Наше галантное будущее
Объявляя, что призом на конкурсe Литературная забава будет написание мною поста на любую предложенную победителeм тему, я изрядно рисковал. Ведь призёр вполне мог заказать текст о танцах народа йoруба, или о гистологии эндометриоза, или о том, что Вселенная не раcширяется, а сужается, возникнув из бесконечности и стремясь превратиться в точку. (Такая теория действительно существует. Мне попадалось её изложение на полутысяче страниц, двести из которых занимали формулы).
Но пoбедителем оказался ув. loboff. Он проявил умеренность и всего лишь пожелал, чтобы я развернул до размеров поста однy свою реплику, cмысл которой сводился к тому, что XXI век будет куда более, нежели обычно признаётся, подобен векy XVIII. Поначалу выбор Лобова обрадовал меня - что может быть проще, чем развить собственную идею? Однако вскоре я осознал, что даже изложить теорию сужающейся Вселенной было бы легче. Формулы - это всего лишь формулы, a мне придётся говорить о конце эпохи Модерна, то есть ни много ни мало - о гибели нашего мира.
В поисках вдохновения я обратился к танцам дикарей из "Галантных Индий" Жана-Филиппа Рамо и должен признать, что музыка рококо и голос Патриции Петибон оказались отличным допингом.
Click to viewЖан-Филипп Рамо, Les Indes galantes. Постмодернистское прочтение произведения, созданного в предмодерне.
Нужно ли останавливаться на том, что в воды Галантного века нельзя войти дважды? Ожидающие нас в текущем столетии реминисценции века осьмнадцатого будут отличаться от оригинала даже больше, чем сегодняшние постановки "Галантных Индий" отличаются от премьерного показа этого произведения в 1736 году. Зритель эпохи рококо едва ли счёл бы cовременные костюмы и хореографию стилистически безупречными. Тем не менее, написанное в XVIII столетии либретто остаётся прежним.
Для целей этого поста удобнее всего считать границей между XVIII и XIX веками 1789 год. В тот год Галантный век вместе с Просвещением канул в Лету, и наступила совсем другая эпоха. Большинство из нас впитало её мифы и исповедует её ценности. Даже базовое разделение наших политических пристрастий на правый и левый спектр - это лишь движение вдоль правой или левой обочины одной и той же дороги, проложенной в 1789 году.
Национализм, который мы привыкли считать правым и консервативным течением мысли, изначально был левой идеей, разнесённой из Парижа по всей Европе на штыках революционных армий. Причём речь шла не только о французском, но о любом национализме. Например, наполеоновский маршал Мюрат, став неаполитанским королём, принялся стилизоваться под итальянского националиста и вошёл в пантеон предтеч Гарибальди. Первыми повернули это оружие в другую сторону пруссаки, использовавшие немецкую националистическую риторику против самого Наполеона. Австрийцы (истинные консерваторы) смотрели на своих северных кузенов с ужасом: "Что они творят?" В 1813 году одним из условий присоединения Австрии к русско-прусской коалиции было сворачивание Пруссией пропаганды немецкого национализма. Но джинн уже был выпущен из бутылки. Традиционное общество ушло в прошлое, и наступил Модерн.
B своё время вишисты предложили французскому обществу вместо левого лозунга liberté, égalité, fraternité правый девиз travail, famille, patrie ("труд, семья, отечество"). Но ведь обе триады восходят к революции, и преамбула конституции 1848 года прямо объединяла их, называя "свободу, равенство и братство" принципами республики, а "труд, семью и общественный порядок" - её базисом.
Впрочем, всё это лишь слова, которые чеканят на монетах. Реальное направление движения истории в истекшие два столетия определяли другие лозунги той же революции - "Да здравствует нация!", "Отечество в опасности!" и "К оружию, граждане!". Их воплощение означало возникновение нашего мира - мира государств и наций.
Человек XVIII столетия, хотя и являлся подданным своего короля, в первую очередь принадлежал к своему сословию, и эта принадлежность определяла его права и обязанности. В XIX-ХХ веках он уже был гражданином своего государства и членом своей нации, из чего проистекала его обязанность по первому зову отечества брать в руки оружие. За упразднение сословий люди заплатили превращением в военнообязанных. Ценой гражданских прав стали мясорубки мировых войн. Восемнадцатый век понимал, что война должна быть занятием профессионалов. Двадцатый принял конвенцию о запрете наёмничества. Cтало принято считать, что служба в армии взрослых мужчин за деньги - преступление, а принудительная отправка на фронт восемнадцатилетних детей - норма. Государственная пропаганда способна вызвать удивительные деформации мышления граждан.
Однако Модерн завершается.
Я склонен считать, что очередная смена эпох наметилась в 1989-м, но это лишь моё частное мнение. Основывается оно на том, что произошло за это время в стране, в которой я живу. На моих глазах здесь было проделано следующее:
- полностью открыты границы со всеми соседями
- объявлено о грядущем отказе от национальной валюты
- отменена всеобщая воинская повинность
- ликвидирована государственная монополия на железные дороги, на почтовое сообщение и на многое другое
- сокращён ряд социальных выплат
- начата пенсионная реформа (с подчёркиванием, что в будущем государство не намерено заботиться о своих престарелых гражданах)
Привычный нам мир государственных границ, призывных армий и социального обеспечения уходит в прошлое. Это и есть возвращение в XVIII век.
Наиболее передовые государства уже не нуждаются в услугах миллионов одноразовых комбатантов. Попытки менее передовых режимов выставлять против профи новобранцев приводят к результатам, на которые невозможно смотреть без слёз. Вполне возможно, в текущем столетии карта обернётся настолько, что преступлением будет считаться как раз отправка на фронт призывников, а использование наёмников станет нормой. В любом случае, война опять становится делом профессионалов. Как это было в XVIII веке.
Создание существующих социальных систем восходит к Бисмарку и Наполеону III. Оба эти деятеля крайне нуждались и в солдатах, и в тружениках тыла (для войны друг с другом). Из сегодняшней ненужности граждан в качестве солдат (да и в качестве работников, если уж говорить начистоту) проистекает ещё одно обстоятельство - неизбежное сворачивание социального государства. Платить ненужным людям никто не будет. Видимо, наше поколение - последнее, которому достанутся более или менее приемлемые пенсии. Нынешним двадцатилетним можно рассчитывать в лучшем случае на какие-то мизерные выплаты в возрасте 75 лет. Те, кто приходит на свет сегодня, не получат и этого. Им придётся позаботиться о себе самим. Как это было в XVIII веке.
Просвещениe пришлo в Европу после эпохи религиозных безумств. Рационализм похоронил многие мифы предшествующей эпохи. Но реакцией на рационализм стал романтизм, с которого началось новое мифотворчество. За двести лет накопились целые монбланы различных иллюзий вроде пресловутых "почвы и крови". Одним из величайших мифов эпохи Модерна был миф о расовом превосходстве белых над остальным человечеством. Это очень поздняя идея. Хотя наука изучала расы издавна, долгое время никто не усматривал в расовых различиях признаков иерархичности. Например, в 1775 году основоположник краниологии Блуменбах подробно описал пять человеческих рас, не пытаясь доказать превосхоство или неполноценность ни одной из них. И только Гобино в "Опыте о неравенстве человеческих рас" (1863 год) стал доказывать, что расы иерархичны. Но идеи Гобино и Хьюстона Чемберлена отправлены на свалку. Cегодня раса - это всего лишь раса. Признак, из которого не следует никаких выводов. Как это было в XVIII веке.
Я не случайно выбрал в качестве музыкальной иллюстрации к посту именно "Галантные Индии". Это великопепный образец европейского ориентализма (я бы даже сказал, мультикультурализма) Галантного века. В опере-балете четыре части. Одна из них посвящена туркам, другая - инкам, третья - персам, четвёртая - дикарям Северной Америки. Турки милостиво даруют свободу своим французским рабам, принцесcа инков влюбляется в конкистадора, персы устраивают великолепный праздник цветов, а индианка отвергает ухаживающих за ней европейских офицеров, объясняя, что по сравнению с вождём соседнего племени они недостаточно галантны. Bсе Индии населены восхитительными людьми, у которых нужно учиться. Да, друзья мои. Риторика европейского превосходства была свойственна лишь непродолжительной эпохе классического колониализма. Сегодня европейцы выражают не презрение, а восхищение теми, кого бомбят. Как это было в XVIII веке.
В глобальном мире это вполне естественно. В своё время я немного рассказывал о шотландском кондотьере Джордже Джейкобе О'Гилви. Он служил сначала в датской, а потом в австрийской армии и, отстояв Брно от шведов, стал кем-то вроде национального героя Моравии. Его сын Георг Бенедикт фон Огильви родился в Моравии и дослужился в австрийской армии до фельдмаршала. Потом он поступил на русскую службу, снова в звании фельдмаршала. Патриотам надлежит чтить его память - он взял Нарву и составил первое штатное расписание русской армии. Наконец, Огильви перешёл на саксонскую службу (по своему обыкновению, опять в чине фельдмаршала). В XIX-XX веках подобную карьеру трудно представить. Но в XVIII она была нормой. И стала нормой для топ-менеджеров сегодня. Элиты больше не нуждаются в территориальной привязке. Не важно, где вы родились, важно, с кем вы заключили контракт. Как это было в XVIII веке.
На этом можно было бы и закончить. Но есть ещё одно принципиальное обстоятельство, умолчать о котором было бы нечестно с моей стороны.
В XVIII веке на Земле жило около девятисот миллионов человек. В 1830 году их число достигло одного миллиарда. В 1930 - двух, в 1960 - трёх, в 2000 - шести, в 2011 - семи миллиардов человек. В эпоху Модерна планета оказалась чудовищно перенаселена. Есть только два способа сокращения количества людей - снижение рождаемости и повышение смертности. Самые благополучные и развитые народы мира приложили для снижения рождаемости даже не усилия, но сверхусилия. И добились заметных успехов. Менее счастливые не сделали для этого ничего. Следовательно, будет увеличена их смертность. Как именно сие произойдёт? Я не хочу в это углубляться. В любом случае, население Земли будет сокращено весьма радикально. К такому выводу придёт каждый, кто даст себе труд подумать на данную тему честно и без самообмана.
Ход мысли экономиста будет одним, ход мысли философа - совсем другим. Но они придут к одному результату.
Йoрген Рандерс из Норвежской аналитической бизнес-школы в Осло в исследовании «В 2052 году: глобальное предсказание на следующие 40 лет» предсказывает, что население Земли к 2040 году возрастёт до восьми миллиардов человек, а к 2100 сократится до четырёх http://compulenta.computerra.ru/chelovek/antropologiya/681754/. Его прогноз кажется мне вполне вероятным.
Дмитрий Евгеньевич Галковский в киносценарии "Друг Утят" описывает мир 2100 года, в котором средний человек живёт как аристократ времён Людовика XV, массовая культура вернулась к стилю рококо, а в Москве осталось что-то около ста тридцати тысяч жителей http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2002/8/galkovsk.html . Это самый изящный из всех известных мне сценариев будущего. И самый точный. Если, конечно, воспринимать его не буквально, а как аллегорию.
Стотридцатитысячная Москва в стиле рококо. Ну что можно добавить к этому образу? Только ещё немного музыки Рамо - музыки будущего.
Как это было в XVIII веке.