Сон Рыбы, в котором все светятся
Рыба сказала. Рыба сказала. Рыба сделала головокружительное сальто, разбросав по стенам и земляному полу разноцветные калейдоскопные огни и немного чешуи, и сказала у меня в голове.
- Тень вашей Феи храпит, портрет, - Рыба сказала. Я поперхнулся травяным чаем. Знаете, женщины, даже призраки, любят заваривать травяные чаи. Тень Феи не исключение. Иногда их отвары бывают настолько экзотичны, что пить их нельзя, даже если вы неживой, и можно только делать вид, что вы пьёте, а потом незаметно выплёскивать напиток в кадку с цветком или куда-нибудь на пол, земляной, к примеру, как у нас. Я удивился.
- Помилуй, Рыба, она же призрак, тень, видение, воспоминание, она бесплотна, она не может храпеть, потому что даже я не помню её храпящей, это совершенно невозможно!
- Значит, храпите вы! - сделала свой вывод Рыба и уставилась на меня. - Что будем с этим делать?
- Но я тоже не могу храпеть, я портрет!
- Но кто-то же храпит! - возразила мне Рыба. - И это не я, Рыбы не храпят. Вот, послушайте!
Мы прислушались. Сначала было тихо. Потом, словно наверху проехал трамвай, - зазвенели на деревянной полке пустые бутылки, которые собирала Тень моей Феи в надежде когда-нибудь оклеить их лепестками ипомеи, осыпавшейся рыбьей чешуёй и скорлупой от чего-нибудь. «Вдруг в Вас, Портрет, поселятся дрозды или скворцы, приняв нору за скворечник, а у них красивые яйца». О том, что во мне могут поселиться драконы или василиски, приняв нору за нору, и у них тоже могут быть красивые яйца, она не думала, отмахнувшись, - «не городите ересь, их не существует».
Вода в аквариуме Рыбы пошла рябью, мелко задрожала лампа, потянуло сквозняком и... раздался тоненький храп, больше похожий на свист крошечного чайника.
- Ну, что я вам говорила! Скажете, это не вы?!
- Рыба, дорогая, разве я сплю?
- Кто вас, портретов, знает, может, вы и наяву храпите! Что делать-то будем?
Мы стали прислушиваться, откуда идёт храп. Он шёл из того угла, куда я всё это время выплёскивал феин «чай». Во мне стали зарождаться нехорошие подозрения. Рыба тоже пила или «пила» тот многообещающий успокоительный напиток из сена.
- Скажи-ка, - спросил я у неё, - а куда ты выплёскивала чай? - И Рыба глазами показала мне тот же самый угол. ТАМ было темно. Свет лампы своими робкими пальчиками туда не дотягивался, глубокая, как враний зрак, тьма храпела и свистела слабыми высокими переливами. Рыба закрутилась в банке, чтобы создать лизергиновое сияние, через пару минут, наконец, вода засветилась голубым, и мы увидели нечто в том, самом тёмном углу погреба, в углу, который темнее самой тёмной души и самого чёрного бархатного платья.
Нечто пушистое слегка фосфоресцировало как старый компас, - а иначе не могло быть в погребе, - и храпело. В голове я услышал шёпот Рыбы: «портрет, потыкайте его палочкой, что это за плевок природы?» Я вовремя вспомнил, Кисанька, что я тиран и сатрап, и подумал в ответ: «вот ещё». Так мы и смотрели на это, пока оно, видимо, от нашего настойчивого внимания, не проснулось. По крайней мере, перестало храпеть и свистеть. Рыба плеснула на него водой.
- Эй, ты кто? И как ты тут оказался? Оказалась? Оказалось? Простите! Алло! -- спросили мы. Я вслух, а Рыба - внутри моей головы. Мохнатое зашевелилось и выползло из глухой мрачной тени поближе к банке с Универсальной Рыбой, и я увидел, что это... тоже рыба. Только пушистая и бледная, отсвечивающая фосфором в темноте. Наша Рыба, болтавшая было до этого какую-то чепуху мне в ухо, замолчала, глаза её почти выкатились из орбит, а улыбка делалась всё шире и глупее. Меховая рыба посмотрела тем местом, где у неё должны были быть глаза на нашу, и, как, мне показалось, слегка изменила облик. Универсальная Рыба была почти в обмороке.
- Э, простите пожалуйста, но Вы кто? - спросил я снова. Пушистая вроде бы рыба оглянулась, - разве рыбы умеют оглядываться? - и на меня посмотрел меховой флюоресцирующий я. «Посмотрел» - сильно сказано, глаз под пухом видно не было, но зато ощущение, что на тебя смотрят, - было.
«Ущипните, меня, портрет, ущипните скорей, я вижу Универсальную Рыбу всех Универсальных Рыб! Это случается раз в десятитысячелетие! О, видимо сегодня парад планет и лунное затмение, а также слониха села на ежа!» Я пожал плечами, - я-то видел овцеобразного себя, вдобавок ко всему, без глаз.
«И рыба и мясо», если так можно выразиться, засмеялся и внезапно рассыпался как пшено. Потом, словно спохватившись, собрался снова в портрет («в Рыбу!») и важно сказал:
- Я ваш друг, и в благодарность за то, что вы провели меня в этот мир, готов провести вас куда желаете! Можете лизнуть или нюхнуть меня с любой удобной вам стороны, и вам откроются врата в интереснейшие места!
Честно говоря, после кактусов и ипомеи соглашаться на предложения незнакомых неопознанных субъектов меня не тянуло. Я прекрасно помнил Алису в Стране чудес. Но наша Рыба! Наша Рыба уже наполовину вылезла из банки и занюхивала непонятную субстанцию в обе ноздри! Я не успел даже слова подумать! А если! - И тут облачко чего-то полетело мне в нос. Довольная Рыба смотрела на меня совершенно безумными глазами.
- Вдыхай, портре-ет! - услышал я счастливейший голос. И вдохнул.
Мы катились с розовой горки, взявшись за руки. Вернее, я своим плавником держал за светящуюся воображаемую руку портрет, а впереди нас мчалась кудлатая жёлтая овца с синей надписью вдоль спины «ТОЖЕ РЫБА», рассыпающая зеленоватые искры.
- Постойте, но я же! - булькнул я в мозге, намного более старом, чем мой.
- Молчите, Портрет, тут вы это я, а я это вы, и это так весело! - заржала, нет, заржал другой я голосом Рыбы. И мы въехали на следующую горку. Овца радостно блеяла, размахивая копытами, в которых были зажаты леденцы в виде рыбы, антропоморфного нечто, - видимо, символизирующего меня, овцы, больше похожей на грибочек, и пару ветрячков с блестящими вертушками. Небо беззаботного оранжевого цвета, переходящего на горизонте в нежный светло-зеленый было утыкано голубыми ромашками «это незабудки, Портрет! То есть, Рыба!», а мы слегка задержались на верхушке очередной горки, чтобы со свистом скатиться вниз. Овца осклабилась, радостно вздохнула и откусила у леденцовой рыбы хвост.
- Ой! - сказала бывшая Рыба, нынче временно я. - Порт... Рыба, у тебя хвост пропал! - И отвесила затрещину овце. - Не смей жрать моего друга, как я его домой верну, частично утерянного?
Овца виновато пожала плечами. А я подумал о том, можно ли давать подзатыльник предполагаемой Универсальной Рыбе Универсальных Рыб, не чревато ли это, но додумать мысль не успел. Потому что без хвоста мне сделалось как-то неуютно и во время спуска стало заносить в сторону. Рулить мне было нечем. Вокруг меня торчали холмы и кочки, меняющие свой цвет подобно неоновой вывеске, а я скакал по ним взбесившимся мячом и никак не мог остановиться. «В конце концов, ты же тиран и деспот, прикажи сееб что-нибудь» - подумал я и помахал плавниками перед носом. Плавники светились голубенькими, желтенькими и розовыми точечками. «Миленько». «Что значит, «миленько?» Какое «миленько?» Тормози давай плавниками, деспот!» И я принялся тормозить. Вы когда-нибудь пытались, разогнавшись, резко остановиться на ледяной горке?
Остановился я далеко, где-то та-а-ам, оставив за собой красивый слегка извивающийся след из разноцветной чуть светящейся чешуи, и видимо, теперь я отполирован до зеркального блеска, по меньшей мере, частично. Передо мной рос гигантский... Наверно, ясень. Да, это был огромный красный ясень, с корнями, опоясывающими землю и уходящими куда-то вглубь, и ветвями, подпирающими небеса в незабудках. В ясене было дупло, из которого торчало дно алюминиевой кружки. «Какой идиот загнал столь неподходящий предмет в такое прекрасное дерево?» - подумал я и осёкся. Что-то мне это напоминало, но после этих безумных горок я оказался здесь, а мои воспоминания никак не могли меня догнать, а, может, и вообще остались в Рыбе, которая сейчас была мною.
- Ты можешь задать мне один вопрос, Рыба, ставшая полууниверсальной. Не про любимую.
Я попытался было возразить, что я не рыба, и про любимую спрашивать не собирался, и задумался над главным вопросом бытия, но тут раздался дружный усиливающийся вопль, отдающийся эхом от холмов - ааааааААААААААА - и в меня врезались Рыба, ставшая мною и овца с салатовой надписью вдоль спины «ТОЖЕ РЫБА!» Они совершенно идиотски улыбались.
- А это что за тупая хреновина? - спросила Рыба-я и вцепилась в кружку. За неё передними копытами ухватилась овца, а задними упёрлась в ясень.
- Это не хреновина! - ответил ясень. Это - великая пробка!
При этих словах общими усилиями кружка была с оглушающим звуком вывинчена из дупла, а Универсальная Рыба-я и овца с теперь малиновой надписью «ТОЖЕ РЫБА!» грохнулись на земь. Внезапная тишина сменилась таким звуком, словно великан размером со вселенную решил выпить через трубочку нашу галактику и нас всосало в дупло. Последней туда втянуло кружку и она встала на своё прежнее место. Мы мчались по какому-то тоннелю, как послания по пневмопочте.
Дождь и ветер... Откуда? Я открыл глаза. Надо мной склонились тени Моей Феи. Они махали на меня старыми газетами. Я постарался сфокусироваться. Помахать плавниками. Не получилось. «Портрет, вы, часом, не думаете, что вы - вуалехвост? Не переживайте, вы даже не вобла,» - шепнула мне моя подруга. Рыба вяло плавала в банке, полузакрыв глаза.
- Совсем сдурели от лени, бездельники, развели тут говорящую плесень! - с этими словами тень моей Феи взяла ведро, тряпку, какой-то хитрый порошок и аккуратно вымыла то место, где утром храпел в темноте мохнатый ком.
Нынешним вечером она заварила обычный чай с чабрецом. Хотя я заметил, что она всё-таки краем глаза следила, куда он выльется, в рот или в самый тёмный незаметный угол.
- Тень вашей Феи храпит, портрет, - Рыба сказала. Я поперхнулся травяным чаем. Знаете, женщины, даже призраки, любят заваривать травяные чаи. Тень Феи не исключение. Иногда их отвары бывают настолько экзотичны, что пить их нельзя, даже если вы неживой, и можно только делать вид, что вы пьёте, а потом незаметно выплёскивать напиток в кадку с цветком или куда-нибудь на пол, земляной, к примеру, как у нас. Я удивился.
- Помилуй, Рыба, она же призрак, тень, видение, воспоминание, она бесплотна, она не может храпеть, потому что даже я не помню её храпящей, это совершенно невозможно!
- Значит, храпите вы! - сделала свой вывод Рыба и уставилась на меня. - Что будем с этим делать?
- Но я тоже не могу храпеть, я портрет!
- Но кто-то же храпит! - возразила мне Рыба. - И это не я, Рыбы не храпят. Вот, послушайте!
Мы прислушались. Сначала было тихо. Потом, словно наверху проехал трамвай, - зазвенели на деревянной полке пустые бутылки, которые собирала Тень моей Феи в надежде когда-нибудь оклеить их лепестками ипомеи, осыпавшейся рыбьей чешуёй и скорлупой от чего-нибудь. «Вдруг в Вас, Портрет, поселятся дрозды или скворцы, приняв нору за скворечник, а у них красивые яйца». О том, что во мне могут поселиться драконы или василиски, приняв нору за нору, и у них тоже могут быть красивые яйца, она не думала, отмахнувшись, - «не городите ересь, их не существует».
Вода в аквариуме Рыбы пошла рябью, мелко задрожала лампа, потянуло сквозняком и... раздался тоненький храп, больше похожий на свист крошечного чайника.
- Ну, что я вам говорила! Скажете, это не вы?!
- Рыба, дорогая, разве я сплю?
- Кто вас, портретов, знает, может, вы и наяву храпите! Что делать-то будем?
Мы стали прислушиваться, откуда идёт храп. Он шёл из того угла, куда я всё это время выплёскивал феин «чай». Во мне стали зарождаться нехорошие подозрения. Рыба тоже пила или «пила» тот многообещающий успокоительный напиток из сена.
- Скажи-ка, - спросил я у неё, - а куда ты выплёскивала чай? - И Рыба глазами показала мне тот же самый угол. ТАМ было темно. Свет лампы своими робкими пальчиками туда не дотягивался, глубокая, как враний зрак, тьма храпела и свистела слабыми высокими переливами. Рыба закрутилась в банке, чтобы создать лизергиновое сияние, через пару минут, наконец, вода засветилась голубым, и мы увидели нечто в том, самом тёмном углу погреба, в углу, который темнее самой тёмной души и самого чёрного бархатного платья.
Нечто пушистое слегка фосфоресцировало как старый компас, - а иначе не могло быть в погребе, - и храпело. В голове я услышал шёпот Рыбы: «портрет, потыкайте его палочкой, что это за плевок природы?» Я вовремя вспомнил, Кисанька, что я тиран и сатрап, и подумал в ответ: «вот ещё». Так мы и смотрели на это, пока оно, видимо, от нашего настойчивого внимания, не проснулось. По крайней мере, перестало храпеть и свистеть. Рыба плеснула на него водой.
- Эй, ты кто? И как ты тут оказался? Оказалась? Оказалось? Простите! Алло! -- спросили мы. Я вслух, а Рыба - внутри моей головы. Мохнатое зашевелилось и выползло из глухой мрачной тени поближе к банке с Универсальной Рыбой, и я увидел, что это... тоже рыба. Только пушистая и бледная, отсвечивающая фосфором в темноте. Наша Рыба, болтавшая было до этого какую-то чепуху мне в ухо, замолчала, глаза её почти выкатились из орбит, а улыбка делалась всё шире и глупее. Меховая рыба посмотрела тем местом, где у неё должны были быть глаза на нашу, и, как, мне показалось, слегка изменила облик. Универсальная Рыба была почти в обмороке.
- Э, простите пожалуйста, но Вы кто? - спросил я снова. Пушистая вроде бы рыба оглянулась, - разве рыбы умеют оглядываться? - и на меня посмотрел меховой флюоресцирующий я. «Посмотрел» - сильно сказано, глаз под пухом видно не было, но зато ощущение, что на тебя смотрят, - было.
«Ущипните, меня, портрет, ущипните скорей, я вижу Универсальную Рыбу всех Универсальных Рыб! Это случается раз в десятитысячелетие! О, видимо сегодня парад планет и лунное затмение, а также слониха села на ежа!» Я пожал плечами, - я-то видел овцеобразного себя, вдобавок ко всему, без глаз.
«И рыба и мясо», если так можно выразиться, засмеялся и внезапно рассыпался как пшено. Потом, словно спохватившись, собрался снова в портрет («в Рыбу!») и важно сказал:
- Я ваш друг, и в благодарность за то, что вы провели меня в этот мир, готов провести вас куда желаете! Можете лизнуть или нюхнуть меня с любой удобной вам стороны, и вам откроются врата в интереснейшие места!
Честно говоря, после кактусов и ипомеи соглашаться на предложения незнакомых неопознанных субъектов меня не тянуло. Я прекрасно помнил Алису в Стране чудес. Но наша Рыба! Наша Рыба уже наполовину вылезла из банки и занюхивала непонятную субстанцию в обе ноздри! Я не успел даже слова подумать! А если! - И тут облачко чего-то полетело мне в нос. Довольная Рыба смотрела на меня совершенно безумными глазами.
- Вдыхай, портре-ет! - услышал я счастливейший голос. И вдохнул.
Мы катились с розовой горки, взявшись за руки. Вернее, я своим плавником держал за светящуюся воображаемую руку портрет, а впереди нас мчалась кудлатая жёлтая овца с синей надписью вдоль спины «ТОЖЕ РЫБА», рассыпающая зеленоватые искры.
- Постойте, но я же! - булькнул я в мозге, намного более старом, чем мой.
- Молчите, Портрет, тут вы это я, а я это вы, и это так весело! - заржала, нет, заржал другой я голосом Рыбы. И мы въехали на следующую горку. Овца радостно блеяла, размахивая копытами, в которых были зажаты леденцы в виде рыбы, антропоморфного нечто, - видимо, символизирующего меня, овцы, больше похожей на грибочек, и пару ветрячков с блестящими вертушками. Небо беззаботного оранжевого цвета, переходящего на горизонте в нежный светло-зеленый было утыкано голубыми ромашками «это незабудки, Портрет! То есть, Рыба!», а мы слегка задержались на верхушке очередной горки, чтобы со свистом скатиться вниз. Овца осклабилась, радостно вздохнула и откусила у леденцовой рыбы хвост.
- Ой! - сказала бывшая Рыба, нынче временно я. - Порт... Рыба, у тебя хвост пропал! - И отвесила затрещину овце. - Не смей жрать моего друга, как я его домой верну, частично утерянного?
Овца виновато пожала плечами. А я подумал о том, можно ли давать подзатыльник предполагаемой Универсальной Рыбе Универсальных Рыб, не чревато ли это, но додумать мысль не успел. Потому что без хвоста мне сделалось как-то неуютно и во время спуска стало заносить в сторону. Рулить мне было нечем. Вокруг меня торчали холмы и кочки, меняющие свой цвет подобно неоновой вывеске, а я скакал по ним взбесившимся мячом и никак не мог остановиться. «В конце концов, ты же тиран и деспот, прикажи сееб что-нибудь» - подумал я и помахал плавниками перед носом. Плавники светились голубенькими, желтенькими и розовыми точечками. «Миленько». «Что значит, «миленько?» Какое «миленько?» Тормози давай плавниками, деспот!» И я принялся тормозить. Вы когда-нибудь пытались, разогнавшись, резко остановиться на ледяной горке?
Остановился я далеко, где-то та-а-ам, оставив за собой красивый слегка извивающийся след из разноцветной чуть светящейся чешуи, и видимо, теперь я отполирован до зеркального блеска, по меньшей мере, частично. Передо мной рос гигантский... Наверно, ясень. Да, это был огромный красный ясень, с корнями, опоясывающими землю и уходящими куда-то вглубь, и ветвями, подпирающими небеса в незабудках. В ясене было дупло, из которого торчало дно алюминиевой кружки. «Какой идиот загнал столь неподходящий предмет в такое прекрасное дерево?» - подумал я и осёкся. Что-то мне это напоминало, но после этих безумных горок я оказался здесь, а мои воспоминания никак не могли меня догнать, а, может, и вообще остались в Рыбе, которая сейчас была мною.
- Ты можешь задать мне один вопрос, Рыба, ставшая полууниверсальной. Не про любимую.
Я попытался было возразить, что я не рыба, и про любимую спрашивать не собирался, и задумался над главным вопросом бытия, но тут раздался дружный усиливающийся вопль, отдающийся эхом от холмов - ааааааААААААААА - и в меня врезались Рыба, ставшая мною и овца с салатовой надписью вдоль спины «ТОЖЕ РЫБА!» Они совершенно идиотски улыбались.
- А это что за тупая хреновина? - спросила Рыба-я и вцепилась в кружку. За неё передними копытами ухватилась овца, а задними упёрлась в ясень.
- Это не хреновина! - ответил ясень. Это - великая пробка!
При этих словах общими усилиями кружка была с оглушающим звуком вывинчена из дупла, а Универсальная Рыба-я и овца с теперь малиновой надписью «ТОЖЕ РЫБА!» грохнулись на земь. Внезапная тишина сменилась таким звуком, словно великан размером со вселенную решил выпить через трубочку нашу галактику и нас всосало в дупло. Последней туда втянуло кружку и она встала на своё прежнее место. Мы мчались по какому-то тоннелю, как послания по пневмопочте.
Дождь и ветер... Откуда? Я открыл глаза. Надо мной склонились тени Моей Феи. Они махали на меня старыми газетами. Я постарался сфокусироваться. Помахать плавниками. Не получилось. «Портрет, вы, часом, не думаете, что вы - вуалехвост? Не переживайте, вы даже не вобла,» - шепнула мне моя подруга. Рыба вяло плавала в банке, полузакрыв глаза.
- Совсем сдурели от лени, бездельники, развели тут говорящую плесень! - с этими словами тень моей Феи взяла ведро, тряпку, какой-то хитрый порошок и аккуратно вымыла то место, где утром храпел в темноте мохнатый ком.
Нынешним вечером она заварила обычный чай с чабрецом. Хотя я заметил, что она всё-таки краем глаза следила, куда он выльется, в рот или в самый тёмный незаметный угол.