История про то, что два раза не вставать
Вот, собственно, в продолжение этого:
УЧИТЕЛЬНИЦА СИММЕТРИИ
Малыш был придворным парикмахером. То есть, его называли «придворный парикмахер», хотя господин Карлос, сын Карлоса, вовсе не был королём.
Господин Карлос был диктатором.
И ещё господин Карлос был человеком со странностями - его управлению принадлежал целый мир. В нём были земли африканские, земли индийские, земли тихоокеанские, земли латиноамериканские, и земли, каким-то чудом застрявшие посреди океана.
Он распоряжался ими очень давно, и пережил несколько войн из тех, что полыхали неподалёку, и провёл множество войн в своих владениях.
Восстания были безжалостно подавлены, и теперь в империи господина Карлоса царил мир.
Он был признан светочем нации. Один знаменитый мореплаватель был даже признан вторым по значимости национальным героем после господина Карлоса. Или же господина Карлоса признали таким же знаменитым, как этот мореплаватель, который впервые обогнул и впервые посетил.
Статуи обоих, впрочем, стояли рядом и были одного размера.
Господин Карлос, однако, ничего не посещал.
Он был затворник.
Ничего не было известно о господине Карлосе - ни то, как он живёт, ни когда он встаёт. Никто даже не знал, был ли он женат.
А обслуга господина Карлоса была выписана из дальних стран и не знала языка великой империи, над которой не заходило солнце. Французский повар попытался изучить родной язык господина Карлоса, польстившись на шипящие, будто жир на сковородке, звуки, да тут же и очутился под сенью своей знаменитой ажурной башни.
Остальная обслуга была умнее.
Поэтому парикмахер Свантессон лишних вопросов не задавал, а стриг да брил своего хозяина в полном молчании.
Собственно, и господином Карлосом называл его Свантессон про себя. Все поданные называли его Карлуш Второй, начисто забыв о том, чем прославился первый. Свантессон брил и стриг, и ничто не нарушало его безмятежного распорядка. Он отправлялся во дворец, будто гвардеец в свой караул.
А потом возвращался обратно в свою квартирку, утопающую в цветах.
Там ему приветливо улыбалась хозяйка (не произнося, впрочем, ни слова). Свантессону хозяйка нравилась, и он много раз представлял, как он положит руку ей на плечо, а потом они рухнут в пучину матраса, прибой одеяла накроет их, и останется только жаркий шепот, где все слова будут состоять из звука «ш-ш-ш».
Но дни шли за днями, а ничего не происходило. Свантессон шёл во дворец, господин Карлос появлялся из боковой двери (он делал ровно одиннадцать шагов и садился в кресло). Потом Свантессон брил его, и господин Карлос, беззвучно покидал комнату через другую дверь, сделав уже тринадцать шагов.
Хозяйка всё так же улыбалась ему, и время застыло, как солнце над империей господина Карлоса, которая, как было понятно, вовсе не была империей.
Но вот однажды, вернувшись домой, парикмахер Свантессон обнаружил перемену. Хозяйка показывала ему щенка.
Щенок был очень мил, и они одновременно наклонились к нему.
А наклонившись, они с размаху стукнулись лбами. Свантессон успел подхватить женщину, которая захлёбывалась своим взволнованным «ш-ш-ш». Они неловко упали на кровать Свантессона, и матрас принял их как море, всколыхнувшись. Одеяло спутало Свантессону ноги, но в ухо уже лилось настойчивое, как волна «ш-ш-ш».
Он очнулся нескоро, и долго глядел в далёкий, полный лепнины потолок. «Всю жизнь я мечтал о собаке», - отчего-то вспомнил он.
Но по комнатам уже разносился запах кофе.
В этот день он выучил своё первое слово из языка империи.
А через месяц, когда мореплаватель освоился и с волнами, и с прибоем, а также обнаружил, что есть масса способов добраться до цели путешествия - плывя на спине, на животе, сбоку, и всяко разно натягивая снасти, его хозяйка, как бы между делом, попросила подвинуть его кресло.
Нет, не это кресло, а то, за которым ты стоишь во дворце, милый. Подвинь его ко второй двери. Всего чуть-чуть, просто подвинь - и тогда от одной двери будет двенадцать шагов, и до другой двери - двенадцать шагов. Поровну, милый. Симметрия - это жизнь, милый, я правду тебе говорю. Только ш-ш-ш...
Свантессон успел удивиться тому, как точно всем известны эти шаги, но прибой накрыл его снова.
На следующий день он не сделал этого, и только на третий день он наклонился, будто бы случайно уронив ножницы, и толкнул кресло плечом.
Господин Карлос вошёл в комнату и молча совершил свой путь.
На секунду он остановился перед воображаемым креслом и сел в него, своё воображаемое кресло, стоявшее в шаге от настоящего.
Голова гулко стукнула в мраморный пол, будто якорь, брошенный знаменитым мореплавателем в неизвестной бухте.
В комнату вбежали гвардейцы, парикмахера схватили за руки, допросили - но он по-прежнему отвечал по-шведски, что ничего не понимает.
Он вернулся домой, зная, что возмездие неотвратимо и бежать ему некуда.
Это временная передышка - на несколько часов.
До Свантессона давно доходили смутные слухи о том, что бывает с врагами господина Карлоса, и он решил не медлить. Он ни о чём не жалел - он уже несколько раз обогнул свою жизнь, плавая в перинах своей постели, и теперь, впервые снял со стены старинный пистолет с длинным дулом.
Пистолет был заряжен, и Свантессон с ужасом глянул в чёрное и холодное пока дуло. Много лет оружие ждало свою жертву.
В этот момент в комнату зашла хозяйка.
В руках у неё был цветок.
Она подмигнула Свантессону и вложила гвоздику в дуло пистолета.
И, чтобы два раза не вставать - автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел
УЧИТЕЛЬНИЦА СИММЕТРИИ
Малыш был придворным парикмахером. То есть, его называли «придворный парикмахер», хотя господин Карлос, сын Карлоса, вовсе не был королём.
Господин Карлос был диктатором.
И ещё господин Карлос был человеком со странностями - его управлению принадлежал целый мир. В нём были земли африканские, земли индийские, земли тихоокеанские, земли латиноамериканские, и земли, каким-то чудом застрявшие посреди океана.
Он распоряжался ими очень давно, и пережил несколько войн из тех, что полыхали неподалёку, и провёл множество войн в своих владениях.
Восстания были безжалостно подавлены, и теперь в империи господина Карлоса царил мир.
Он был признан светочем нации. Один знаменитый мореплаватель был даже признан вторым по значимости национальным героем после господина Карлоса. Или же господина Карлоса признали таким же знаменитым, как этот мореплаватель, который впервые обогнул и впервые посетил.
Статуи обоих, впрочем, стояли рядом и были одного размера.
Господин Карлос, однако, ничего не посещал.
Он был затворник.
Ничего не было известно о господине Карлосе - ни то, как он живёт, ни когда он встаёт. Никто даже не знал, был ли он женат.
А обслуга господина Карлоса была выписана из дальних стран и не знала языка великой империи, над которой не заходило солнце. Французский повар попытался изучить родной язык господина Карлоса, польстившись на шипящие, будто жир на сковородке, звуки, да тут же и очутился под сенью своей знаменитой ажурной башни.
Остальная обслуга была умнее.
Поэтому парикмахер Свантессон лишних вопросов не задавал, а стриг да брил своего хозяина в полном молчании.
Собственно, и господином Карлосом называл его Свантессон про себя. Все поданные называли его Карлуш Второй, начисто забыв о том, чем прославился первый. Свантессон брил и стриг, и ничто не нарушало его безмятежного распорядка. Он отправлялся во дворец, будто гвардеец в свой караул.
А потом возвращался обратно в свою квартирку, утопающую в цветах.
Там ему приветливо улыбалась хозяйка (не произнося, впрочем, ни слова). Свантессону хозяйка нравилась, и он много раз представлял, как он положит руку ей на плечо, а потом они рухнут в пучину матраса, прибой одеяла накроет их, и останется только жаркий шепот, где все слова будут состоять из звука «ш-ш-ш».
Но дни шли за днями, а ничего не происходило. Свантессон шёл во дворец, господин Карлос появлялся из боковой двери (он делал ровно одиннадцать шагов и садился в кресло). Потом Свантессон брил его, и господин Карлос, беззвучно покидал комнату через другую дверь, сделав уже тринадцать шагов.
Хозяйка всё так же улыбалась ему, и время застыло, как солнце над империей господина Карлоса, которая, как было понятно, вовсе не была империей.
Но вот однажды, вернувшись домой, парикмахер Свантессон обнаружил перемену. Хозяйка показывала ему щенка.
Щенок был очень мил, и они одновременно наклонились к нему.
А наклонившись, они с размаху стукнулись лбами. Свантессон успел подхватить женщину, которая захлёбывалась своим взволнованным «ш-ш-ш». Они неловко упали на кровать Свантессона, и матрас принял их как море, всколыхнувшись. Одеяло спутало Свантессону ноги, но в ухо уже лилось настойчивое, как волна «ш-ш-ш».
Он очнулся нескоро, и долго глядел в далёкий, полный лепнины потолок. «Всю жизнь я мечтал о собаке», - отчего-то вспомнил он.
Но по комнатам уже разносился запах кофе.
В этот день он выучил своё первое слово из языка империи.
А через месяц, когда мореплаватель освоился и с волнами, и с прибоем, а также обнаружил, что есть масса способов добраться до цели путешествия - плывя на спине, на животе, сбоку, и всяко разно натягивая снасти, его хозяйка, как бы между делом, попросила подвинуть его кресло.
Нет, не это кресло, а то, за которым ты стоишь во дворце, милый. Подвинь его ко второй двери. Всего чуть-чуть, просто подвинь - и тогда от одной двери будет двенадцать шагов, и до другой двери - двенадцать шагов. Поровну, милый. Симметрия - это жизнь, милый, я правду тебе говорю. Только ш-ш-ш...
Свантессон успел удивиться тому, как точно всем известны эти шаги, но прибой накрыл его снова.
На следующий день он не сделал этого, и только на третий день он наклонился, будто бы случайно уронив ножницы, и толкнул кресло плечом.
Господин Карлос вошёл в комнату и молча совершил свой путь.
На секунду он остановился перед воображаемым креслом и сел в него, своё воображаемое кресло, стоявшее в шаге от настоящего.
Голова гулко стукнула в мраморный пол, будто якорь, брошенный знаменитым мореплавателем в неизвестной бухте.
В комнату вбежали гвардейцы, парикмахера схватили за руки, допросили - но он по-прежнему отвечал по-шведски, что ничего не понимает.
Он вернулся домой, зная, что возмездие неотвратимо и бежать ему некуда.
Это временная передышка - на несколько часов.
До Свантессона давно доходили смутные слухи о том, что бывает с врагами господина Карлоса, и он решил не медлить. Он ни о чём не жалел - он уже несколько раз обогнул свою жизнь, плавая в перинах своей постели, и теперь, впервые снял со стены старинный пистолет с длинным дулом.
Пистолет был заряжен, и Свантессон с ужасом глянул в чёрное и холодное пока дуло. Много лет оружие ждало свою жертву.
В этот момент в комнату зашла хозяйка.
В руках у неё был цветок.
Она подмигнула Свантессону и вложила гвоздику в дуло пистолета.
И, чтобы два раза не вставать - автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел