Гастроли театра Вахтангова
Пушкинский "Евгений Онегин" и софоклов "Царь Эдип", оба в постановке Римаса Туминаса.
Если бы не знать наверняка, никогда бы не сказала, что это дело рук одного режиссёра.
В "Онегине" продумано, простроено (литературная композиция = инсценировка тоже Туминаса), прожито, проговорено всё. Красивая программка в виде конверта с набором карточек-открыток, стилизованных под пушкинскую рукопись с профилями актёров на полях. Удачно подобраны актёры (судя по отрывкам видеозаписей, во втором составе - тоже, и там несколько иначе персонажи реализуются), удачно рассказана цельная история, уместно использована хореография Анжелики Холиной, каждое движение не впустую, соотносится с характером образа, с отношениями персонажей и с текущим текстом.
У вербальных взрослых Онегина - Сергея Маковецкого и Ленского - Олега Макарова есть пластические молодые двойники (Виктор Добронравов и Василий Симонов), для Онегина действие происходит и в прошлом, и в настоящем одновременно. Остальные появляются только в "настоящем" воспоминаний, поэтому порой карикатурны, выпукло-односторонни из-за игры памяти. Но и для миловидно-вульгарной простушки Ольги (Мария Волкова), сросшейся с аккордеоном, находится своя трагедия (эмоций вообще полновесный набор, есть эпизоды смешные и тяжёлые, безысходные и трогательные, трагические и сентиментальные), и лирически-трагическая Татьяна (Ольга Лерман) оказывается той ещё малолетней влюблённой дурочкой и то и дело принимает несуразные позы и таскает по сцене мебель от избытка чувств.
По поводу героев по полной работает остроумие и авторское, и онегинское, далеко не всегда желчное, иногда и вовсе ностальгическое. А над зрителями легко посмеивается режиссёр, не оправдывая надежд, ломая шаблоны, не позволяя себя предугадывать. Рояль, например, используется как чайный столик, как что-нибудь ещё, а по прямому назначению лишь однажды, когда Онегин одним пальцем стучит по паре клавиш и срывает аплодисменты преклоняющихся перед столичной штучкой провинциалов. Перед дуэлью секунданты утаптывают снег на площадке, что постепенно переходит чуть ли не в чечётку, - а сама дуэль проводится не в этом месте сцены, а на помосте (да и там Ленский оказывается подло "заколот", как ножом в рёбра).
Сцена именин Татьяны затягивается смеха ради: все гости подготовили номера, и кто в лес кто по дрова, кто с танцами, кто с песнями, рвут страсти в клочья, фальшивят, срываются, простодушно и неумело стараются изо всех сил отвлечь Таню от главного - от ожидания. И вот ожидание показано как нельзя понятнее. Протяжный монотонный звук за сценой создаёт внезапную тишину среди балагана, вразрез ему, и Татьяна вновь и вновь, стоя на стуле, напряжённо всматривается в пустоту, и смешное тут же становится и нам-зрителям мешающим и неуместным.
И таких тесно сплетённых, взаимоувязанных, органичных театральных радостей - все три с половиной часа.
А потом Софокл, который совершенно не так и не туда. То ли в театре решили, что раз это не русский психологический реализм, а древнегреческая трагедия, то и прорабатывать образы и отношения необязательно (можно ведь созвать звёзд, нагнать побольше пафоса, играть крупно, схематично и многозначительно), то ли делали в спешке и не успели понять, про что.
Красивые костюмы, красивая сценография, красивые, но не прибавляющие смысла статичные мизансцены - всё по большей части из разряда красивостей. И произносящие текст неважнокакие актёры (думаю, можно кого угодно заменить на кого угодно другого, никто и не заметит).
Задел только один мощный финальный образ - всё время бывший на сцене обломок круглой башни (намёк ли на Вавилонскую?) раскачался и стал наезжать на детей Эдипа: и их не пощадит рок, и их размелют жернова истории. Но повторялись эти наезды так долго, что успели стать просто эстетически безупречной страшилкой.
Если бы не знать наверняка, никогда бы не сказала, что это дело рук одного режиссёра.
В "Онегине" продумано, простроено (литературная композиция = инсценировка тоже Туминаса), прожито, проговорено всё. Красивая программка в виде конверта с набором карточек-открыток, стилизованных под пушкинскую рукопись с профилями актёров на полях. Удачно подобраны актёры (судя по отрывкам видеозаписей, во втором составе - тоже, и там несколько иначе персонажи реализуются), удачно рассказана цельная история, уместно использована хореография Анжелики Холиной, каждое движение не впустую, соотносится с характером образа, с отношениями персонажей и с текущим текстом.
У вербальных взрослых Онегина - Сергея Маковецкого и Ленского - Олега Макарова есть пластические молодые двойники (Виктор Добронравов и Василий Симонов), для Онегина действие происходит и в прошлом, и в настоящем одновременно. Остальные появляются только в "настоящем" воспоминаний, поэтому порой карикатурны, выпукло-односторонни из-за игры памяти. Но и для миловидно-вульгарной простушки Ольги (Мария Волкова), сросшейся с аккордеоном, находится своя трагедия (эмоций вообще полновесный набор, есть эпизоды смешные и тяжёлые, безысходные и трогательные, трагические и сентиментальные), и лирически-трагическая Татьяна (Ольга Лерман) оказывается той ещё малолетней влюблённой дурочкой и то и дело принимает несуразные позы и таскает по сцене мебель от избытка чувств.
По поводу героев по полной работает остроумие и авторское, и онегинское, далеко не всегда желчное, иногда и вовсе ностальгическое. А над зрителями легко посмеивается режиссёр, не оправдывая надежд, ломая шаблоны, не позволяя себя предугадывать. Рояль, например, используется как чайный столик, как что-нибудь ещё, а по прямому назначению лишь однажды, когда Онегин одним пальцем стучит по паре клавиш и срывает аплодисменты преклоняющихся перед столичной штучкой провинциалов. Перед дуэлью секунданты утаптывают снег на площадке, что постепенно переходит чуть ли не в чечётку, - а сама дуэль проводится не в этом месте сцены, а на помосте (да и там Ленский оказывается подло "заколот", как ножом в рёбра).
Сцена именин Татьяны затягивается смеха ради: все гости подготовили номера, и кто в лес кто по дрова, кто с танцами, кто с песнями, рвут страсти в клочья, фальшивят, срываются, простодушно и неумело стараются изо всех сил отвлечь Таню от главного - от ожидания. И вот ожидание показано как нельзя понятнее. Протяжный монотонный звук за сценой создаёт внезапную тишину среди балагана, вразрез ему, и Татьяна вновь и вновь, стоя на стуле, напряжённо всматривается в пустоту, и смешное тут же становится и нам-зрителям мешающим и неуместным.
И таких тесно сплетённых, взаимоувязанных, органичных театральных радостей - все три с половиной часа.
А потом Софокл, который совершенно не так и не туда. То ли в театре решили, что раз это не русский психологический реализм, а древнегреческая трагедия, то и прорабатывать образы и отношения необязательно (можно ведь созвать звёзд, нагнать побольше пафоса, играть крупно, схематично и многозначительно), то ли делали в спешке и не успели понять, про что.
Красивые костюмы, красивая сценография, красивые, но не прибавляющие смысла статичные мизансцены - всё по большей части из разряда красивостей. И произносящие текст неважнокакие актёры (думаю, можно кого угодно заменить на кого угодно другого, никто и не заметит).
Задел только один мощный финальный образ - всё время бывший на сцене обломок круглой башни (намёк ли на Вавилонскую?) раскачался и стал наезжать на детей Эдипа: и их не пощадит рок, и их размелют жернова истории. Но повторялись эти наезды так долго, что успели стать просто эстетически безупречной страшилкой.