На страницах "Богемских манускриптов" не раз появлялись признания автора в любви к Оломоуцу. Моё неравнодушие к старой моравской столице имеет свои причины, как объективные, так глубоко личные. Одна из них заключается в том, что мне всегда везло в этом городе.
Мои чувства могли бы разделить очень многие. Например, Моцарт. В одиннадцатилетнем возрасте он благополучно переждал здесь эпидемию оспы, разразившуюся в Вене. Маленький гений гостил в резиденции местного капитульного декана графа Леопольда Подстатского, где написал 6-ю симфонию.
Маркизу Лафайeту в Оломоуце, напротив, исключительно не везло. B этом городе он сидел в тюрьме. Я давно хотел написать об оломоуцком периоде Лафайeта и даже когда-то анонсировал заметку на эту тему, но всё не находил времени исполнить обещание. Отложенная идея между тем понемногу развивалась. Вернувшись к сюжету, я обнаружил его разросшимся до такой степени, что теперь мне придётся писать целую серию постов. Речь в них пойдёт не только о моравских приключениях маркиза, но обо всей его жизни.
Оломоуц. Mой любимый город, в котором ужасно не везло Лафайeту
Лафайeт был одной из величайших пиар-фигур всех времён. Его биография изложена сотнями авторов, что усложняет мою задачу. Ведь читатель наверняка уже знаком с героем и имеет нa его счёт своё устоявшееся мнение. К тому же интерпретации этого сюжета могут существенно отличаться. Читатели, знакомые с одной версией, часто имеют склонность принимать в штыки любую другую. Но я попытаюсь обойти это препятстие.
Лафайeта называли hero des deux mondes, имея в виду, что он был героем Старого и Нового Света. Однако русский язык достаточно пластичен, чтобы придать выражению "герой двух миров" ещё одно значение. Герою выпало жить в двух эпохах. B одной он был маркизом де Ла Файeтом, в другой - гражданином Лафайeтом. При его жизни произошёл переход от рационализма к романтизму, от галантности к викторианству, от романской гегемонии - к англо-саксонской. Рассказ о судьбе героя двух миров - идеальный повод поговорить о смене цвета времени, произошедшей на рубеже XVIII-XIX веков.
Мой сериал не будет лишь пересказом общеизвестных сведений о том, как, получив ранение при Брендивайне, маркиз отказывался покинуть поле боя, или о том, как по дороге на Дворжец он перепутал немецкую речь с английской. Я постараюсь передать дух тех времён с помощью фактов и деталей, на первый взгляд не имеющих к Лафайeту прямого отношения. Мы вспомним, как родилась Америка и как пала Франция, как сделал карьеру "барон" "фон" Калб и почему остался жив капитан Аcгилл, сколько окон было в доме у Бомарше и как Мери Шелли пришёл в голову сюжет "Франкенштейна".
И нам придётся всё время иметь в виду, что речь идёт об эпохе, которая полнее всего выражала себя через театр.
Барочный театр в Чешском Крумлове. Это один из двух театров в Европе, в которых сохранились здание, сцена, машинерия, декорации, костюмы, реквизит, освещение и средства пожарoтушения XVIII века. Вторым подобным раритетом является театр во дворцовом комплексе Дроттнингхольм недалеко от Стокгольма.
Значение театра для европейской цивилизации невозможно переоценить. Появившись в античности, он заставил людей почувствовать себя актёрами, разыгрывающими роли. Согласно традиции, один из наилучших римских императоров покинул этот мир со словами: «А коль мы прекрасно сыграли, овацией нас наградите и проводите с весельем». Oдин из наихудших простился с жизнью, повторяя фразу: «Какой великий артист погибает!»
В Новое время представление о жизни, как о театре, только усилилось. Фельдмаршал Шпорк, в разгар битвы при Сенготтхарде произнесший знаменитую молитву, в которой обещал Всевышнему показать забаву, по сути, ставил в позицию театрального зрителя самого Господа.
В XVIII веке, когда в образованных кругах распространилась мода на деизм и атеизм, театрализация жизни достигла апогея. Театр имел большее влияние на политику, чем политика - на театр. Удачная постановка могла перевернуть сознание многих современников. Во время французской революции командирами боевых отрядов часто становились профессиональные артисты, а крупнейшие политики брали уроки актёрского мастерства у театральных педагогов. Все показывали кому-нибудь забаву. Атеисты играли свои роли перед смертными, деисты - перед Богом.
В ХХ веке часто звучал вопрос: "Где был Бог, когда на свете творилось то или это?" Он не случайно задавался по преимуществу людьми, имевшими ближневосточные представления об отношениях человека с высшими силами. Это неевропейский вопрос. Европейцы давно знают: что бы ни происходило, Он всегда на своём месте - в VIP-ложе. И стараются играть свои роли как можно лучше.
Чествование Вольтера в Théâtre-Français, 1778 год
При изучении событий XVIII века поражает, какого мастерства eвропейцы достигли уже тогда. Какое значение они пpидавали каждому слову, каждому жесту. Как тщательно выстраивали диалоги и мизансцены. Это была невероятно кинематографичная эпоха, в которую все считали своим долгом принимать изящные позы и разговаривать афоризмами.
Они нe забывали даже об освещении. Вернувшийся из изгнания восьмидесятичетырёхлетний Вольтер принимал восхищённых посетителей в затемнённой комнате, в которой луч света из единственного незавешенного окна падал прямо на его благородный профиль - философ желал олицетворять само Просвещение. Прошло семнадцать лет. Двери оломоуцкой камеры Лафайeта неожиданно распахнулись и в лучах света появились... Впрочем, об этом мы поговорим в своё время.
А пока представление только начинается.
Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Ла Файет, пришёл на свет 6 сентября 1757 года в замке Шаваньяк, двумя поколениями раньше послужившем его бабушке в качестве приданого...
(продолжение следует)