Чермет моего детства. Часть 2.
Часть 1
...50-е годы. Бедно жил Чермет, трудно, но весело. Ах, как здесь любили и умели гулять!..
В те годы у нас не праздновали, закрывшись в своих комнатах. Если торжество касалось нескольких семей, то чью-то комнату освобождали от мебели и превращали в банкетный зал, а если позволяла погода, столы накрывали во дворе. Зачастую в подготовке такого стола принимали участие почти все соседи. Повод есть, а присоединиться к чужой радости черметовцы всегда были готовы. Поводом ко всеобщему торжеству могло быть что угодно, от приезда родни до дня рождения ребенка.
На стол несли всё, чем в данный момент были богаты. Хозяйки крошили в огромные тазы овощи для винегрета (всякие изыски типа салатов появились значительно позже), резали сало, варили картошку, мужчины скидывались на спиртное. Наконец все усаживались за столы, и начиналось...
В какой-то момент детей отводили спать, но застольные песни взрослых могли звучать до утра. Иногда летом в особо жаркую погоду выносились матрасы, подушки, одеяла, и весь дом после застолья оставался ночевать во дворе, чтобы, проснувшись, продолжить праздник.
1 и 9 Мая, а также на Пасху весь огромный луг вокруг озера превращался в поляну для пикника. За расстеленными на траве скатертями сидели веселые компании взрослых, между ними в надежде на вкусную жамку носилась малолетняя ребятня, ребята постарше играли в городки, а если был мяч - в волейбол. Потом вставали отцы семейств, и начиналась «большая лапта». Дети умирали со смеху, мамаши прыскали в платочки, глядя на игру своих изрядно подвыпивших мужчин...
Когда Чермет перестал играть в лапту, трудно теперь сказать, наверное, с началом строительства больших домов или булыжной мостовой. Ведь именно эти события постепенно присоединили Чермет к «городу» и так же постепенно изменили его психологию. Наступление цивилизации начиналось по инициативе самих черметовцев - с водопровода. Никаких бытовых удобств в домах на Чермете не было, но в городе уже появились квартиры с водопроводом. Черметовцы решили, что они не хуже городских, и надумали провести себе водопровод самостоятельно, вскладчину. Директор театра, живший в нашем доме, добыл в горсовете разрешение, среди жильцов нашлись специалисты-сантехники, где-то закупили трубы, отрыли траншеи... Словом, всем миром провели на Чермет воду.
Вообще-то вода здесь была и раньше - за ней ходили на колонку, как правило, женщины или старшие дети. Человек с двумя ведрами на коромысле - довольно привычная картина. От каждого дома через луг к колонке вела своя тропинка, двигаясь по которой, нужно было быть предельно внимательным, чтобы уберечься от жестокой детской шутки - манка. Манок - петля из тонкой проволоки, прибитая к земле длинным гвоздем. Если зазевался, нога попадает в манок, ты летишь на землю носом и моментально оказываешься в луже из своей же воды...
Надо сказать, черметовская шпана любила жестокие шутки. В нашем доме жила одна очень суеверная молодая женщина. Каждый день она находила около своей двери иголку или булавку, а это, как известно, к несчастью. Несколько пустых ржавых ведер специально для нее лежали в кустах. И стоило ей появиться на улице, как тут же ей навстречу направлялся кто-нибудь с пустым ведром, что тоже, как известно, счастья не приносит. А когда малолетки узнавали, что она собирается на свидание!.. Такую ценную информацию, живя в коммуналке, утаить практически невозможно. Она еще не успела допудрить носик, а уже в кустах на всех возможных направлениях ее движения сидели пацаны с кошками в руках. Кошка переходит дорогу, соседка начинает метаться вправо, влево, назад, но всюду ее ждут эти хвостатые твари - предвестники беды. В конце концов, она набирается мужества и идет-таки на свое свидание, трижды поплевав через плечо... Не знаю, кошки тому были виной или что другое, но мужа себе она так и не нашла.
Не менее изощренно шутили и над другой молодкой. Она жила вдвоем с матерью, которая часто работала в ночную смену. В такие дни (вернее, ночи) к дочке приходил гость, что не оставалось незамеченным черметовскими шутниками. К ее окну на нитке привязывалась маленькая картошка. Как только в доме гас свет, издали дергали за нитку, и картошка стучала в стекло, словно мать вернулась и просит открыть дверь. В квартире загорался свет, начиналась суета... Через какое-то время все повторялось.
Почему-то у нас больше всего шутили над влюбленными. Над своими, а особенно над чужими. В те далекие годы овраги, еще не застроенные дачами, были любимым местом для уединения парочек. Заметив воркующих «голубков», черметовская братия тихо подползала к кромке оврага, укладывала на него винтовочные патроны, присыпала их сухой травой, которую затем поджигала. Грохот выстрелов, над головами влюбленных свист пуль... Что испытывали парочки, трудно передать.
Кто-то может усомниться: откуда у детей боевые патроны? Вот уж чего-чего, а патронов на Чермете было завались, и все из-за наступления той же цивилизации. Когда здесь сломали первый барак, приличные доски растащили по дворам, а щепки, опилки и прочий мусор бульдозером сгребли в кучу и подожгли. И тут началась канонада! В бараках-то сразу после войны жили солдаты, для которых, собственно, эти бараки и строились, и на чердаках под опилками оказалось много боеприпасов - и наших, и немецких. Пока власти сориентировались, мы, мальчишки, буквально просеяли своими руками опилки на чердаках всех остальных черметовских строений. Результаты раскопок потрясли бы любое воображение.
Кстати, об игрушках. На Чермете редко кому из детей покупали игрушки. Игрушки делались из всего, что попадало в руки. Обод от велосипедного колеса катали крючком из проволоки по дороге. Нашел пару-тройку подшипников - сделал самокат. Палка и пустая консервная банка легко превращались в шпагу - можно устраивать поединки. А сколько вся¬кого полезного лежало на складах «Вторчермета»!.. Короче, что нашел, в то и играй.
Но у меня была покупная игрушка - железный самосвал с рычажком, при по¬мощи которого поднимался кузов. Этот самосвал делали понимающие люди - делали на века, с большим запасом прочности. Моим он был чисто номинально: девочки возили в нем на прогулку своих самодельных кукол, старшие пацаны использовали его как самокат, я подвозил в нем кирпичи (два кирпича за рейс) на строительство первого черметовского кирпичного дома. Дом этот и сейчас стоит на повороте с улицы Фокина к бетонному мосту через овраг.
Одновременно со строительством дома стали мостить черметовские дороги. Первой обустроили улицу Советскую - булыжная мостовая протянулась от центра до военного аэродрома, по ней даже пустили рейсовый автобус. А вот с улицей Ленина (ныне Фокина) вышла заминка. Разворошив бульдозером веками утрамбованную грунтовку, в середине лета строители резко прекратили все работы прямо напротив того самого дома.
И как по заказу, сразу пошли дожди. Дом кое-как достроили, а вот незаконченная дорога превратилась в такую непролазную хлябь, что перейти с одной стороны улицы на другую стало практически невозможно. В начале осени в эту глинистую жижу по самые стекла провалился грузовик. Шофер, видимо, не знал, где кончается булыжник...
Но с нашей властью не соскучишься. На следующий год булыжную мостовую... разобрали, булыжник куда-то увезли и стали класть на щебенку асфальт. После этого строительство на Чермете стало набирать обороты. Пустыри быстро за¬страивались кирпичными двухэтажками, но это уже были не привычные коммуналки, а дома с отдельными квартирами и сантехническими удобствами. В первый такой дом, как на экскурсию, ходили смотреть на индивидуальные ванны и унитазы. В одном из этих домов получила квартиру семья артиста Бабаева, и все жильцы нашего «дома артистов» считали обязательным хоть раз помыться в бабаевской ванне и посетить бабаевский туалет. Хозяева не противились, понимая тягу к «светлому будущему».
А строительство продолжалось. Чермет все больше терял свой первоначальный облик. Срубили знаменитую здешнюю грушу - огромное дерево, на ветвях которого могла поместиться вся наша детвора. Дошла очередь и до озера - любимого нашего места отдыха.
У меня и сейчас перед глазами его покатые зеленые берега, водная гладь с плавающими утками. С этими утками вышла забавная история. Наша соседка купила на рынке десяток яиц какой-то «новой породы кур», подложила их под свою наседку, а вывелись утята - бедная мамаша-хохлатка долго не могла привыкнуть к плавающим деткам.
Зимой озеро превращалось в каток. Коньки «снегурки», крепившиеся ключи¬ком к ботинкам, - у девочек; «канадки» - гордость отдельных парней; где-то найденные разнокалиберные полозья, привязанные веревками к валенкам, - у всех остальных. Какая разница, главное - выйти на лед!
В городе катка еще не было, и «городские» с беговыми коньками (как у нас говорили, «ножами») тоже приходили на наше озеро. Именно от «городских» я впервые услышал мат (надо сказать, в те годы на Чермете редко матерились, а при женщинах и детях - вообще никогда). Мне было лет пять, коньков у меня не было, а на лед хотелось, я катался «на ногах» и оказался на пути «городского» на «ножах». Он-то меня и послал к матери. Я удивился странному словосочетанию и пошел проконсультироваться к бабушке... Если бы вы видели ее глаза!
И вот это озеро было решено засыпать и на его месте построить дом. Сегодня какие-нибудь «зеленые» подняли бы шум, но тогда все молчали, сопротивлялось только само озеро. Его засыпали - оно прорывалось, его снова засыпали, а оно снова прорывалось, теряя глубину, но увеличиваясь в размерах. Борьба была неравной. Последний раз взбрыкнуло озеро, когда уже почти построили дом: прорвался ключ, но его засыпали и укатали тракторами.
Последний и самый жестокий удар по черметовской вольнице нанесло дачное строительство в оврагах. Овраги были нашей естественной средой обитания, местом великих боев и не менее великих замирений, местом детских посиделок вокруг костра с печеной картошкой и уже взрослых «соображений на троих».
В сегодняшних оврагах и собакам-то погулять негде, не то что детям. А когда- то...
Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Владимир Бизюкин, черметовский старожил
"Брянское время", № 32 (15-21 августа) 2002 год
Разрешение на републикацию воспоминаний получено от правопреемников автора
...50-е годы. Бедно жил Чермет, трудно, но весело. Ах, как здесь любили и умели гулять!..
В те годы у нас не праздновали, закрывшись в своих комнатах. Если торжество касалось нескольких семей, то чью-то комнату освобождали от мебели и превращали в банкетный зал, а если позволяла погода, столы накрывали во дворе. Зачастую в подготовке такого стола принимали участие почти все соседи. Повод есть, а присоединиться к чужой радости черметовцы всегда были готовы. Поводом ко всеобщему торжеству могло быть что угодно, от приезда родни до дня рождения ребенка.
На стол несли всё, чем в данный момент были богаты. Хозяйки крошили в огромные тазы овощи для винегрета (всякие изыски типа салатов появились значительно позже), резали сало, варили картошку, мужчины скидывались на спиртное. Наконец все усаживались за столы, и начиналось...
В какой-то момент детей отводили спать, но застольные песни взрослых могли звучать до утра. Иногда летом в особо жаркую погоду выносились матрасы, подушки, одеяла, и весь дом после застолья оставался ночевать во дворе, чтобы, проснувшись, продолжить праздник.
1 и 9 Мая, а также на Пасху весь огромный луг вокруг озера превращался в поляну для пикника. За расстеленными на траве скатертями сидели веселые компании взрослых, между ними в надежде на вкусную жамку носилась малолетняя ребятня, ребята постарше играли в городки, а если был мяч - в волейбол. Потом вставали отцы семейств, и начиналась «большая лапта». Дети умирали со смеху, мамаши прыскали в платочки, глядя на игру своих изрядно подвыпивших мужчин...
Когда Чермет перестал играть в лапту, трудно теперь сказать, наверное, с началом строительства больших домов или булыжной мостовой. Ведь именно эти события постепенно присоединили Чермет к «городу» и так же постепенно изменили его психологию. Наступление цивилизации начиналось по инициативе самих черметовцев - с водопровода. Никаких бытовых удобств в домах на Чермете не было, но в городе уже появились квартиры с водопроводом. Черметовцы решили, что они не хуже городских, и надумали провести себе водопровод самостоятельно, вскладчину. Директор театра, живший в нашем доме, добыл в горсовете разрешение, среди жильцов нашлись специалисты-сантехники, где-то закупили трубы, отрыли траншеи... Словом, всем миром провели на Чермет воду.
Вообще-то вода здесь была и раньше - за ней ходили на колонку, как правило, женщины или старшие дети. Человек с двумя ведрами на коромысле - довольно привычная картина. От каждого дома через луг к колонке вела своя тропинка, двигаясь по которой, нужно было быть предельно внимательным, чтобы уберечься от жестокой детской шутки - манка. Манок - петля из тонкой проволоки, прибитая к земле длинным гвоздем. Если зазевался, нога попадает в манок, ты летишь на землю носом и моментально оказываешься в луже из своей же воды...
Надо сказать, черметовская шпана любила жестокие шутки. В нашем доме жила одна очень суеверная молодая женщина. Каждый день она находила около своей двери иголку или булавку, а это, как известно, к несчастью. Несколько пустых ржавых ведер специально для нее лежали в кустах. И стоило ей появиться на улице, как тут же ей навстречу направлялся кто-нибудь с пустым ведром, что тоже, как известно, счастья не приносит. А когда малолетки узнавали, что она собирается на свидание!.. Такую ценную информацию, живя в коммуналке, утаить практически невозможно. Она еще не успела допудрить носик, а уже в кустах на всех возможных направлениях ее движения сидели пацаны с кошками в руках. Кошка переходит дорогу, соседка начинает метаться вправо, влево, назад, но всюду ее ждут эти хвостатые твари - предвестники беды. В конце концов, она набирается мужества и идет-таки на свое свидание, трижды поплевав через плечо... Не знаю, кошки тому были виной или что другое, но мужа себе она так и не нашла.
Не менее изощренно шутили и над другой молодкой. Она жила вдвоем с матерью, которая часто работала в ночную смену. В такие дни (вернее, ночи) к дочке приходил гость, что не оставалось незамеченным черметовскими шутниками. К ее окну на нитке привязывалась маленькая картошка. Как только в доме гас свет, издали дергали за нитку, и картошка стучала в стекло, словно мать вернулась и просит открыть дверь. В квартире загорался свет, начиналась суета... Через какое-то время все повторялось.
Почему-то у нас больше всего шутили над влюбленными. Над своими, а особенно над чужими. В те далекие годы овраги, еще не застроенные дачами, были любимым местом для уединения парочек. Заметив воркующих «голубков», черметовская братия тихо подползала к кромке оврага, укладывала на него винтовочные патроны, присыпала их сухой травой, которую затем поджигала. Грохот выстрелов, над головами влюбленных свист пуль... Что испытывали парочки, трудно передать.
Кто-то может усомниться: откуда у детей боевые патроны? Вот уж чего-чего, а патронов на Чермете было завались, и все из-за наступления той же цивилизации. Когда здесь сломали первый барак, приличные доски растащили по дворам, а щепки, опилки и прочий мусор бульдозером сгребли в кучу и подожгли. И тут началась канонада! В бараках-то сразу после войны жили солдаты, для которых, собственно, эти бараки и строились, и на чердаках под опилками оказалось много боеприпасов - и наших, и немецких. Пока власти сориентировались, мы, мальчишки, буквально просеяли своими руками опилки на чердаках всех остальных черметовских строений. Результаты раскопок потрясли бы любое воображение.
Кстати, об игрушках. На Чермете редко кому из детей покупали игрушки. Игрушки делались из всего, что попадало в руки. Обод от велосипедного колеса катали крючком из проволоки по дороге. Нашел пару-тройку подшипников - сделал самокат. Палка и пустая консервная банка легко превращались в шпагу - можно устраивать поединки. А сколько вся¬кого полезного лежало на складах «Вторчермета»!.. Короче, что нашел, в то и играй.
Но у меня была покупная игрушка - железный самосвал с рычажком, при по¬мощи которого поднимался кузов. Этот самосвал делали понимающие люди - делали на века, с большим запасом прочности. Моим он был чисто номинально: девочки возили в нем на прогулку своих самодельных кукол, старшие пацаны использовали его как самокат, я подвозил в нем кирпичи (два кирпича за рейс) на строительство первого черметовского кирпичного дома. Дом этот и сейчас стоит на повороте с улицы Фокина к бетонному мосту через овраг.
Одновременно со строительством дома стали мостить черметовские дороги. Первой обустроили улицу Советскую - булыжная мостовая протянулась от центра до военного аэродрома, по ней даже пустили рейсовый автобус. А вот с улицей Ленина (ныне Фокина) вышла заминка. Разворошив бульдозером веками утрамбованную грунтовку, в середине лета строители резко прекратили все работы прямо напротив того самого дома.
И как по заказу, сразу пошли дожди. Дом кое-как достроили, а вот незаконченная дорога превратилась в такую непролазную хлябь, что перейти с одной стороны улицы на другую стало практически невозможно. В начале осени в эту глинистую жижу по самые стекла провалился грузовик. Шофер, видимо, не знал, где кончается булыжник...
Но с нашей властью не соскучишься. На следующий год булыжную мостовую... разобрали, булыжник куда-то увезли и стали класть на щебенку асфальт. После этого строительство на Чермете стало набирать обороты. Пустыри быстро за¬страивались кирпичными двухэтажками, но это уже были не привычные коммуналки, а дома с отдельными квартирами и сантехническими удобствами. В первый такой дом, как на экскурсию, ходили смотреть на индивидуальные ванны и унитазы. В одном из этих домов получила квартиру семья артиста Бабаева, и все жильцы нашего «дома артистов» считали обязательным хоть раз помыться в бабаевской ванне и посетить бабаевский туалет. Хозяева не противились, понимая тягу к «светлому будущему».
А строительство продолжалось. Чермет все больше терял свой первоначальный облик. Срубили знаменитую здешнюю грушу - огромное дерево, на ветвях которого могла поместиться вся наша детвора. Дошла очередь и до озера - любимого нашего места отдыха.
У меня и сейчас перед глазами его покатые зеленые берега, водная гладь с плавающими утками. С этими утками вышла забавная история. Наша соседка купила на рынке десяток яиц какой-то «новой породы кур», подложила их под свою наседку, а вывелись утята - бедная мамаша-хохлатка долго не могла привыкнуть к плавающим деткам.
Зимой озеро превращалось в каток. Коньки «снегурки», крепившиеся ключи¬ком к ботинкам, - у девочек; «канадки» - гордость отдельных парней; где-то найденные разнокалиберные полозья, привязанные веревками к валенкам, - у всех остальных. Какая разница, главное - выйти на лед!
В городе катка еще не было, и «городские» с беговыми коньками (как у нас говорили, «ножами») тоже приходили на наше озеро. Именно от «городских» я впервые услышал мат (надо сказать, в те годы на Чермете редко матерились, а при женщинах и детях - вообще никогда). Мне было лет пять, коньков у меня не было, а на лед хотелось, я катался «на ногах» и оказался на пути «городского» на «ножах». Он-то меня и послал к матери. Я удивился странному словосочетанию и пошел проконсультироваться к бабушке... Если бы вы видели ее глаза!
И вот это озеро было решено засыпать и на его месте построить дом. Сегодня какие-нибудь «зеленые» подняли бы шум, но тогда все молчали, сопротивлялось только само озеро. Его засыпали - оно прорывалось, его снова засыпали, а оно снова прорывалось, теряя глубину, но увеличиваясь в размерах. Борьба была неравной. Последний раз взбрыкнуло озеро, когда уже почти построили дом: прорвался ключ, но его засыпали и укатали тракторами.
Последний и самый жестокий удар по черметовской вольнице нанесло дачное строительство в оврагах. Овраги были нашей естественной средой обитания, местом великих боев и не менее великих замирений, местом детских посиделок вокруг костра с печеной картошкой и уже взрослых «соображений на троих».
В сегодняшних оврагах и собакам-то погулять негде, не то что детям. А когда- то...
Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Владимир Бизюкин, черметовский старожил
"Брянское время", № 32 (15-21 августа) 2002 год
Разрешение на републикацию воспоминаний получено от правопреемников автора