору читал на иврите, а доклады по медицине - пока было кому слушать - делал на латыни, чему научился в Лейпцигском университете.

2-3 августа 2017

НЕОЖИДАННЫЕ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ (еще о деде)

Тот момент, когда сознаешь, что герой известного немецкого романа, «забросивший Св. Писание» (т.е. богословский факультет в Галле), «чтобы броситься в объятья музыки», начал учиться в Лейпцигском университете и описал в письме другу великолепный 700 тысячный Лейпциг, примерно в то время (ну, чуток раньше), когда в тот же университет приехал учиться из южной губернии Российской империи, оставив «родимый омут», юный Бенцион Беневич. Их жизнь была совсем разной, как и их прошлое. Деду приходилось, чтобы выжить и платить за свое образование, работать помощником кузнеца, Адриан Леверкюн таких забот не знал. Но Лейпциг, с его университетом и знаменитой ярмаркой, город, в котором казалось, «что мировой пульс бьется в твоем теле», стал местом встречи тех, кто готов был броситься в объятья европейской культуры (ее науки и искусства), предпочтя ее всему остальному. Первая мировая война, русский коммунизм и немецкий нацизм маячили в исторической перспективе так славно начинавшегося ХХ в. Являлся ли деду черт в кузне, семейное предание не знает. Ульянова дед пару раз в Германии слушал, но медицины ради революции не оставил.

22 декабря 2017

Лишневский и мы (или снова рифмы судьбы)

В семейных воспоминаниях я уже поминал имя архитектора А.Л. Лишневского; построенные им дома оказались прямо или косвенно вплетены в историю нашей семьи. Судите сами - свожу все вместе. Мама родилась и прожила первые 6-7 лет на Петроградской стороне на углу Малого и Ленина, прямо напротив доходного дома И. Ф. Алюшинского, построенного Лишневским в 1907-1908 гг. (воспет в стихах Зоей Эзрохи!). Потом, в 1936-1937 гг. они переехали на Фонтанку, д. 129, рядом с которым, по адресу Фонтанка 131 стоит дом купцов Марголиных, построенный (точнее, перестроенный) Лишневским (в 1914). В этом доме, как я писал, размещался еврейский молельня, посещавшая в оны годы моим прадедом, дедушкой моего папы, который запомнил, как мальчишкой сопровождал его (папа с мамой тогда конечно еще знакомы не были, но после свадьбы они жили на Фонтанке и здесь же жил до 25 лет и я). Да, после переезда на Фонтанку, мама начала ходить в школу, которая размещалась в самом знаменитом из домов, построенных Лишневским - Дом городских учреждений (постройка 1904-1906 гг.), на углу Вознесенского и Садовой. Если иметь в виду, что Лишневский до революции построил в СПб. примерно 20 домов, то совокупность этих совпадений выглядит, на мой взгляд, аномально замечательной! И в общем, я рад, что, не зная всего этого (по некогда совершенному равнодушию к краеведению, в т.ч. семейному), помянул добрым словом Лишневского в «Поэме о гастарбайтерах» (2014 г.) в связи с доходным домом Б. Я. Купермана, построенным Лишневским в 1911-1913 гг. по адресу ул. Плуталова д. 2.

Жизнь и творчество Лишнейвского - яркий пример судьбы эмансипировавшихся в русской культуре евреев, Ну, и наша семья в этом процессе посильно приняла участие. Так что такое случайно-неслучайное соседство нас с ним вполне можно считать символом общей в культурном отношении судьбы.

18 апр. 2018 г.

Мама маленькая,  ее бабушка и «капарот»

Мама вспомнила, как ее бабушка (пока была жива, а значит почти до самого моего рождения) крутила (на Йом-Кипур, но это она как раз прочно забыла) над ее головой курицу и даже - с подсказкой одного лирико-этнографического фильма - вспомнила слово «капарот» (в написании специалиста по иудаике Валерия Дымшица - капорес). Ну вот, а мне до сих пор казалось, что никакого соприкосновения с религией предков мама (1931 г.р.) уже не имела. Интересно, кому в советском Ленинграде доставалась сама курица? Соприкосновение же с религией у нее, как выяснилось, было, и не только через этот обряд, - по субботам и по праздникам до самой смерти своей бабушки Суры (Софьи), она сопровождала ее в синагогу, ждала ее там, пока она была на службе, и потом отводила домой. Жили они (как потом и я) на углу Фонтанки и Б. Подъяческой, так что до синагоги было и не так уж далеко, но и не так уж близко, чтобы отпускать старушку одну. Когда приходилось по немощи ехать пару остановок на трамвае, в мамину обязанность входило еще платить за билет, чтобы ее бабушка не нарушала субботы. Та, в свою очередь, принимала деятельное участие в воспитании внучки (мама-то ее работала). Она учила мою маму кулинарии и давала ей уроки нравственности. В частности, внушила ей не целоваться с мальчиками, так как от этого можно забеременеть. Когда папа встретился с моей мамой (а она уже окончила институт), как они оба уверяют, она в общем-то так и думала - дети рождаются от поцелуев!

Что еще? У прабабушки Суры было восемь сыновей и одна дочка - моя бабушка. Замуж ее выдали в 13 лет, когда проезжавший на подводе мимо их дома в местечке недалеко от Витебска молодой человек, увидел ее стоящей у изгороди, и на следующий день заслал сватов. Все братья переехали в Петроград в 17-18 гг. (тут м.б. ошибка) (вслед за первыми, поступившими в Университет), были дружны и часто встречались в доме своей мамы, жившей с единственной дочкой.

PS еще через десять дней в маминой памяти всплыла подробность - крутить курицу над головой в Йом-Кипур можно было, если в этот день не было месячных, о чем бабушка специально у внучки узнавала, а той врезалась эта подробность в память.

Январь 2018

PS Что за обряд такой, этот капорес, пытливые сами постараются узнать. Нечто вроде замены жертвоприношения (далеко не все иудеи его признавали и признают, но ортодоксальной среде он, говорят, сохранился).

О ЖИВШИХ ДО НАС

Одна подробность семейной истории (мама рассказала). В комнатах, в которых мы жили на Фонтанке 129, до нас жила семья, кого-то из членов которой (не знаю, кого именно) в 37 г. репрессировали, а оставшиеся на свободе, разбросанные по всему городу, срочно съезжались. В процессе этих переездов наша семья (мама с сестрой и родителями) как раз в 37 вселились в эти самые комнаты, в одной из которых я прожил первые 25 лет своей жизни. Среди расстрелянных людей с такой фамилией (Дубинкер) я никого что-то найти не смог... А про других репрессированных вроде и не узнать... Бог весть, кто были эти Дубинкеры, и что с ними случилось... От той семьи нам осталась, оказывается, большая напольная ваза и картина. Вот, теперь живи с этим. У кого-то в ФБ недавно читал, что разделение между детьми репрессированных и их палачей и стукачей проходит до сих пор... Палачей и стукачей у нас в семье вроде бы не было, да и назвали меня (в том числе) в честь папиного дяди, который был начальником шахты на Донбассе и был расстрелян в 37, Однако ж, жили мы на месте тех, кто сам был репрессирован, воспользовавшись, можно сказать, тяжелым моментом в их жизни... Не так все просто, и никакой тут четкой границы не провести. Я уж не говорю о том, что и эти Дубинкеры, и мои предки оказались в Ленинграде, скорее всего, после вынужденного бегства сами знаете кого... Ротации, т. ск., элит...

16 ноября 2018 г.

ДОПОЛНЕНИЕ 2024 г. к предыдущей записи.

Только сейчас к своему позору узнал, что проект «Последний адрес» в Питере начал осуществляться в 2015 г. с дома по Фонтанке 129 (см. рассказ об этом по ссылке). Это тот самый дом, в котором я прожил первые 25-26 лет своей жизни! Можете представить, как я потрясен этим открытием. Жаль, папе уже не расскажешь. Но есть еще кто-то родной, кому успею рассказать. Там пока установлены пять табличек, но Дубинкеров среди них нет. Не нашел я этой фамилии и на сайте Мемориала (признанного Иноагентом). Но вот такая память в семье сохранилась. Так что снова по случаю об этом пишу. Пока я жил и рос в этой квартире, ничего об этом не знал - молчали мои родные (можно понять - не принято было о таких вещах рассказывать среди на всю жизнь напуганных советских людей). Но хорошо хоть сейчас это все вспомнилось, не кануло в Лету.

https://www.poslednyadres.ru/video/video15.htm?fbclid=IwZXh0bgNhZW0CMTEAAR20zVQ-6zXC-KNzNB00hORf0EehooxJs9PwGPVYkk45oW9irKRpcaUYc5s_aem_ATLaPfgcZBlTlZrbSyDa-oRC61orMQzkze63zFTMD7BlY4W613xXbEv2egxiIIvfw-YxQCPEq50qSuZpdOGMJ3Er

22 февраля 2024

ДОРОГИЕ ДЕТАЛИ (из семейных воспоминаний о войне и блокаде)

-

В истории дома в Гатчине, где жила папина семья (с середины 20-х гг.), отразилась в сжатом виде история страны. Дом этот был на ул. Карла Маркса, до революции она называлась Баггову́товской в честь Карла Багговута - коменданта Гатчины, первого почётного гражданина города (переименована в честь другого Карла в 1922). Дом, в котором потом жила папина семья, был прежде домом морского духовенства. А во время войны в этом доме, как папа потом узнал, размещалось ГЕСТАПО. Улица шла до самого Варшавского вокзала. Когда началась эвакуация, и вокзал уже стали бомбить, папа (ему было 16, и он только что кончил 8 класс) со своей мамой и сестрами ждал отправления эшелона на вокзале. Тут его маме пришла в голову мысль послать сына проверить, заперла ли она дом! И он побежал - благо по прямой! Дом оказался заперт (потом, разумеется, из него все пропало, и они туда уже никогда не вернулись). По дороге обратно на вокзал папа видел как какой-то военный пытался из пистолета стрелять по немецкому бомбардировщику! На эшелон он успел, и через Ярославль (до него на поезде) они попали на барже в Башкирию, откуда уже его призвали в армию. Дедушка - его отец Бенцион Исаакович - сам приехал в Гатчину на машине за тестем и тещей, они считали, что немцы - культурный народ, и уезжать не нужно. Он сумел их увести в город и поддерживал из своего пайка, но потом сам свалился от перенапряженья - он был хирургом на Пулковских высотах (тут м.б. неточность), и от непрерывных операций сам не выдержал, слег. За это время они умерли от истощения. Сам дедушка выжил, похоронил тещу, но был так слаб, что не запомнил где, потом так и не нашли этого места. В то, что немцы культурный народ, и нечего беспокоиться, верил и другой мой дед - по маме, и только по настоянию его неграмотной тещи (Суря-Софьи), семья была эвакуирована. Она-то и спасла семью (о чем-то я уже как-то писал). Сам дедушка (мамин папа) всю блокаду был в Ленинграде, умер бы от истощения, если бы не друг, который спас его, отправив умирающего в госпиталь, где тот потом был оставлен инженером. В его комнату при госпитале в 44 г. и вернулась мама с сестрой и бабушкой из эвакуации. Вернуться в 44 г. было очень сложно, т.к. в город никого еще не пускали, но бабушка завербовалась рабочей на кирпичный завод, и так смогла приехать сама с детьми к мужу. Было страшно, т.к. все время происходили облавы на тех, кто вернулся в город незаконно, и маме приходилось от этих облав все время прятаться. Когда же режим стал менее жестким, мама пошла в школу. Училась она с великовозрастными выжившими, из которых немало было «блатных», вроде работниц булочных и проч. хлебных мест. В памяти осталось, как она по неосторожности повесила свое пальто на место, где должна была висеть шуба одной из таких дам. Едва удалось избежать побоев - отделалась бранью с ее стороны. Заступились неблатные блокадницы.

27 янв. 2019 г.

Еще папа вспомнил такой эпизод. На Пулковских высотах, когда его отец был сначала войны главным врачом и хирургом в полевом госпитале, раненых привозил с передовой на повозке возница. Наконец, он выбился из сил и отказался делать очередную ездку, тогда дед загнал патрон в ствол винтовки и навел ее на него... только так удалось заставить совсем обессилевшего человека снова отправиться за ранеными... Дед (ему было уже хорошо за 50) сам в конце концов обессилел от постоянных операций, и его увезли в госпиталь в тыл совершенно изможденного. Потом его выходили, и он встал в строй... Когда кончилась война, и ему предложили остаться в армии с перспективой полковничьего, а потом и генеральского звания, он отказался. Хватило - Первая мировая, Гражданская, Финская, Отечественная, наконец, - военные действия на Дальнем Востоке - против Японии. Более того, из хирургии он тоже ушел, остаток жизни помогал рождению новых людей (как заведующий гинекологическим отделением Гатчинской больницы).

27 января 2020

ОРДЕНА

Еще один семейный мемуар о войнах и наградах - папа раскололся, прочтя наградное представление на деда. Орден Красной звезды, которым был награжден дед, как папа говорит, пропал то ли по небрежности, то ли по небрежению папиной сестры, моей тети, которая говорила, что, мол, это чтО по сравнению с тем, как деда наградили при царе в Первую мировую - Владимиром с бантами за героизм на фронте и спасение раненых. «Владимира», правда, дедова сестра, папина тетя в 30-ые сдала в Торгсин, боясь такую вещь оставлять дома, да и деньги лишними не были. Не успел из-за революции дед получить и почетное гражданство (евреям его давали вместе с орденом Владимира вместо дворянства). Так обе награды - Владимир и Звезда - и пропали. Не знаю уж, что тут правда, что нет, но таково семейное предание.

11 мая 2015 г.