Первый роман Умберто Эко, "Имя розы", начинается с пародии на литературную мистификацию. Текст предваряется прологом, носящим название "Разумеется, рукопись" и содержащим утверждение, что перед нами не оригинальное произведение, а старинная книга, обретённaя издателем 16 августа 1968 года в Праге. "Так найденный в Праге раритет спас меня от тоски в чужой стране, где я дожидался той, кто была мне дорога. Через несколько дней бедный город был занят советскими войсками..."
Последний по счёту роман этого автора называется "Пражское кладбище" и посвящён истории создания одного из самых знаменитых фальсификатов в истории - "Протоколов сионских мудрецов".
Романы Эко написаны словно специально, чтобы обсуждаться в журнале, озаглавленном "Богемские манускрипты" и время от времени выставляющем на суд читателя посты под тэгами manuscriptorium и falsificatum.
Автор "Имени розы" и "Пражского кладбища" не раз говорил, что читатели бывают семантическими и семиотическими. Семантическиe читают книги, чтобы узнать, что будет дальше. Семиотические понимают, как устроена созданная автором конструкция, обращают внимание на второй и третий план повествования, улавливают сделанные писателем интертекстуальные намёки.
Полагаю, мы вправе говорить o разных степенях семиотичности читателя.
Например, при чтении "Имени розы" даже вполне семантический читатель, полностью увлечённый детективным сюжетом, неизбежно будет немного семиотическим, потому что наверняка увидит в главном герое Вильгельме Баскервильском и его спутнике Адсоне намёк на Шерлока Холмса и доктора Ватсона.
Более семиотический читатель заметит, что фигура Вильгельма Баскервильского одновременно намекает и на Уильяма Оккама.
Ещё более семиотический - вспомнит вышедшую из-под пера Гилберта К. Честертона фигуру священника-детектива отца Брауна.
Вероятно, ассоциативный ряд можно продолжить (не сомневаюсь, что среди посетителей "Богемских манускриптов" есть читатели куда более семиотические, чем автор этого журнала).
А можно в этой точке развернуться и пойти в другую сторону. Например, вспомнить, что Честертон был автором статьи "Юмор" в Британской энциклопедии. Увязать юмор Чеcтертона с темой смеха в "Имени розы", сюжет которoго которого строится вокруг стремления библиотекаря Хорхе скрыть от мира вторую часть "Поэтики" Аристотеля, посвящённую комедии.
Можно задуматься: что же хотел сказать автор, давая отрицательному герою имя Хорхе и делая его библиотекарем? Сам Умберто Эко стремился подтолкнуть читателя к такому ходу мысли, заявив: "Хорхе + библиотека = Борхес, и все спрашивают, почему Борхес у меня такой плохой".
Словом, ассоциации, вызванные тем или иным текстом у семиотического читателя, могут быть самыми разными..
У меня появилось желание посмотреть на "Пражское кладбище" глазами семиотического читателя. Но предметом моего интереса будут в первую очередь не литературные, а исторические и политические аллюзии. Причём не столько те, которые были заложены в сюжет самим автором, сколько те, которых он осознанно или неосознанно постарался избежать.
Это не совсем обычный подход к чтению книг, но ЖЖ вообще не очень обычное место. Здесь не столько занимаются литературной критикой, сколько развлекаются, придумывая забавы по своему вкусу. И не вполне обычные подходы иногда дают в этом деле любопытные результаты.
Как-то раз один мой взаимный френд придумал шараду. Дело происходило под замком, поэтому я воздержусь от упоминания его никнейма, но сама шарада была настолько невинна, что я воспроизведу её здесь целиком:
Мой первый слог в лесу открой.
Найди в Китае слог второй.
А вместе -- тот, кто под хмельком
В реку с моста упал мешком!
Имея общее представление о круге интересов и образе мыслей своего френда, я догадался, что речь идёт о первом президенте РФ. По сути загадка была ясна. Оставалось разгадать шараду с формальной точку зрения.
Китай вызвал у меня ассоциацию со словом рис. Это был ясный второй слог. Найдя его, я сделал вывод, что первый слог, который нужно искать в лесу - это Бо. И я нашёл в лесу Бо (в смысле - дерево Бо, под которым достиг просветления Будда), о чём и сообщил своему френду.
Автор шарады удивился и сказал, что в лесу находится Ель, а в Китае - Цин (в смысле - династия Цин, 1644-1911 годы). О том, что в шараде зашифрован не только Ельцин, но и Борис, мой френд и сам не подозревал (во всяком случае, он говорит, что не подозревал).
Но ведь я разгадал шараду, причём верно, не правда ли?
Нечто подобное я собираюсь проделать и с "Пражским кладбищем". А поскольку я склонен к многобуквию не меньше самого Эко, одного поста для семиотического прочтения его романа мне было бы явно недостаточно.
Всё, что было сказано выше, - лишь пролог к заметкам о Il Cimitero di Praga. Я напишу три поста.
Первый - о рассказчике. В нём мы поговорим о фальсификациях вообще и о том, почему спeциалист по Средневековью - это в первую очередь специалист по фальсификациям.
Второй - о герое. Здесь появится традиционная для моего журнала тема левых и правых, а также рассуждение о том, что автор, решивший сделать своего героя человеком, отвратильным во всех отношениях, рискует доверием читателя.
Третий - о том, что осталось спрятано между строк. Ибо сказав много, автор предпочёл кое о чём умолчать.
И я ещё не знаю, будет ли у этого сериала эпилог.