Инфаркт: как это бывает в 38
Оригинал взят у stnk в post
Иветта Лизетта Мюзетта Жанетта Жоржетта. Вся жизнь моя вами как солнцем июльским согрета. Иногда так бывает, что в голову проникает кусок какой-нибудь дурацкой песни и начинает свою собственную жизнь, заключающуюся в тупом прокручивании по кругу. Тебе хочется выковырять из мозга тупые мелодию и текст, но они словно тараканы, засевшие в щели между стеной и кухонным шкафом - не давались.
Разумеется, на моей свадьбе в голове не было подобных песен Андрея Миронова. Да я и не тосковал по женским именам прошлого - более того, меня к тому времени все так задолбали, что жалеть быть не о чем. А сейчас я ехал в больницу в автомобиле скорой помощи, в мозгах мелькали эти идиотские имена и после каждого перед глазами возникала бутылка того или иного алкоголя. Виски, текила, шампанское, коньяк, вино, пиво, граппа, шнапс, лемончела и все остальное. Я еще ничего не знал наверняка, но что-то внутри подсказывало, что больше никогда этого не буду пить. Меня ждала новая жизнь, в которую машина ехала очень медленно, по причине традиционных московских водил, которые весьма неохотно пропускали скорую помощь сквозь свои тесные ряды.
Я ехал и вспоминал прошедшую жизнь. Свой первый стакан пива пятнадцать лет назад, девушку , сидевшую тогда на коленях, клуб где это было, игравшую музыку и своего тогдашнего приятеля пившего напротив. Перед глазами проносились веселые годы вечеринок и море рюмок, кружек, фужеров, бокалов, стопок. Мне было достаточно плохо, но я ни о чем не жалел из прошлого - все было так как сам хотел.
Сидевшая в машине врач иногда что-то говорила мне. Рассказывала как тяжело работать, какое у них в отрасли неправильное руководство и прочие обычные для нашей страны вещи. В какой-то момент заметила, что сама бы она ни за что не стала пользоваться услугами отечественной бесплатной медицины. Когда тебя везут в обычную больницу подобные фразы, разумеется, невероятно сильно воодушевляют.
Все началось около недели назад. Сначала после очередной пьянки ты наутро плохо себя чувствуешь. А у кого такого не было? Думаешь скоро это пройдет, а оно не проходит и с каждым днем все хуже и хуже. И когда ты уже практически не ходишь, то выхода нет - набираешь телефон скорой. Они приехали быстро - минут за 15. И были хорошо подготовлены - какие-то аппараты, уколы, лекарства. Еще минут через 20 приехала еще одна бригада, которая обычно развозит по больницам.
- Собирайтесь, мы вас забираем.
- Но я не могу так сразу. Давайте я завтра. Мне надо что-то доделать по работе, попрощаться с женой, морально подготовить себя. Ведь я же могу отказаться от госпитализации - не повезете же меня насильно.
- Парень не дури. У тебя скорее всего инфаркт и если ты будешь страдать херней, то завтра может и не наступить для тебя. Десять минут и все - ты едешь с нами.
Две в синих комбинезонах женщины-врача с крашенными в светлое волосами и усталыми лицами были очень убедительны - им было абсолютно наплевать на возражения. Уверен, они уже насмотрелись на дебилов типа меня и даже много похлеще.
В больницу привезли часам к шести вечера. Не обращая внимания на мои протесты, посадили в инвалидное кресло и покатили к лифту, чтобы поднять на третий этаж в реанимацию. Как я потом понял своими ногами туда было запрещено прибывать - только в кресле либо на каталке.
В реанимации было всего три палаты - две женских и одна мужская. Как я позже увидел - во всем кардиологическом отделении сохранялась та же пропорция - слабого пола было в два раза больше. Видимо мужики просто меньше доживали до больниц лечащих болезни сердца. Это обычное дело - посмотрите на наше старичье. У многих моих друзей (и у меня) отцы уже умерли.
Палатами в полном смысле назвать это было нельзя. Поскольку не было стены между коридором и помещением с кроватями - раньше это наверное просто был холл с диванами и телевизором. А теперь там стояло шесть-семь спальных мест и на стене возле каждой были какие-то приборы и кнопки. С точки зрения медицины это было удобно - ты всегда на виду у врачей и медсестер.
После краткого опроса и осмотра (в том числе какими-то приборами), на меня нацепили катетер (небольшой кран на вену правой руки) и потом, уложив в кровать, сделали несколько уколов, накормили таблетками и поставили капельницу, с которой предстояло провести всю ночь. Рядом с кроватью поставили утку, куда нужно было справлять нужду. Все остальные рядом лежавшие (человек пять-шесть) существовали в аналогичном режиме.
Ночь прошла достаточно спокойно. После всех этих препаратов я чувствовал себя немного полегче. Но спал не очень хорошо. Ото всюду постоянно доносился чей-то храп и простите за выражение пердеж. Потом я привык к этому - в больнице постоянно храпели, сопели, пердели, бормотали. Иногда посреди ночи кто-нибудь неловко махнув рукой ронял на пол судно и тогда его металлический грохот страшным звоном на весь коридор заставлял открыть глаза. Случалось какая-нибудь старушка из соседнего блока начинала страшно орать "помираю помираю" и приходилось ждать пока медики ее утихомирят.
Поутру меня посадили в кресло и начали возить на разного рода обследования - анализы крови, рентгены, узи и прочие интересные вещи. Сидеть в инвалидном кресле было несколько сомнительно, но потом когда через пару дней мне разрешили ходить, я понял преимущества кресла. В нем в сопровождении медсестры ты везде был без очереди. А вот без кресла приходилось сидеть в небыстрых очередях, с состоящих из старых больных людей повышенной истеричности.
Вообще как оказалось, я был самым молодым в отделении. На нашем этаже (и в реанимации и в обычных палатах) всем было по 60-90 лет. Наверное, можно было отыскать кого-то и в промежутке 50-60. Но мне то не было еще и 40. И это очень расстраивало меня само по себе (ну надо же было так вляпаться в молодом возрасте) и плюс мешало нормально общаться - все это старичье было из другой вселенной. Совсем не моей.
Диагноз мне поставили достаточно быстро - инфаркт, перенесенный на ногах и куча других проблем с сердцем (одни из которых привели к инфаркту, другие последовали из него). Это меня не обрадовало, но деваться было некуда - надо было пытаться жить дальше, и причем совсем новой другой жизнью. Врач сказал, что к инфарктам людей приводят три вещи (ничего нового) - много алкоголя, много работы, лишний вес. У меня всего этого было достаточно и в последние года два и в целом по жизни. Так что все закономерно. Я пытался отшутится, спросив не входят ли в эти причины еще и наличие жены, и врач впервые улыбнулся за время разговора со мной.
Удивительно, но больница меня не раздражала. Сказалось, что в детстве я наверное пару лет в сумме пролежал в больницах - поэтому их ощущение было мне очень знакомо. Плюс все эти спортивные лагеря с общими палатами - в общем я чувствовал себя как рыба в воде, валяясь на кровати среди кучи других людей. И даже больничная пища - скупая, холодная и невкусная - она казалась чем-то родным и до боли знакомым. Аппетита у меня не было и я потреблял ее просто для поддержки жизнедеятельности - эта задача была ей по плечу.
С самого начала меня поразила в больнице одна странность. Там была некоторая форма нищеты. Не было ложек, вилок, чашек (еду приносили просто без них), не было питьевой воды, полотенец, туалетной бумаги - все это больным приносили родственники из дома. Но при этом было очень много персонала, очень много оборудования, лекарств и препаратов. Я не мог понять - то ли это были особенности национального воровства, то ли идиотизм снабжения? Меня невероятно порадовали кровати - они были великолепны. С электронным пультом управления, который делал ее выше или ниже относительно пола, либо менял угол сгиба спинки, благодаря которому оно превращалось чуть ли не в кресло и невероятно клевый матрас. Лежать на такой кровати было невероятно приятно. Хотя окружающие деды время от времени пытались испортить наслаждение моим болезненным отдыхом.
Помню в первое утро, один из них достал электробритву и около получаса жужжал ею, выскребая свою морщинистую кожицу. Мне казалось он сошел с ума и ушел в параллельный мир. Он, сидя на кровати, словно медитировал или молился водя взад-вперед по лицу и шее этим скрипящим механизмом. Когда он закончил, вступил другой дед с другой электробритвой. А потом третий. Это продолжалось часа полтора. Я так и не понял, почему они не брились одновременно - розеток ведь было навалом?
Лечились все эти деды довольно странно. Они постоянно за глаза поливали врачей грязью и обвиняли во всех смертных грехах. При этом никто из больных никогда не говорил о том, что источник их проблем со здоровьем заключался в том, что они всю жизнь попросту бухали всякое дешевое мерзкое пойло в невероятных количествах. Все они были алкоголиками до одного и постоянно вспоминали о днях пьянства, говорили как им хочется накатить и обсуждали алко. Как я понял если ты не бухаешь, то получить инфаркт тебе совсем не просто. У многих пациентов за плечами было по два-три инфаркта. Но при этом все они курили в туалетах и мечтали о том как будут пить когда их выпишут. Им нечего было терять в 60-90 лет поэтому они часто по серьезке обсуждали нужно ли им вообще лечиться - может лучше просто удариться в большую последнюю пьянку?
А пока они пили таблетки. Но делали это не как нормальные люди. У каждого больного был свой пенал с четыремя отделениями - утро, день, вечер, ночь - с соответствующей горстью таблеток. Деды материли эти колеса, говорили, что их прописывают от балды. Они, бесконечно при этом споря, допрашивали медиков на счет названия и смысла каждой таблетки. Записывали информацию в блокноты, потом перезванивали родственникам и просили проверить по медицинским справочниками эти лекарства. После чего часть таблеток просто тайком выкидывали. А остальные выпивали залпом, чокаясь с тостом "назло всем кавказским долгожителям". Мне было очень жалко врачей - работать с такими больными - это просто пытка.
Еще одна пытка была слушать разговоры этих дедов. В палате откуда то появилась муха. И они больше часа обсуждали как ее изловить и убить. Каждый рассказал на тему борьбы с мухами по несколько историй из своей жизни. Кончилось это тем, что они решили налить в блюдце воды с сахаром и ждать пока муха там утонет. Ясное дело охота не окончилась успехом.
В другой раз кто-то из стариков стал рассказывать про Хабаровск - там живут одни китайцы, а русские работают у них рикшами, таская тележки с половинками от японских иномарок. Это было натуральный идиотизм и мне стоило больших сил не сойти с ума.
Один раз они втянули меня в свои разговоры. Началось как обычно с того, что врачи плохие, типа раньше было лучше. Лучше вообще все было лучше. А сейчас молодежь кретины - и они курят траву, нюхают клей и порошок и жрут ягуар и прочую дрянь. Меня как молодого спросили такой ли я? Нет, я честный алк. А ты пробовал виски или текилу? Расскажи какое оно на вкус и как правильно пить?
Я стал рассказывать про эти напитки. Даже пару медсестер остановились послушать. Но потом один из дедов сказал - дурак ты парень, пил бы просто водку и получил бы инфаркт в 60 лет как мы все, а не в 38. Мне было нечего возразить и я просто решил не участвовать больше в подобных беседах.
Делать было нечего и я проводил много времени общаясь со своими знакомыми посредством смс. За две недели в больнице я отправил около полуторы тысячи сообщений и примерно столько же получил. Нельзя сказать, что все это было исключительно приятным. Почему-то меня очень бесили два типа сообщений - это вечные вопросы "когда тебя выпишут?" и разного рода "крепись, держись, все будет хорошо, ты поправишься" и т.д. Меня выводил из себя этот ничем не обоснованный оптимизм. Мне казалось это очень легко, ничего не зная в принципе кидаться какими-то общими словами. Хотя возможно я и не был прав. Но мне больше нравились серьезные лица врачей, которые честно говорили, что проблем навалом, все будет непросто, и особенных гарантий нет.
Через день после пребывания в реанимация, мой врач привел интернов. Ясное дело я выглядел лучше этого старичья, меньше вонял, мог говорить на нормальном языке и скорее всего представлял классический случай заболевания в стиле "он плохо себя вел". Мне задали обычные вопросы, я немного пошутил. В больнице постоянно околачивалось море интернов, но они совсем не походили на телевизионных - моложе, более робкие и кроме записей в тетрадках они ничего не делали в плане медицинских работ.
Через пару дней после поступления (когда опасность внезапной скорой смерти миновала) меня перевели из реанимации в обычное отделение. Оно было на том же этаже и разница состояла в том, что мне можно было ходить своими ногами (без инвалидного кресла) и теперь меня могли навещать посетители. Последних за время моего пребывания в больнице было очень много и я подумал, что это одно из преимуществ бытия алкоголиком - у тебя образовывается море близких людей. Я встречал их в тех же шлепках, что были на мне месяц назад в отпуске на курорте - это было грустновато смотреть на те же тапочки но уже в другой обстановке.
Мне повезло и в отделении досталась кровать у окна. Я мог сидеть на кровати и смотреть наружу, видеть больничный двор, ворота, через которые постоянно въезжали автомобили скорой помощи, дорогу и красный забор, за которым было кладбище. Иногда поутру когда смотришь на все это с наушниками в которых Tom Waits поет как обычно что-то свое замогильно бодрое, настроение было довольно странное - осень, дождь, Москва, нерадостная картина перед глазами и эта музыка.
Вообще с музыкой в ушах я постоянно воспринимал больницу как-то потусторонне. Например, когда в ушах Metallica или Testament, то все эти больничные коридоры - они словно из клипа.
Или ты ставишь что-то из последних записей Johnny Cash - когда он был уже болен и недалеко от смерти, пел под акустику и вокруг тебя толпы больных стариков и старух - это было очень натурально и телевизионно. Старухи обычно все были одеты в яркие цветастые халаты и они были в них похожи на аквариумных рыбок, которые мелькали перед глазам и переливались всеми цветами радуги. Старухи как рыбки - мне казалось, что я под допингом, хотя это и был частично так - кололи мне лекарств будь здоров сколько.
Часто старухи ко мне обращались с просьбами помочь с мобилами. Я казался им молодым и умным - они совали свои телефоны - очень древние в замызганных заблеванных прозрачных чехлах и просили прочесть смс, набрать номер или помочь включить. Мне было неприятно брать в руки их вещи, не нравилось, что они стояли рядом с их ужасным запахом, но деваться было некогда. Они постоянно ходили рядом, говорили очень громко и тупо по телефонам, иногда могли остановиться рядом с креслом где ты читал и минут 15 орать в трубку какую-нибудь чушь. Это нервировало. Хотя возможно надо было быть просто более терпимым или пить что-нибудь успокоительное.
В отличие от дедов, я полюбил местные уколы и капельницы. Поскольку от них реально становилось легче. Это было совсем не похоже на что было у меня в больнице лет 25 назад в детстве, ныне допинг работал очень хорошо. Я знал о чем говорил поскольку время от времени случались приступы - ты задыхался, сердце колотилось как бешенное, в глазах темнело и казалось, что ты сейчас умрешь. Когда оно проходило я лежал в холодном поту и пытался вспомнить все предыдущие свои боли, чтобы понять было ли у меня в этот раз хуже нежели раньше. А вспомнить мне было что.
В дошкольном возрасте у меня были страшные головные боли. В школьные годы операции на ноге и судороги доводящие до обморока. Потом страшные ангины с температурами под 40 когда тебя мучают такие кошмары с галюцинациями, что описать это не возможно. Года четыре назад случилось смещение позвонка и защемление нерва от которого опять таки судороги до вылезающих из орбит глаз. Сейчас мне казалось, что задыхаться было самым страшным. И книга Паланика "Удушье" была мне в такие моменты очень близка - там герой и задыхался и больница со стариками тоже присутствовала в сюжете.
Я читал днями и ночами - в моем айпаде было море книг. Разумеется, весь Чарльз Буковски в который раз со всеми его пьянствами и болячками. И очень много Стивена Кинга, где тоже хватало ужасов и больниц. Обычно ночами я сидел в кресле в больничном коридоре, где был выключен свет и пялился в экран планшетника. Примерно каждые полтора часа приезжали скорые и привозили новых пациентов, почему то они прибывали в основном ночами. Их сразу везли мимо меня в реанимацию. Я читал пока сон не морил меня между 3 и 4 часами, тогда шел в палату и отрубался.
Если мне везло, то остаток ночи проходил спокойно. Но так было не всегда. У каждой кровати была кнопка вызова врача. Иногда моим соседям по палате было очень плохо и им оказывали помощь - включали свет, делали уколы, капельницы, мерили давление и делали еще что-то. От этого не всегда удавалось выспаться. Хотя в таком случае у тебя всегда было время днем чтобы поспать.
Но днем были свои проблемы. Мне и остальным постоянно давали мочегонные. Поэтому (не поспишь особо) постоянно приходилось бегать до туалета. Он был в другом конце коридора (метров пятьдесят) и не всегда здоровья хватало пройти такой путь. Сам туалет был ужасен. Там постоянно все курили. Кабинок было две - они не запирались, и более того двери в них просто не захлопывались - нужно было придерживать ее рукой, чтобы тебя не было видно за справлением нужды. Это было унизительно и немного неудобно даже для моих длинных рук - не знаю как мелкие деды справлялись, особенно учитывая тот факт, что они еле ходили.
Общаясь с врачами я узнал много нового про лишний вес, мочегонные и сердце. Оказывается очень много толстых людей, которые годами носят десятки лишних килограммов - у них проблемы с сердцем, которое не дает вашему организму энергии выводить всю поступающую влагу. В результате все это копится и вы десятилетиями носите просто воду. Иногда ее можно вывести просто мочегонными. За две недели больницы я потерял ровно 21 кг (!!!). Это было невероятно, одежда стала висеть мешком, но я стал чувствовать и выглядеть получше.
У нас в палате был один мужчина. У него были тонкие руки, лицо, плечи, ноги. И при этом громадный живот килограмм на 30. Как будто он был беременным тройней и собирался родить. Этот живот образовался у него за две недели. После проблем с сердцем. Он говорил как ему делали операцию - проткнули живот и все вытекло за два часа. А потом живот за две три недели вырос. Его опять проткнули и он опять вырос. Это было ужасно.
Я смотрел на свои худые как у ребенка руки и тощие как у молодой бабенки щиколотки с икрами - радовался тому, что у меня не все так плохо как у других. Мне кололи мочегонные и в день нельзя было пить больше литра жидкости. Причем с организмом в целом произошла странная метаморфоза - я не мог больше есть много или пить допустим больше пол-чашки зараз - у меня сразу начинался приступ. Странно было вспоминать что я мог сожрать раньше два полукилограммовых стейка за ужин, закусить пиццей и выпить кружек 15-20 пива.
Аппетита у меня не было вообще - я ел только больничную пищу, хотя знакомые и родственники постоянно предлагали принести что-нибудь вкусное. Иногда я в течении часа перебирал в голове продукты, силясь что-то выбрать - но ничего не хотелось, ни мяса, ни рыбы, ни фруктов - ничего. Более того мысль о еде вызывала отвращение. В нашей палате да и во всей больнице - все постоянно жрали. С утра до вечера. Это было похоже на помешательство. Все просили еды у посещавших их.
Иногда люди жрали совсем необычное. То что нормальные люди не едят без бухла. Один вечер в нашей палате народ ел воблу. Я первый раз в жизни видел как это было без пива. В другой раз селедка с картошкой. Еще как-то случилось чипсы. При этом больничную еду они тоже всю потребляли. Один мужик - в нем было больше 150 кг и выглядел он очень толстым - ему приносили по пять биг-маков - он грел их на батарее. Ему было постоянно очень плохо - приступы сердца и плюс язвы, гастриты, но он постоянно ел. Даже ночью когда все спали - он сидел у подоконника и жевал. Мне было его очень жалко - он убивал себя сам.
А у меня из излишеств была только бутылка Перье каждый день. Очень забавно было читать на ней "наслаждайтесь этой отличной водой в лучших барах и клубах мира". О да, это именно то, где я и находился сейчас - в лучшем баре мира. Где соседи кормили хлебом голубей на подоконнике и шутили на счет "птички опять разгавкались", когда слышали собачий лай со двора. Иногда случались вещи и посмешнее.
Как-то за ужином один из дедов забыл одеть очки и со слепу хлебнул что-то из чужой чашки. Там в это время отмокала кое-чья вставная челюсть. Старикашка с перепугу почувствовав эти зубы в столкновении со своими выронил чашку и челюсть закатилась под кровать на грязный неоднократно залитый мочей пол. (Некоторым было лень ночами ходить в туалет и они предпочитали судно, запахи от которого распространялись на всю палату). Меня как молодого попросили достать челюсть, но я отказался сославшись на "кружится голова" - пришлось им вызывать медбрата. То был забавный парень, у которого на мобиле была песня Цоя "Группа Крови" - очень по-медицински.
Среди больных забавных было еще больше. Один из новых пациентов когда его только подселили к нам в палату - тут же сказал, что у него всего одно яйцо и то опухшее размером с кулак. Говорит врач в реанимации был в шоке. Не знаю для чего он нам это рассказывал, но мне хотелось закрыть уши руками и никогда не слышать его.
А еще у нас был странный дедок, похожий на престарелого преподавателя университета - он постоянно говорил сам с собой. "А не съесть ли мне помидорчик? Один всего, а второй оставлю на ужин. Съем и почитаю газету. Надо только глянуть - не читал ли я уже первые две страницы." Он бормотал без перерывов (если только на сон) и выдержать это было тяжеловато. Мне постоянно казалось, что в конце концов когда меня выпишут я превращусь в такого же или еще какого тронутого человека с расшатанной психикой.
Однако, меня выписали раньше чем я ожидал. И психика вроде не пострадала. Больница была переполнена и новый народ поступал постоянно. Мне стало намного лучше чем при поступлении и все лечении свелось к приему таблеток, что я мог делать и дома. Поэтому спустя две недели я был выписан. Врачом была прочитана длинная лекция о том как теперь жить дальше и как продолжать лечении в районной поликлинике или чем-то платном если будет желание и возможность. Что мне теперь можно и чего нельзя.
Я переоделся в джинсы с кроссовками и ушел. Состояние мое было не лучшее и 200 метров от больницы до машины прошли в два этапа с отдыхом где-то в середине. Забиравший меня Паша Забуруев нес мой пятикилограммовый рюкзак - мне то он казался тяжелее раза в три и плюс поднимать что-то тяжелее двух кг было просто запрещено. Домой я ехал как король - в большом мерсовском внедорожнике, глядя из окон на такой родной город. Жене о выписке я не сказал, решив сделать сюрприз, когда она пришла бы вечером в пятницу с работы а дома вдруг я…
Иветта Лизетта Мюзетта Жанетта Жоржетта. Вся жизнь моя вами как солнцем июльским согрета. Иногда так бывает, что в голову проникает кусок какой-нибудь дурацкой песни и начинает свою собственную жизнь, заключающуюся в тупом прокручивании по кругу. Тебе хочется выковырять из мозга тупые мелодию и текст, но они словно тараканы, засевшие в щели между стеной и кухонным шкафом - не давались.
Разумеется, на моей свадьбе в голове не было подобных песен Андрея Миронова. Да я и не тосковал по женским именам прошлого - более того, меня к тому времени все так задолбали, что жалеть быть не о чем. А сейчас я ехал в больницу в автомобиле скорой помощи, в мозгах мелькали эти идиотские имена и после каждого перед глазами возникала бутылка того или иного алкоголя. Виски, текила, шампанское, коньяк, вино, пиво, граппа, шнапс, лемончела и все остальное. Я еще ничего не знал наверняка, но что-то внутри подсказывало, что больше никогда этого не буду пить. Меня ждала новая жизнь, в которую машина ехала очень медленно, по причине традиционных московских водил, которые весьма неохотно пропускали скорую помощь сквозь свои тесные ряды.
Я ехал и вспоминал прошедшую жизнь. Свой первый стакан пива пятнадцать лет назад, девушку , сидевшую тогда на коленях, клуб где это было, игравшую музыку и своего тогдашнего приятеля пившего напротив. Перед глазами проносились веселые годы вечеринок и море рюмок, кружек, фужеров, бокалов, стопок. Мне было достаточно плохо, но я ни о чем не жалел из прошлого - все было так как сам хотел.
Сидевшая в машине врач иногда что-то говорила мне. Рассказывала как тяжело работать, какое у них в отрасли неправильное руководство и прочие обычные для нашей страны вещи. В какой-то момент заметила, что сама бы она ни за что не стала пользоваться услугами отечественной бесплатной медицины. Когда тебя везут в обычную больницу подобные фразы, разумеется, невероятно сильно воодушевляют.
Все началось около недели назад. Сначала после очередной пьянки ты наутро плохо себя чувствуешь. А у кого такого не было? Думаешь скоро это пройдет, а оно не проходит и с каждым днем все хуже и хуже. И когда ты уже практически не ходишь, то выхода нет - набираешь телефон скорой. Они приехали быстро - минут за 15. И были хорошо подготовлены - какие-то аппараты, уколы, лекарства. Еще минут через 20 приехала еще одна бригада, которая обычно развозит по больницам.
- Собирайтесь, мы вас забираем.
- Но я не могу так сразу. Давайте я завтра. Мне надо что-то доделать по работе, попрощаться с женой, морально подготовить себя. Ведь я же могу отказаться от госпитализации - не повезете же меня насильно.
- Парень не дури. У тебя скорее всего инфаркт и если ты будешь страдать херней, то завтра может и не наступить для тебя. Десять минут и все - ты едешь с нами.
Две в синих комбинезонах женщины-врача с крашенными в светлое волосами и усталыми лицами были очень убедительны - им было абсолютно наплевать на возражения. Уверен, они уже насмотрелись на дебилов типа меня и даже много похлеще.
В больницу привезли часам к шести вечера. Не обращая внимания на мои протесты, посадили в инвалидное кресло и покатили к лифту, чтобы поднять на третий этаж в реанимацию. Как я потом понял своими ногами туда было запрещено прибывать - только в кресле либо на каталке.
В реанимации было всего три палаты - две женских и одна мужская. Как я позже увидел - во всем кардиологическом отделении сохранялась та же пропорция - слабого пола было в два раза больше. Видимо мужики просто меньше доживали до больниц лечащих болезни сердца. Это обычное дело - посмотрите на наше старичье. У многих моих друзей (и у меня) отцы уже умерли.
Палатами в полном смысле назвать это было нельзя. Поскольку не было стены между коридором и помещением с кроватями - раньше это наверное просто был холл с диванами и телевизором. А теперь там стояло шесть-семь спальных мест и на стене возле каждой были какие-то приборы и кнопки. С точки зрения медицины это было удобно - ты всегда на виду у врачей и медсестер.
После краткого опроса и осмотра (в том числе какими-то приборами), на меня нацепили катетер (небольшой кран на вену правой руки) и потом, уложив в кровать, сделали несколько уколов, накормили таблетками и поставили капельницу, с которой предстояло провести всю ночь. Рядом с кроватью поставили утку, куда нужно было справлять нужду. Все остальные рядом лежавшие (человек пять-шесть) существовали в аналогичном режиме.
Ночь прошла достаточно спокойно. После всех этих препаратов я чувствовал себя немного полегче. Но спал не очень хорошо. Ото всюду постоянно доносился чей-то храп и простите за выражение пердеж. Потом я привык к этому - в больнице постоянно храпели, сопели, пердели, бормотали. Иногда посреди ночи кто-нибудь неловко махнув рукой ронял на пол судно и тогда его металлический грохот страшным звоном на весь коридор заставлял открыть глаза. Случалось какая-нибудь старушка из соседнего блока начинала страшно орать "помираю помираю" и приходилось ждать пока медики ее утихомирят.
Поутру меня посадили в кресло и начали возить на разного рода обследования - анализы крови, рентгены, узи и прочие интересные вещи. Сидеть в инвалидном кресле было несколько сомнительно, но потом когда через пару дней мне разрешили ходить, я понял преимущества кресла. В нем в сопровождении медсестры ты везде был без очереди. А вот без кресла приходилось сидеть в небыстрых очередях, с состоящих из старых больных людей повышенной истеричности.
Вообще как оказалось, я был самым молодым в отделении. На нашем этаже (и в реанимации и в обычных палатах) всем было по 60-90 лет. Наверное, можно было отыскать кого-то и в промежутке 50-60. Но мне то не было еще и 40. И это очень расстраивало меня само по себе (ну надо же было так вляпаться в молодом возрасте) и плюс мешало нормально общаться - все это старичье было из другой вселенной. Совсем не моей.
Диагноз мне поставили достаточно быстро - инфаркт, перенесенный на ногах и куча других проблем с сердцем (одни из которых привели к инфаркту, другие последовали из него). Это меня не обрадовало, но деваться было некуда - надо было пытаться жить дальше, и причем совсем новой другой жизнью. Врач сказал, что к инфарктам людей приводят три вещи (ничего нового) - много алкоголя, много работы, лишний вес. У меня всего этого было достаточно и в последние года два и в целом по жизни. Так что все закономерно. Я пытался отшутится, спросив не входят ли в эти причины еще и наличие жены, и врач впервые улыбнулся за время разговора со мной.
Удивительно, но больница меня не раздражала. Сказалось, что в детстве я наверное пару лет в сумме пролежал в больницах - поэтому их ощущение было мне очень знакомо. Плюс все эти спортивные лагеря с общими палатами - в общем я чувствовал себя как рыба в воде, валяясь на кровати среди кучи других людей. И даже больничная пища - скупая, холодная и невкусная - она казалась чем-то родным и до боли знакомым. Аппетита у меня не было и я потреблял ее просто для поддержки жизнедеятельности - эта задача была ей по плечу.
С самого начала меня поразила в больнице одна странность. Там была некоторая форма нищеты. Не было ложек, вилок, чашек (еду приносили просто без них), не было питьевой воды, полотенец, туалетной бумаги - все это больным приносили родственники из дома. Но при этом было очень много персонала, очень много оборудования, лекарств и препаратов. Я не мог понять - то ли это были особенности национального воровства, то ли идиотизм снабжения? Меня невероятно порадовали кровати - они были великолепны. С электронным пультом управления, который делал ее выше или ниже относительно пола, либо менял угол сгиба спинки, благодаря которому оно превращалось чуть ли не в кресло и невероятно клевый матрас. Лежать на такой кровати было невероятно приятно. Хотя окружающие деды время от времени пытались испортить наслаждение моим болезненным отдыхом.
Помню в первое утро, один из них достал электробритву и около получаса жужжал ею, выскребая свою морщинистую кожицу. Мне казалось он сошел с ума и ушел в параллельный мир. Он, сидя на кровати, словно медитировал или молился водя взад-вперед по лицу и шее этим скрипящим механизмом. Когда он закончил, вступил другой дед с другой электробритвой. А потом третий. Это продолжалось часа полтора. Я так и не понял, почему они не брились одновременно - розеток ведь было навалом?
Лечились все эти деды довольно странно. Они постоянно за глаза поливали врачей грязью и обвиняли во всех смертных грехах. При этом никто из больных никогда не говорил о том, что источник их проблем со здоровьем заключался в том, что они всю жизнь попросту бухали всякое дешевое мерзкое пойло в невероятных количествах. Все они были алкоголиками до одного и постоянно вспоминали о днях пьянства, говорили как им хочется накатить и обсуждали алко. Как я понял если ты не бухаешь, то получить инфаркт тебе совсем не просто. У многих пациентов за плечами было по два-три инфаркта. Но при этом все они курили в туалетах и мечтали о том как будут пить когда их выпишут. Им нечего было терять в 60-90 лет поэтому они часто по серьезке обсуждали нужно ли им вообще лечиться - может лучше просто удариться в большую последнюю пьянку?
А пока они пили таблетки. Но делали это не как нормальные люди. У каждого больного был свой пенал с четыремя отделениями - утро, день, вечер, ночь - с соответствующей горстью таблеток. Деды материли эти колеса, говорили, что их прописывают от балды. Они, бесконечно при этом споря, допрашивали медиков на счет названия и смысла каждой таблетки. Записывали информацию в блокноты, потом перезванивали родственникам и просили проверить по медицинским справочниками эти лекарства. После чего часть таблеток просто тайком выкидывали. А остальные выпивали залпом, чокаясь с тостом "назло всем кавказским долгожителям". Мне было очень жалко врачей - работать с такими больными - это просто пытка.
Еще одна пытка была слушать разговоры этих дедов. В палате откуда то появилась муха. И они больше часа обсуждали как ее изловить и убить. Каждый рассказал на тему борьбы с мухами по несколько историй из своей жизни. Кончилось это тем, что они решили налить в блюдце воды с сахаром и ждать пока муха там утонет. Ясное дело охота не окончилась успехом.
В другой раз кто-то из стариков стал рассказывать про Хабаровск - там живут одни китайцы, а русские работают у них рикшами, таская тележки с половинками от японских иномарок. Это было натуральный идиотизм и мне стоило больших сил не сойти с ума.
Один раз они втянули меня в свои разговоры. Началось как обычно с того, что врачи плохие, типа раньше было лучше. Лучше вообще все было лучше. А сейчас молодежь кретины - и они курят траву, нюхают клей и порошок и жрут ягуар и прочую дрянь. Меня как молодого спросили такой ли я? Нет, я честный алк. А ты пробовал виски или текилу? Расскажи какое оно на вкус и как правильно пить?
Я стал рассказывать про эти напитки. Даже пару медсестер остановились послушать. Но потом один из дедов сказал - дурак ты парень, пил бы просто водку и получил бы инфаркт в 60 лет как мы все, а не в 38. Мне было нечего возразить и я просто решил не участвовать больше в подобных беседах.
Делать было нечего и я проводил много времени общаясь со своими знакомыми посредством смс. За две недели в больнице я отправил около полуторы тысячи сообщений и примерно столько же получил. Нельзя сказать, что все это было исключительно приятным. Почему-то меня очень бесили два типа сообщений - это вечные вопросы "когда тебя выпишут?" и разного рода "крепись, держись, все будет хорошо, ты поправишься" и т.д. Меня выводил из себя этот ничем не обоснованный оптимизм. Мне казалось это очень легко, ничего не зная в принципе кидаться какими-то общими словами. Хотя возможно я и не был прав. Но мне больше нравились серьезные лица врачей, которые честно говорили, что проблем навалом, все будет непросто, и особенных гарантий нет.
Через день после пребывания в реанимация, мой врач привел интернов. Ясное дело я выглядел лучше этого старичья, меньше вонял, мог говорить на нормальном языке и скорее всего представлял классический случай заболевания в стиле "он плохо себя вел". Мне задали обычные вопросы, я немного пошутил. В больнице постоянно околачивалось море интернов, но они совсем не походили на телевизионных - моложе, более робкие и кроме записей в тетрадках они ничего не делали в плане медицинских работ.
Через пару дней после поступления (когда опасность внезапной скорой смерти миновала) меня перевели из реанимации в обычное отделение. Оно было на том же этаже и разница состояла в том, что мне можно было ходить своими ногами (без инвалидного кресла) и теперь меня могли навещать посетители. Последних за время моего пребывания в больнице было очень много и я подумал, что это одно из преимуществ бытия алкоголиком - у тебя образовывается море близких людей. Я встречал их в тех же шлепках, что были на мне месяц назад в отпуске на курорте - это было грустновато смотреть на те же тапочки но уже в другой обстановке.
Мне повезло и в отделении досталась кровать у окна. Я мог сидеть на кровати и смотреть наружу, видеть больничный двор, ворота, через которые постоянно въезжали автомобили скорой помощи, дорогу и красный забор, за которым было кладбище. Иногда поутру когда смотришь на все это с наушниками в которых Tom Waits поет как обычно что-то свое замогильно бодрое, настроение было довольно странное - осень, дождь, Москва, нерадостная картина перед глазами и эта музыка.
Вообще с музыкой в ушах я постоянно воспринимал больницу как-то потусторонне. Например, когда в ушах Metallica или Testament, то все эти больничные коридоры - они словно из клипа.
Или ты ставишь что-то из последних записей Johnny Cash - когда он был уже болен и недалеко от смерти, пел под акустику и вокруг тебя толпы больных стариков и старух - это было очень натурально и телевизионно. Старухи обычно все были одеты в яркие цветастые халаты и они были в них похожи на аквариумных рыбок, которые мелькали перед глазам и переливались всеми цветами радуги. Старухи как рыбки - мне казалось, что я под допингом, хотя это и был частично так - кололи мне лекарств будь здоров сколько.
Часто старухи ко мне обращались с просьбами помочь с мобилами. Я казался им молодым и умным - они совали свои телефоны - очень древние в замызганных заблеванных прозрачных чехлах и просили прочесть смс, набрать номер или помочь включить. Мне было неприятно брать в руки их вещи, не нравилось, что они стояли рядом с их ужасным запахом, но деваться было некогда. Они постоянно ходили рядом, говорили очень громко и тупо по телефонам, иногда могли остановиться рядом с креслом где ты читал и минут 15 орать в трубку какую-нибудь чушь. Это нервировало. Хотя возможно надо было быть просто более терпимым или пить что-нибудь успокоительное.
В отличие от дедов, я полюбил местные уколы и капельницы. Поскольку от них реально становилось легче. Это было совсем не похоже на что было у меня в больнице лет 25 назад в детстве, ныне допинг работал очень хорошо. Я знал о чем говорил поскольку время от времени случались приступы - ты задыхался, сердце колотилось как бешенное, в глазах темнело и казалось, что ты сейчас умрешь. Когда оно проходило я лежал в холодном поту и пытался вспомнить все предыдущие свои боли, чтобы понять было ли у меня в этот раз хуже нежели раньше. А вспомнить мне было что.
В дошкольном возрасте у меня были страшные головные боли. В школьные годы операции на ноге и судороги доводящие до обморока. Потом страшные ангины с температурами под 40 когда тебя мучают такие кошмары с галюцинациями, что описать это не возможно. Года четыре назад случилось смещение позвонка и защемление нерва от которого опять таки судороги до вылезающих из орбит глаз. Сейчас мне казалось, что задыхаться было самым страшным. И книга Паланика "Удушье" была мне в такие моменты очень близка - там герой и задыхался и больница со стариками тоже присутствовала в сюжете.
Я читал днями и ночами - в моем айпаде было море книг. Разумеется, весь Чарльз Буковски в который раз со всеми его пьянствами и болячками. И очень много Стивена Кинга, где тоже хватало ужасов и больниц. Обычно ночами я сидел в кресле в больничном коридоре, где был выключен свет и пялился в экран планшетника. Примерно каждые полтора часа приезжали скорые и привозили новых пациентов, почему то они прибывали в основном ночами. Их сразу везли мимо меня в реанимацию. Я читал пока сон не морил меня между 3 и 4 часами, тогда шел в палату и отрубался.
Если мне везло, то остаток ночи проходил спокойно. Но так было не всегда. У каждой кровати была кнопка вызова врача. Иногда моим соседям по палате было очень плохо и им оказывали помощь - включали свет, делали уколы, капельницы, мерили давление и делали еще что-то. От этого не всегда удавалось выспаться. Хотя в таком случае у тебя всегда было время днем чтобы поспать.
Но днем были свои проблемы. Мне и остальным постоянно давали мочегонные. Поэтому (не поспишь особо) постоянно приходилось бегать до туалета. Он был в другом конце коридора (метров пятьдесят) и не всегда здоровья хватало пройти такой путь. Сам туалет был ужасен. Там постоянно все курили. Кабинок было две - они не запирались, и более того двери в них просто не захлопывались - нужно было придерживать ее рукой, чтобы тебя не было видно за справлением нужды. Это было унизительно и немного неудобно даже для моих длинных рук - не знаю как мелкие деды справлялись, особенно учитывая тот факт, что они еле ходили.
Общаясь с врачами я узнал много нового про лишний вес, мочегонные и сердце. Оказывается очень много толстых людей, которые годами носят десятки лишних килограммов - у них проблемы с сердцем, которое не дает вашему организму энергии выводить всю поступающую влагу. В результате все это копится и вы десятилетиями носите просто воду. Иногда ее можно вывести просто мочегонными. За две недели больницы я потерял ровно 21 кг (!!!). Это было невероятно, одежда стала висеть мешком, но я стал чувствовать и выглядеть получше.
У нас в палате был один мужчина. У него были тонкие руки, лицо, плечи, ноги. И при этом громадный живот килограмм на 30. Как будто он был беременным тройней и собирался родить. Этот живот образовался у него за две недели. После проблем с сердцем. Он говорил как ему делали операцию - проткнули живот и все вытекло за два часа. А потом живот за две три недели вырос. Его опять проткнули и он опять вырос. Это было ужасно.
Я смотрел на свои худые как у ребенка руки и тощие как у молодой бабенки щиколотки с икрами - радовался тому, что у меня не все так плохо как у других. Мне кололи мочегонные и в день нельзя было пить больше литра жидкости. Причем с организмом в целом произошла странная метаморфоза - я не мог больше есть много или пить допустим больше пол-чашки зараз - у меня сразу начинался приступ. Странно было вспоминать что я мог сожрать раньше два полукилограммовых стейка за ужин, закусить пиццей и выпить кружек 15-20 пива.
Аппетита у меня не было вообще - я ел только больничную пищу, хотя знакомые и родственники постоянно предлагали принести что-нибудь вкусное. Иногда я в течении часа перебирал в голове продукты, силясь что-то выбрать - но ничего не хотелось, ни мяса, ни рыбы, ни фруктов - ничего. Более того мысль о еде вызывала отвращение. В нашей палате да и во всей больнице - все постоянно жрали. С утра до вечера. Это было похоже на помешательство. Все просили еды у посещавших их.
Иногда люди жрали совсем необычное. То что нормальные люди не едят без бухла. Один вечер в нашей палате народ ел воблу. Я первый раз в жизни видел как это было без пива. В другой раз селедка с картошкой. Еще как-то случилось чипсы. При этом больничную еду они тоже всю потребляли. Один мужик - в нем было больше 150 кг и выглядел он очень толстым - ему приносили по пять биг-маков - он грел их на батарее. Ему было постоянно очень плохо - приступы сердца и плюс язвы, гастриты, но он постоянно ел. Даже ночью когда все спали - он сидел у подоконника и жевал. Мне было его очень жалко - он убивал себя сам.
А у меня из излишеств была только бутылка Перье каждый день. Очень забавно было читать на ней "наслаждайтесь этой отличной водой в лучших барах и клубах мира". О да, это именно то, где я и находился сейчас - в лучшем баре мира. Где соседи кормили хлебом голубей на подоконнике и шутили на счет "птички опять разгавкались", когда слышали собачий лай со двора. Иногда случались вещи и посмешнее.
Как-то за ужином один из дедов забыл одеть очки и со слепу хлебнул что-то из чужой чашки. Там в это время отмокала кое-чья вставная челюсть. Старикашка с перепугу почувствовав эти зубы в столкновении со своими выронил чашку и челюсть закатилась под кровать на грязный неоднократно залитый мочей пол. (Некоторым было лень ночами ходить в туалет и они предпочитали судно, запахи от которого распространялись на всю палату). Меня как молодого попросили достать челюсть, но я отказался сославшись на "кружится голова" - пришлось им вызывать медбрата. То был забавный парень, у которого на мобиле была песня Цоя "Группа Крови" - очень по-медицински.
Среди больных забавных было еще больше. Один из новых пациентов когда его только подселили к нам в палату - тут же сказал, что у него всего одно яйцо и то опухшее размером с кулак. Говорит врач в реанимации был в шоке. Не знаю для чего он нам это рассказывал, но мне хотелось закрыть уши руками и никогда не слышать его.
А еще у нас был странный дедок, похожий на престарелого преподавателя университета - он постоянно говорил сам с собой. "А не съесть ли мне помидорчик? Один всего, а второй оставлю на ужин. Съем и почитаю газету. Надо только глянуть - не читал ли я уже первые две страницы." Он бормотал без перерывов (если только на сон) и выдержать это было тяжеловато. Мне постоянно казалось, что в конце концов когда меня выпишут я превращусь в такого же или еще какого тронутого человека с расшатанной психикой.
Однако, меня выписали раньше чем я ожидал. И психика вроде не пострадала. Больница была переполнена и новый народ поступал постоянно. Мне стало намного лучше чем при поступлении и все лечении свелось к приему таблеток, что я мог делать и дома. Поэтому спустя две недели я был выписан. Врачом была прочитана длинная лекция о том как теперь жить дальше и как продолжать лечении в районной поликлинике или чем-то платном если будет желание и возможность. Что мне теперь можно и чего нельзя.
Я переоделся в джинсы с кроссовками и ушел. Состояние мое было не лучшее и 200 метров от больницы до машины прошли в два этапа с отдыхом где-то в середине. Забиравший меня Паша Забуруев нес мой пятикилограммовый рюкзак - мне то он казался тяжелее раза в три и плюс поднимать что-то тяжелее двух кг было просто запрещено. Домой я ехал как король - в большом мерсовском внедорожнике, глядя из окон на такой родной город. Жене о выписке я не сказал, решив сделать сюрприз, когда она пришла бы вечером в пятницу с работы а дома вдруг я…