Панкрат Фокин. День 3. Утро в сосновом лесу (1/4)
или
Русская Пенелопа
(в пику Виктору Ерофееву)
илиеще как-нибудь.
Эпиграф №1:
«Я шла по улице,
в бока впился корсет...»
Саша Черный
Эпиграф №2:
Ты куда, Одиссей,
От жены, от детей?
Посвящение:
Моим любимым женщинам.
В начале ничего нет.
Потом что-то появляется. Проявляется. По чуть-чуть.
Потом начинаешь задумываться, что там такое - в начале. В самом начале. Что? Невесть, что. Слово было в начале.
И так - все. Вначале нет ничего. Потом что-то появляется (может быть и слово). Потом этих слов становится много, очень много, слишком много. За этими словами пропадает то, первое слово, с которого все началось. И чтобы вспомнить его, приходится полжизни лопатить-перелопачивать, рыхлить мерзлый грунт под Древом Познания в поисках падалицы молодильных яблочек - да напрасно, все яблочки уже пожрал стоглавый одноглазый зеленочешуйчатый змей, кусающий себя за локоть, как там бишь его - Ёрмунганд? Вуглускр? Расвумчорр? Все время забываю.
А когда ты, наконец, вырыл лунку достаточного размера, чтобы засадить туда свое собственное деревцо познания, или заложить фундамент своего собственного дома толерантности - оказывается, что уже настало самое то время, чтобы твой собственный сын с характерным стуком кинул в эту ямку положенные три горсти земли.
Но это - чуть позже.
А теперь все только начинается.
* * *
На выходе сзади раздались торопливые шаги. Бег сменился на быстрый шаг. Еще через несколько широких шагов Витя проявился целиком и размашисто зашагал рядом.
- Ну чё, Насть?
- Ну и ничё.
- Ты о чем?
- Ни о чем. А ты?
- Я о сегодняшнем вечере.
- И чего ты о нем?
- Тьфу, Насть, с тобой невозможно говорить.
- Ну и не говори, господи.
Говорить и правда особого желания и не было. Было обидно.
Обидно на глупость свою собственную, больше некого винить. Дура. Малолетка невыдержанная. Размолвка с любимой преподавательницей неприятно зудела где-то на задворках сознания, в районе мозжечка. Ситуация усугублялась тем, что она, эта самая любимая преподавательница Анна Семеновна, была по совместительству бабушкиной подругой, мало того - в ранге одной из лучших подруг. Ясный перец, ничего хорошего. Ладно бы просто сглупила да поссорилась с кем другим - не первый раз. Но с ней все иначе. Теперь неминучая расплата следует - когда приду домой, по моему лицу все моментально будет вызнано и уж тогда начнется. Сперва придется все рассказать бабушке, не упуская ни единой детали. Потом выслушать резюме - что обе хороши (читай - обе дуры). Незамедлительно последует телефонный звоночек Анне Семеновне с якобы невзначайным приглашением подруги на чай. И сегодня же вечером, как пить дать, обе будем сидеть за столом, пить чай и краснеть, бледнеть, не знать, куда девать глаза и слушать бабушкины непрозрачные намеки на то, что ладно Настя - молодая, глупая, «играй, гормон», а вот Анна - та хороша! Ну, хороша! Называется педагог! Где таких только учат! У них в ЦПШ и то более квалифицированные педагоги работали! Потренировалась бы сначала на кошечках! А ты, Настенька! Такие слова говорить учителю! Своему учителю! Любимому, между прочим, учителю! (на этих словах Анна Семеновна неизменно розовела щечками и опускала глаза еще ниже) И какому учителю! Ты еще мутной каплей висела у своего папашки вон где, а она уже была заслуженным учителем республики! (на этих словах обе становились просто пунцовыми) И папашка твой, кстати, не к ночи будь помянут, хорош! И мать твоя, а моя, стало быть, дочь, тоже хороша! Вот что, скажите мне, они забыли в своей Америке? Что, этот ихний сраный ООН не мог им здесь деньги платить? Неужели настолько обязательно торчать в этом жутком душном Вашингтоне триста шестьдесят дней в году, а дочь свою единственную и единоутробную навещать именно тогда, когда она на неделю уезжает с классом в Питер! Вот же растыки, не приведи тебе Господи, Настюшка!
Упоминание непутевых детей Анастасии Витальевны означало, к облегчению Насти и Анны Семеновны, что вскорости из-за кулис буфета на сцене появится бутылочка малиновой наливочки и экзекуция перейдет в завершающую стадию мирного распития оной бутылочки всеми троими дамами.
Но до этого еще предстояло дожить. А сейчас отчаянное непонимание того, как же можно было совершить такую непростительную оплошность, туманило глаза и мозги и отчаяние даже затмевало собой раскаяние. И еще Витек вдобавок раздражает своей неумной и неуместной предупредительностью. Нет, стой. Чего горячку порешь, дура? Парень не виноват, что у тебя в голове каша на почве гормонального сдвига. Это называется - ПМС. Да, точно. Это Алешка нам с девчонками пересказывал статейку из «Космо». Или из «Ровесника»? Впрочем, не суть. Да, забавный товарищ этот наш Алешка. Иногда даже кажется, что он не парень, а девчонка, особенно, если его сравнивать с Вадиком Самойленко. Тощенький, очкастенький, на вид совершенно не мужественный. Зато начитанный - просто до невообразимости. Вот правда, ему бы девчонкой родиться - такой подруге цены бы не было. Наверно, именно потому, что он такой нежный и внимательный, себе подругу найти не может - в самом деле, ну какой девчонке понравится такой, с позволения сказать, парень? Нормальной девчонке нужен такой парень, как Самойленко - мощный, крутой, при средствАх, желательно с тачкой. Как он сам говорит, «мобила, волына, все дела». А Алешка вообще не от мира сего. Не удивлюсь, если он тоже все еще девственник. Стой, почему «тоже»? А, ну да, конечно. Интересно, с каких это пор тебя твоя невинность тяготить начала? Ну, не знаю… А с чего ты взяла? Мне так показалось. Если кажется - креститься надо. А если крестишься - еще больше кажется.
Интереснейший внутренний диалог был прерван внешним раздражителем.
- Насть, ты мне честно скажи: может, я чего не то сказал? Или сделал не то?
Вот оно как. Мы уже сомневаемся в своей непогрешимости. Неплохо. Вот оно, кстати, откуда взялось критическое отношение к своей невинности. Товарищ Витя недвусмысленно пытается нам намекнуть, что сегодня вечером «шнурки не в стакане», что означает: «черепа слиняли с хаты», а если совсем на взрослом диалекте русского языка - «родителей нет дома» и он ужасно одинок в своей трехкомнатной квартире улучшенной чешской планировки. И готов разделить свое одиночество со своей дамой сердца, то есть со мной. Чем это должно - по витиной идее - закончиться, тоже, думаю, понятно. Ага.
Не волынь, давай. А ты не суйся не в свое дело. Как это не мое дело? Кого невинности лишать собираются? Ну ладно, ладно. Ты что, хочешь сказать, дорогая подруга, что тебе эта идея не нравится, что ли? Ничего я не хочу сказать. Нет, вы только на нее посмотрите, люди добрые! Она парня добрых полгода мурыжила, кормила обещаниями и вдруг - на тебе! Мы уже ничего не хочем! Да я и не говорю, что не хочем. Я, может быть, просто боюсь. Ха! Боится она. Видали мы таких бояк. Сама, небось, спишь и видишь. Ну может и так. Да не может, а именно так оно и есть. Но скажи же честно, боязно ведь. Ну… Честно? Конечно, боязно.
- Ой, Вить, извини, я чего-то задумалась. Ты чего-то спрашивал у меня только что?
- Да, спрашивал. Жалко, если тебе по фигу, чего я тебе говорю.
- Нет, мне не по фигу, Вить, правда. Просто я сегодня с Анной Семеновной немного поссорилась. И теперь чувствую себя как последняя дура. А ты чего меня спрашивал, спроси еще разик, а?
- Я спрашивал: может быть, я не то что-то сказал или сделал?
- Да нет, Вить, все так. Ты не сердись, ладно?
- Конечно. Ты ж знаешь, что я не могу на тебя сердиться.
- Спасибо, милый.
И все-таки, как же быть? Да или нет? Тут вам не Гамлет со своим банальным «быть или не быть». Тут суровая проблема: «дать или не дать»? И посоветоваться не с кем. Разве что с Люськой-личностью. Но об этом я с ней не стану говорить ни за что. Чтобы на следующий день об этом знала не только вся школа, но и, считай, все районо, потому что люськина мать, зам. зав. районо, тетька такая же невероятно болтливая, как и ее дочь. Как говорит Алешка, если хочешь распространить заведомую дезу - шепни это под большим секретом Люське. Результат гарантирован.
- Так ты про сегодняшний вечер придумала?
- Еще думаю. Если б ты мне хотя бы за неделю сказал - я бы заранее подумала, какую-нибудь правдоподобную отмазку для бабули слепила, алиби.
- Ну ты сама же понимаешь, что такие вещи, как отсутствие моих предков дома, да еще на всю ночь, заранее предсказать практически невозможно.
- Да уж понимаю. Ты не подумай чего, Вить, я тебя правда очень сильно люблю. Ты просто тоже войди в мое положение, ладно?
- Стараюсь.
- Молодец.
- Служу Советскому Союзу!
- Знаешь, что? Давай, я тебе позвоню сегодня в шесть и все скажу, получилось или нет?
- Давай ты позвонишь и скажешь, что получилось.
- Витенька, я ничего не буду обещать, чтоб не сглазить, окей?
- Ладно уж.
- Я обязательно позвоню. Непременно. В любом случае.
- Ладно, ладно.
- Ты не сердишься?
- Нет, конечно. Я все понимаю.
- Спасибо тебе. Ну ладно, пока. До вечера!
- До вечера.
Братский поцелуй на углу, на виду у всех, и мы расходимся.
* * *
Набрав в грудь побольше воздуха, я ныряю в подъезд. Во-первых, несмотря на металлическую дверь и кодовый замок, там стоит, как говорит бабуля, «такое амбре, что прямо хоть шарман». Словом, у нас в подъезде ссут. И нет на эту напасть ну никакой управы. А во-вторых, я уже предвкушаю разговор с бабулей и будет он нелегким. Вот и получается, что надышаться перед смертью нужно заранее, поэтому я и делаю такой глубокий вдох.
Упс, а бабули-то и нет. По крайней мере, ее уличные опорки типа «котурны» (котурны прям из урны, как она сама говорит) are absent today. Что ж, продлим агонию. Та-а-ак, значитца, Анастасия Витальевна! Боремся за экономию электроэнергии, а свет за собой в местах отхожего пользования выключать не судьба. Щелк!
- Грхм!
Вот-те раз. Кто там?
- Извините, я думала, что никого нет. А вы кто?
- Секундочку, я удовлетворю ваше любопытство.
Порядочный - руки моет. Странный мужик. Хотела бы я знать, откуда он такой взялся в нашем сортире.
- Если не ошибаюсь, Вы - Анастасия?
- Правильно думаете.
- В таком случае я имею к Вам небольшой разговор.
Хитрит. Мошенник? Рожа какая-то подспудно хитрая.
- Значит, так, милостивый государь (господи, откуда этот «милостивый государь» у меня вылез?). Говорите кратко и по делу, кто вы есть, откуда и зачем. Если заподозрю неладное - имейте в виду, я дзюдо занималась. Врежу - мало не покажется.
Он улыбнулся.
- Я знаю. Видите ли, мы с вашей бабушкой одно время состояли в знакомстве, так что кое-какие детали Вашего жизнеописания мне известны.
- Да? Заодно просветите-ка меня, каким образом вы оказались у нас в… в этом помещении. Словом, короче.
Он что, как Кристобаль Хунта, сквозь канализацию просочился, что ли?
- Я, видите ли, не считаю возможным отвечать на этот вопрос. Кроме того, я располагаю весьма ограниченным количеством времени на данном этапе. Мне нужно было переговорить лично с Вами, посему я воспользовался маленькой военной хитростью, дабы дезавуировать Анастасию Витальевну.
Кровь моментально шибанула в голову.
- Что вы с ней сделали? Где она?
- Успокойтесь, пожалуйста. Через минимум полчаса - максимум через час - она вернется сюда, и даже своим ходом.
Он подавил зародившуюся было улыбку и вдруг так пристально зыркнул мне на правый локоть, что я не успела даже сообразить, что хочу показать ему свой любимый приемчик, а правая рука в момент так потяжелела и заныла, что всякое желание вступать с этим гражданином в силовое противостояние пропало начисто. Вот ведь фокусник чертов, блин.
- Итак, я пришел сюда, чтобы… Впрочем, не пригласите ли вы меня в свою комнату или хотя бы на кухню? До того времени, когда ваша, как вы ее называете, бабуля вернется, мне необходимо ввести вас в курс дела и, при благоприятном стечении обстоятельств, заключить с вами некий чрезвычайно важный и, надеюсь, взаимовыгодный договор.
- Ну, хрен с вами. Идемте на кухню.
>>> 2B continued >>>
Русская Пенелопа
(в пику Виктору Ерофееву)
илиеще как-нибудь.
Эпиграф №1:
«Я шла по улице,
в бока впился корсет...»
Саша Черный
Эпиграф №2:
Ты куда, Одиссей,
От жены, от детей?
Посвящение:
Моим любимым женщинам.
В начале ничего нет.
Потом что-то появляется. Проявляется. По чуть-чуть.
Потом начинаешь задумываться, что там такое - в начале. В самом начале. Что? Невесть, что. Слово было в начале.
И так - все. Вначале нет ничего. Потом что-то появляется (может быть и слово). Потом этих слов становится много, очень много, слишком много. За этими словами пропадает то, первое слово, с которого все началось. И чтобы вспомнить его, приходится полжизни лопатить-перелопачивать, рыхлить мерзлый грунт под Древом Познания в поисках падалицы молодильных яблочек - да напрасно, все яблочки уже пожрал стоглавый одноглазый зеленочешуйчатый змей, кусающий себя за локоть, как там бишь его - Ёрмунганд? Вуглускр? Расвумчорр? Все время забываю.
А когда ты, наконец, вырыл лунку достаточного размера, чтобы засадить туда свое собственное деревцо познания, или заложить фундамент своего собственного дома толерантности - оказывается, что уже настало самое то время, чтобы твой собственный сын с характерным стуком кинул в эту ямку положенные три горсти земли.
Но это - чуть позже.
А теперь все только начинается.
* * *
На выходе сзади раздались торопливые шаги. Бег сменился на быстрый шаг. Еще через несколько широких шагов Витя проявился целиком и размашисто зашагал рядом.
- Ну чё, Насть?
- Ну и ничё.
- Ты о чем?
- Ни о чем. А ты?
- Я о сегодняшнем вечере.
- И чего ты о нем?
- Тьфу, Насть, с тобой невозможно говорить.
- Ну и не говори, господи.
Говорить и правда особого желания и не было. Было обидно.
Обидно на глупость свою собственную, больше некого винить. Дура. Малолетка невыдержанная. Размолвка с любимой преподавательницей неприятно зудела где-то на задворках сознания, в районе мозжечка. Ситуация усугублялась тем, что она, эта самая любимая преподавательница Анна Семеновна, была по совместительству бабушкиной подругой, мало того - в ранге одной из лучших подруг. Ясный перец, ничего хорошего. Ладно бы просто сглупила да поссорилась с кем другим - не первый раз. Но с ней все иначе. Теперь неминучая расплата следует - когда приду домой, по моему лицу все моментально будет вызнано и уж тогда начнется. Сперва придется все рассказать бабушке, не упуская ни единой детали. Потом выслушать резюме - что обе хороши (читай - обе дуры). Незамедлительно последует телефонный звоночек Анне Семеновне с якобы невзначайным приглашением подруги на чай. И сегодня же вечером, как пить дать, обе будем сидеть за столом, пить чай и краснеть, бледнеть, не знать, куда девать глаза и слушать бабушкины непрозрачные намеки на то, что ладно Настя - молодая, глупая, «играй, гормон», а вот Анна - та хороша! Ну, хороша! Называется педагог! Где таких только учат! У них в ЦПШ и то более квалифицированные педагоги работали! Потренировалась бы сначала на кошечках! А ты, Настенька! Такие слова говорить учителю! Своему учителю! Любимому, между прочим, учителю! (на этих словах Анна Семеновна неизменно розовела щечками и опускала глаза еще ниже) И какому учителю! Ты еще мутной каплей висела у своего папашки вон где, а она уже была заслуженным учителем республики! (на этих словах обе становились просто пунцовыми) И папашка твой, кстати, не к ночи будь помянут, хорош! И мать твоя, а моя, стало быть, дочь, тоже хороша! Вот что, скажите мне, они забыли в своей Америке? Что, этот ихний сраный ООН не мог им здесь деньги платить? Неужели настолько обязательно торчать в этом жутком душном Вашингтоне триста шестьдесят дней в году, а дочь свою единственную и единоутробную навещать именно тогда, когда она на неделю уезжает с классом в Питер! Вот же растыки, не приведи тебе Господи, Настюшка!
Упоминание непутевых детей Анастасии Витальевны означало, к облегчению Насти и Анны Семеновны, что вскорости из-за кулис буфета на сцене появится бутылочка малиновой наливочки и экзекуция перейдет в завершающую стадию мирного распития оной бутылочки всеми троими дамами.
Но до этого еще предстояло дожить. А сейчас отчаянное непонимание того, как же можно было совершить такую непростительную оплошность, туманило глаза и мозги и отчаяние даже затмевало собой раскаяние. И еще Витек вдобавок раздражает своей неумной и неуместной предупредительностью. Нет, стой. Чего горячку порешь, дура? Парень не виноват, что у тебя в голове каша на почве гормонального сдвига. Это называется - ПМС. Да, точно. Это Алешка нам с девчонками пересказывал статейку из «Космо». Или из «Ровесника»? Впрочем, не суть. Да, забавный товарищ этот наш Алешка. Иногда даже кажется, что он не парень, а девчонка, особенно, если его сравнивать с Вадиком Самойленко. Тощенький, очкастенький, на вид совершенно не мужественный. Зато начитанный - просто до невообразимости. Вот правда, ему бы девчонкой родиться - такой подруге цены бы не было. Наверно, именно потому, что он такой нежный и внимательный, себе подругу найти не может - в самом деле, ну какой девчонке понравится такой, с позволения сказать, парень? Нормальной девчонке нужен такой парень, как Самойленко - мощный, крутой, при средствАх, желательно с тачкой. Как он сам говорит, «мобила, волына, все дела». А Алешка вообще не от мира сего. Не удивлюсь, если он тоже все еще девственник. Стой, почему «тоже»? А, ну да, конечно. Интересно, с каких это пор тебя твоя невинность тяготить начала? Ну, не знаю… А с чего ты взяла? Мне так показалось. Если кажется - креститься надо. А если крестишься - еще больше кажется.
Интереснейший внутренний диалог был прерван внешним раздражителем.
- Насть, ты мне честно скажи: может, я чего не то сказал? Или сделал не то?
Вот оно как. Мы уже сомневаемся в своей непогрешимости. Неплохо. Вот оно, кстати, откуда взялось критическое отношение к своей невинности. Товарищ Витя недвусмысленно пытается нам намекнуть, что сегодня вечером «шнурки не в стакане», что означает: «черепа слиняли с хаты», а если совсем на взрослом диалекте русского языка - «родителей нет дома» и он ужасно одинок в своей трехкомнатной квартире улучшенной чешской планировки. И готов разделить свое одиночество со своей дамой сердца, то есть со мной. Чем это должно - по витиной идее - закончиться, тоже, думаю, понятно. Ага.
Не волынь, давай. А ты не суйся не в свое дело. Как это не мое дело? Кого невинности лишать собираются? Ну ладно, ладно. Ты что, хочешь сказать, дорогая подруга, что тебе эта идея не нравится, что ли? Ничего я не хочу сказать. Нет, вы только на нее посмотрите, люди добрые! Она парня добрых полгода мурыжила, кормила обещаниями и вдруг - на тебе! Мы уже ничего не хочем! Да я и не говорю, что не хочем. Я, может быть, просто боюсь. Ха! Боится она. Видали мы таких бояк. Сама, небось, спишь и видишь. Ну может и так. Да не может, а именно так оно и есть. Но скажи же честно, боязно ведь. Ну… Честно? Конечно, боязно.
- Ой, Вить, извини, я чего-то задумалась. Ты чего-то спрашивал у меня только что?
- Да, спрашивал. Жалко, если тебе по фигу, чего я тебе говорю.
- Нет, мне не по фигу, Вить, правда. Просто я сегодня с Анной Семеновной немного поссорилась. И теперь чувствую себя как последняя дура. А ты чего меня спрашивал, спроси еще разик, а?
- Я спрашивал: может быть, я не то что-то сказал или сделал?
- Да нет, Вить, все так. Ты не сердись, ладно?
- Конечно. Ты ж знаешь, что я не могу на тебя сердиться.
- Спасибо, милый.
И все-таки, как же быть? Да или нет? Тут вам не Гамлет со своим банальным «быть или не быть». Тут суровая проблема: «дать или не дать»? И посоветоваться не с кем. Разве что с Люськой-личностью. Но об этом я с ней не стану говорить ни за что. Чтобы на следующий день об этом знала не только вся школа, но и, считай, все районо, потому что люськина мать, зам. зав. районо, тетька такая же невероятно болтливая, как и ее дочь. Как говорит Алешка, если хочешь распространить заведомую дезу - шепни это под большим секретом Люське. Результат гарантирован.
- Так ты про сегодняшний вечер придумала?
- Еще думаю. Если б ты мне хотя бы за неделю сказал - я бы заранее подумала, какую-нибудь правдоподобную отмазку для бабули слепила, алиби.
- Ну ты сама же понимаешь, что такие вещи, как отсутствие моих предков дома, да еще на всю ночь, заранее предсказать практически невозможно.
- Да уж понимаю. Ты не подумай чего, Вить, я тебя правда очень сильно люблю. Ты просто тоже войди в мое положение, ладно?
- Стараюсь.
- Молодец.
- Служу Советскому Союзу!
- Знаешь, что? Давай, я тебе позвоню сегодня в шесть и все скажу, получилось или нет?
- Давай ты позвонишь и скажешь, что получилось.
- Витенька, я ничего не буду обещать, чтоб не сглазить, окей?
- Ладно уж.
- Я обязательно позвоню. Непременно. В любом случае.
- Ладно, ладно.
- Ты не сердишься?
- Нет, конечно. Я все понимаю.
- Спасибо тебе. Ну ладно, пока. До вечера!
- До вечера.
Братский поцелуй на углу, на виду у всех, и мы расходимся.
* * *
Набрав в грудь побольше воздуха, я ныряю в подъезд. Во-первых, несмотря на металлическую дверь и кодовый замок, там стоит, как говорит бабуля, «такое амбре, что прямо хоть шарман». Словом, у нас в подъезде ссут. И нет на эту напасть ну никакой управы. А во-вторых, я уже предвкушаю разговор с бабулей и будет он нелегким. Вот и получается, что надышаться перед смертью нужно заранее, поэтому я и делаю такой глубокий вдох.
Упс, а бабули-то и нет. По крайней мере, ее уличные опорки типа «котурны» (котурны прям из урны, как она сама говорит) are absent today. Что ж, продлим агонию. Та-а-ак, значитца, Анастасия Витальевна! Боремся за экономию электроэнергии, а свет за собой в местах отхожего пользования выключать не судьба. Щелк!
- Грхм!
Вот-те раз. Кто там?
- Извините, я думала, что никого нет. А вы кто?
- Секундочку, я удовлетворю ваше любопытство.
Порядочный - руки моет. Странный мужик. Хотела бы я знать, откуда он такой взялся в нашем сортире.
- Если не ошибаюсь, Вы - Анастасия?
- Правильно думаете.
- В таком случае я имею к Вам небольшой разговор.
Хитрит. Мошенник? Рожа какая-то подспудно хитрая.
- Значит, так, милостивый государь (господи, откуда этот «милостивый государь» у меня вылез?). Говорите кратко и по делу, кто вы есть, откуда и зачем. Если заподозрю неладное - имейте в виду, я дзюдо занималась. Врежу - мало не покажется.
Он улыбнулся.
- Я знаю. Видите ли, мы с вашей бабушкой одно время состояли в знакомстве, так что кое-какие детали Вашего жизнеописания мне известны.
- Да? Заодно просветите-ка меня, каким образом вы оказались у нас в… в этом помещении. Словом, короче.
Он что, как Кристобаль Хунта, сквозь канализацию просочился, что ли?
- Я, видите ли, не считаю возможным отвечать на этот вопрос. Кроме того, я располагаю весьма ограниченным количеством времени на данном этапе. Мне нужно было переговорить лично с Вами, посему я воспользовался маленькой военной хитростью, дабы дезавуировать Анастасию Витальевну.
Кровь моментально шибанула в голову.
- Что вы с ней сделали? Где она?
- Успокойтесь, пожалуйста. Через минимум полчаса - максимум через час - она вернется сюда, и даже своим ходом.
Он подавил зародившуюся было улыбку и вдруг так пристально зыркнул мне на правый локоть, что я не успела даже сообразить, что хочу показать ему свой любимый приемчик, а правая рука в момент так потяжелела и заныла, что всякое желание вступать с этим гражданином в силовое противостояние пропало начисто. Вот ведь фокусник чертов, блин.
- Итак, я пришел сюда, чтобы… Впрочем, не пригласите ли вы меня в свою комнату или хотя бы на кухню? До того времени, когда ваша, как вы ее называете, бабуля вернется, мне необходимо ввести вас в курс дела и, при благоприятном стечении обстоятельств, заключить с вами некий чрезвычайно важный и, надеюсь, взаимовыгодный договор.
- Ну, хрен с вами. Идемте на кухню.
>>> 2B continued >>>