Франция середины XVII века. Крестьяне - 2.
Возделываемая земля - синоним пашни. Она занимает 85-95% процентов всех угодий. Хлеб - всему голова. При его выращивании применяется все тот же трехпольный (яровые, озимые, пар) или более древний двупольный севооборот. На засушливом юге и в Нормандии в общем предпочитают двуполье на севере - трехполье. Но это примерно. Двуполье легко можно встретить на Севере, а трехполье - на Юге, и уж конечно они причудливо переплетаются близ границы между ними. То есть из той трети-половины земель, что вообще обрабатываются, еще от трети до половины каждый год простаивают без пользы. И вот с такого мизера кормится все это великолепие, по которому любят вздухать духовно богатые девы и юноши.
Для вспашки применяется плуг с отвалом, который тащат четыре, шесть, восемь быков. В основном - быков. На худой конец - мулов. Лошадь на пашне еще редкий гость и теоретики-новаторы спорят, есть ли у нее преимущества перед быком. Вспахать землю сохой - это уже нечто из древней истории. Да с этим обычный крестьянин и не справится. С внедрением плуга обрабатываются преимущественно тяжелые земли. которые сохой не расковырять.
В структуре посевов главное место принадлежит злакам - около 80%. Половина отводится пшенице и ржи, другая половина - ячменю, овсу, гречихе, просу. Гречиху тогда считали злаком, «черной пшеницей». Для бедняков Нормандии и Бретани она была спасением - ее высевали после уборки пшеницы и она успевала созреть до зимы. Еще один спаситель - каштан. Бедняки делали из него муку, спасавшую их от голода - картофель останется ботанической экзотикой до самой Революции. Когда же дело доходило до желудей, это означало страшный голод. Необходимое дополнение любой злаковой диеты - бобовые. Горох, чечевица, бобы, нут были также важны, как зерно.
Но основными кормильцами людей и лошадей оставались пшеница и овес. Пшеница высевается на унавоженный и перепаханный пар, овес высевается туда, где была пшеница, а овсяное поле уходит под пар. Как легко увидеть, пшеница - главная. Поле предназначенное для нее перепахивается три, четыре, пять раз, и весь навоз предназначен для него. За его внесением тщательно следят, количество навоза и право инспекции - важный пункт соглашения между землевладельцем и арендатором. Образуется порочный круг - подавляющее превосходство пашни и пар не дают держать много скота. А мало скота дает мало навоза. Мало навоза - низкий урожай. Низкий урожай - все поля уходят под зерновые.
Круг замкнулся - из века в век французский крестьянин выбивается из сил ради очень низких урожаев.
В XII-XIII веках, в момент внедрения системы, она давала урожай сам-три. В XVI веке - сам-четыре или сам-пять. Это очень хороший показатель. Больше только в Англии - сам-шесть, да на постоянно подпитываемых осадочными породами равнинах Нидерландов - сам-одиннадцать - сам-семнадцать. Чтобы было понятней, скажем так. Урожай сам-пять - сам-шесть означал где-то 6 центнеров с гектара. Да, здесь нет ошибки. Теперь становится понятно, почему крестьянин всегда жил на грани голода?
Пытливый читатель спросит - так откуда же брались бесчисленные тягловые животные и мясо для крупных городов. Естественно, оттуда, где пшеница почти не росла. Горы, побережья, болотистые зоны. Там почти нет зерна, зато много травы. Мало людей, но много скота. Отсюда же на каждую жатву устремляется поток сезонных рабочих, без которого крестьяне хлебных областей не справятся с уборкой. Сложность системы позволяет ей устойчиво существовать и легко воспроизводиться после самых сокрушительных катастроф. Лес, пашня, пустошь - здесь нет ничего лишнего. Эта система все время живет на грани голодной смерти, и не может от нее отойти, но сама по себе она постоянно воспроизводится.
Для вспашки применяется плуг с отвалом, который тащат четыре, шесть, восемь быков. В основном - быков. На худой конец - мулов. Лошадь на пашне еще редкий гость и теоретики-новаторы спорят, есть ли у нее преимущества перед быком. Вспахать землю сохой - это уже нечто из древней истории. Да с этим обычный крестьянин и не справится. С внедрением плуга обрабатываются преимущественно тяжелые земли. которые сохой не расковырять.
В структуре посевов главное место принадлежит злакам - около 80%. Половина отводится пшенице и ржи, другая половина - ячменю, овсу, гречихе, просу. Гречиху тогда считали злаком, «черной пшеницей». Для бедняков Нормандии и Бретани она была спасением - ее высевали после уборки пшеницы и она успевала созреть до зимы. Еще один спаситель - каштан. Бедняки делали из него муку, спасавшую их от голода - картофель останется ботанической экзотикой до самой Революции. Когда же дело доходило до желудей, это означало страшный голод. Необходимое дополнение любой злаковой диеты - бобовые. Горох, чечевица, бобы, нут были также важны, как зерно.
Но основными кормильцами людей и лошадей оставались пшеница и овес. Пшеница высевается на унавоженный и перепаханный пар, овес высевается туда, где была пшеница, а овсяное поле уходит под пар. Как легко увидеть, пшеница - главная. Поле предназначенное для нее перепахивается три, четыре, пять раз, и весь навоз предназначен для него. За его внесением тщательно следят, количество навоза и право инспекции - важный пункт соглашения между землевладельцем и арендатором. Образуется порочный круг - подавляющее превосходство пашни и пар не дают держать много скота. А мало скота дает мало навоза. Мало навоза - низкий урожай. Низкий урожай - все поля уходят под зерновые.
Круг замкнулся - из века в век французский крестьянин выбивается из сил ради очень низких урожаев.
В XII-XIII веках, в момент внедрения системы, она давала урожай сам-три. В XVI веке - сам-четыре или сам-пять. Это очень хороший показатель. Больше только в Англии - сам-шесть, да на постоянно подпитываемых осадочными породами равнинах Нидерландов - сам-одиннадцать - сам-семнадцать. Чтобы было понятней, скажем так. Урожай сам-пять - сам-шесть означал где-то 6 центнеров с гектара. Да, здесь нет ошибки. Теперь становится понятно, почему крестьянин всегда жил на грани голода?
Пытливый читатель спросит - так откуда же брались бесчисленные тягловые животные и мясо для крупных городов. Естественно, оттуда, где пшеница почти не росла. Горы, побережья, болотистые зоны. Там почти нет зерна, зато много травы. Мало людей, но много скота. Отсюда же на каждую жатву устремляется поток сезонных рабочих, без которого крестьяне хлебных областей не справятся с уборкой. Сложность системы позволяет ей устойчиво существовать и легко воспроизводиться после самых сокрушительных катастроф. Лес, пашня, пустошь - здесь нет ничего лишнего. Эта система все время живет на грани голодной смерти, и не может от нее отойти, но сама по себе она постоянно воспроизводится.