Чужой среди своих
Он сидит напротив меня в обтягивающем его стройную фигуру синем свитере и осторожно пробует облепиховый чай. Говорит, что нравится. Я не знаю, как будет «облепиха» по-английски, но он уверяет, что запомнил картинку, так что разберётся, если что. Он напоминает мне хрупкую тропическую птицу, невесть как залетевшую в Москву с далеких теплых берегов.
Ему 23 года. Я старше его. Не намного. На жизнь. Он хочет постоянных отношений с парнем из России, ведь «русские парни такие сильные, такие красивые, особенно их зелёные или серые глаза и светлые волосы». Здесь ему одному очень одиноко, и несмотря на то, что в Москве работать лучше (денежней), чем в Европе, он хочет уехать, если не найдёт парня надолго.
- Неужели это проблема? С твоей-то внешностью? - спрашиваю я.
Он распахивает глаза, и белки еще резче выделяются на фоне светло-шоколадной кожи. Пухлые губы огорчённо кривятся.
- Да! Это огромная проблема! Тут все думают, что я эскорт, и хотят только секса, - говорит он. - Но мне нужны отношения, а не просто перепих, хотя это, конечно, тоже бывает. Причем я универсал, но здесь, в России, стал только пассом.
Я смотрю на его густые, круто завёрнутые вверх ресницы, которым позавидовала бы любая девочка, вспоминаю полуобнажённые фотки его попы и прихожу к выводу, что любой нормальный человек (причем не важно, мужчина или женщина), конечно, хочет его выебать.
Он оставил всех родных и друзей дома, на Кубе. Ему тут холодно и одиноко. Ему нужен кто-то, с кем можно было бы засыпать и просыпаться. Он верит в любовь и в долгую счастливую семейную жизнь. Он считает, что можно жить вместе 20 лет и всё ещё хотеть друг друга.
- Вы, русские, совсем не как кубинцы. У вас на первом месте работа. И вы очень скрытные, - говорит он. Его тонкие пальцы бездумно то расстёгивают, то застёгивают молнию на свитере, то показывая, то скрывая серебряную цепочку с подвешенными на ней буквами. «AMORE» - читаю я. Сочетание серебра и шоколада - красиво. Он говорит, что здесь всё время сидит дома, а ему нравится, когда движуха, когда звонят и пишут, когда откровенно говорят обо всём и ничего не скрывают друг от друга, когда помогают и заботятся. Но в Москве ему неприятно выходить на улицу: люди всё время пялятся, и некоторые совсем недобро.
- Я написал тебе, потому что мне показалось, что у нас много общего. А чего ты хочешь? - спрашивает он. Для разнообразия говорю ему правду. Ту, которую он хочет услышать. Почему-то вспоминается «Комната Джованни», но я гоню дурные мысли. Я желаю ему, чтобы все его мечты сбылись. Мы разговариваем дальше. Он рассказывает о себе, я - о себе. Он скрывает зевок - сегодня пришлось рано встать. Я прошу счёт.
- Я всегда говорю, что думаю, я открытый человек… - он неловко улыбается. - Ты классно выглядишь, но…
- Но мы не подходим друг другу, - помогаю ему я. Мне хочется засмеяться, но я просто улыбаюсь. Мы, русские, очень скрытные.
На выходе из заведения мы прощаемся, договариваемся быть «ин точ» и расходимся в разные стороны.
Ему 23 года. Я старше его. Не намного. На жизнь. Он хочет постоянных отношений с парнем из России, ведь «русские парни такие сильные, такие красивые, особенно их зелёные или серые глаза и светлые волосы». Здесь ему одному очень одиноко, и несмотря на то, что в Москве работать лучше (денежней), чем в Европе, он хочет уехать, если не найдёт парня надолго.
- Неужели это проблема? С твоей-то внешностью? - спрашиваю я.
Он распахивает глаза, и белки еще резче выделяются на фоне светло-шоколадной кожи. Пухлые губы огорчённо кривятся.
- Да! Это огромная проблема! Тут все думают, что я эскорт, и хотят только секса, - говорит он. - Но мне нужны отношения, а не просто перепих, хотя это, конечно, тоже бывает. Причем я универсал, но здесь, в России, стал только пассом.
Я смотрю на его густые, круто завёрнутые вверх ресницы, которым позавидовала бы любая девочка, вспоминаю полуобнажённые фотки его попы и прихожу к выводу, что любой нормальный человек (причем не важно, мужчина или женщина), конечно, хочет его выебать.
Он оставил всех родных и друзей дома, на Кубе. Ему тут холодно и одиноко. Ему нужен кто-то, с кем можно было бы засыпать и просыпаться. Он верит в любовь и в долгую счастливую семейную жизнь. Он считает, что можно жить вместе 20 лет и всё ещё хотеть друг друга.
- Вы, русские, совсем не как кубинцы. У вас на первом месте работа. И вы очень скрытные, - говорит он. Его тонкие пальцы бездумно то расстёгивают, то застёгивают молнию на свитере, то показывая, то скрывая серебряную цепочку с подвешенными на ней буквами. «AMORE» - читаю я. Сочетание серебра и шоколада - красиво. Он говорит, что здесь всё время сидит дома, а ему нравится, когда движуха, когда звонят и пишут, когда откровенно говорят обо всём и ничего не скрывают друг от друга, когда помогают и заботятся. Но в Москве ему неприятно выходить на улицу: люди всё время пялятся, и некоторые совсем недобро.
- Я написал тебе, потому что мне показалось, что у нас много общего. А чего ты хочешь? - спрашивает он. Для разнообразия говорю ему правду. Ту, которую он хочет услышать. Почему-то вспоминается «Комната Джованни», но я гоню дурные мысли. Я желаю ему, чтобы все его мечты сбылись. Мы разговариваем дальше. Он рассказывает о себе, я - о себе. Он скрывает зевок - сегодня пришлось рано встать. Я прошу счёт.
- Я всегда говорю, что думаю, я открытый человек… - он неловко улыбается. - Ты классно выглядишь, но…
- Но мы не подходим друг другу, - помогаю ему я. Мне хочется засмеяться, но я просто улыбаюсь. Мы, русские, очень скрытные.
На выходе из заведения мы прощаемся, договариваемся быть «ин точ» и расходимся в разные стороны.