к "свидетельствованию всему живому"
Шуйский очень точно описал процесс и ключевой способ вытаскивания себя из жопы и внутреннего ада.
И правда в том, что это действительно небыстро.
Originally posted by a_str at к "свидетельствованию всему живому"
Я хотел рассказать о добыче последних лет.
О том, какова она и откуда, и как так вообще получилось.
Дело в том, что примерно с 2011 года мы жили в режиме "на износ" - прежде всего с точки зрения эмоций и ресурса.
До этого было скорее "непросто". Но в сентябре 2010 длительную, тяжелую болезнь Тигриной мамы, с тромбозом и болями, диагностировали как рак. И после этого все покатилось под очень крутую горку, прежде всего потому, что моя теща, царствие ей Небесное, совершенно не умела болеть. Знаете таких людей - когда им больно, эмоционально или физически, они не в состоянии переносить эту боль без того, чтобы найти виновного в ней извне. Были виноваты врачи, был виноват немецкий язык, была виновата страна, в которой ее лечили и, конечно, близкие, которые не спасли. А близкие были мы, хотя больше всего, конечно, доставалось Тигриному папе. Мы прекрасно понимали, что это боль и страх, и утешали ее, как могли, и торчали в больнице, и приезжали всякий раз, как могли вырваться, Тигра сменила работу - предыдущая была завязана на длительные командировки, из которых не уехать чуть что.
За ту зиму я узнал о страхе и отчаяньи больше, чем за всю жизнь. О том, как он прорастает в человеке, как заставляет его замирать или кидаться на окружающих, видеть злой умысел там, где его очевидно нет - и в отдельных деталях, и в мироздании в целом.
Сначала я просто нагрузил себя работой. Организовал ее - неделя рисунка, неделя текста. По принципу Вечеровского: "Когда мне плохо, я работаю. Когда у меня неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, я сажусь работать." И какое-то время это помогало, и даже очень. Плюс до определенной степени режим, плюс физические нагрузки. И упрямство, конечно.
(Одновременно с этим всем я начинаю очень много писать от руки - фиксировать, что меня выбивает из колеи, как я оказываюсь выбитым, что с этим можно сделать. Так появляется некая система вешек, по которым по крайней мере можно выбраться из эмоциональной трясины. Но не попадать в нее я еще не умею.)
При этом выматывающих обстоятельств очень много, и все они - о держании, причем таком, когда ты держишь мягко и прочно даже тогда, когда тебя лупят изо всех сил, потому что лупят себя, а ты очень близко.
В августе и сентябре случаются смерть и похороны, батарейки разряжены в ноль. А я уже подписался устраивать выставку весной. И вот тут я начал совершенно сознательно отслеживать вещи, которые дают хотя бы немного ресурса.
Потому что было абсолютно понятно, что большого источника ресурса сейчас взять неоткуда, то есть все то, что работало как большой источник ресурса, картинки и тексты - совсем перестало кормить. Я делал нежнейшие вещи - легких акварельных драконов посреди Венеции - настолько на собственном упрямстве, что в процессе слег на неделю с температурой тридцать девять. Текстов не было вовсе. В конце осени мы вырезали опухоли у Лямбды - первые. У Тигриного папы нашли рак, весной его оперировали. Весной же нам вскрыли квартиру и увели из нее мой старый ноут с эскизами к выставке. Я понимал, что не могу работать в таких условиях, это невозможно.
И мне пришлось разработать систему поддержки, опираясь на которую, я мог работать в любых условиях - потому что конца-края этим условиям было не видно. (И закончились они, пожалуй, только этой осенью, то есть длились три года. Сейчас я оглядываюсь - и очень рад тому, что не позволил себе положиться на "когда пройдет, тогда начнем работать", потому что трех лет простоя очень было бы жаль.)
Я совершенно сознательно и последовательно вцеплялся в любое "хорошо". Солнечный день, первая зелень, хороший сон - в обычном состоянии я, скорее всего, отмечал бы такие вещи галочкой и тут же забывал. В том состоянии, в котором мы оказались, каждая подобная мелочь не просто удерживалась в голове, а ставилась на золотой пьедестал. Фокус был еще и в том, чтобы убрать из этого удержания "зато". Нет, все должно было быть не в компенсации, а через запятую. У меня бессонница и чудовищная головная боль, в парке вылезли первые крокусы, рисунок не получился, пойду пробегу лишние пару километров, хороший день никто не отменял.
Тут было еще важно цепляться за вещи, которые действительно невозможно отменить - весну, зеленые башни Градчан в апрельском мареве, голубые скорлупки дроздовых яиц в траве.
Когда все это стало накапливаться, когда я научился видеть одновременно происходящую с нами смерть, болезнь и горе - и весну, и собственные работы ( которые все-таки были хороши, что уж там), и неделю у моря на Родосе (неважно, что она уже прошла, она же была, волшебная и неотменимая), - стало потихоньку выясняться, что много мелких источников ресурса в совокупности дают больше, чем один большой, но сильно зависящий от перепадов моего настроения. И все эти источники ресурса, маленькие, но неотменимые, стали чем-то вроде буфера между мной и моим же горем и условиями, в которых невозможно работать. Я научился действительно жить здесь и сейчас - если что-то выбило из тебя дух, подожди буквально пару мгновений. Ты жив? Ты все еще дышишь? Тебе все еще светит солнце, а воздух полон запахов и птичьих трелей, золотых листьев, мягкого снега? Отлично, ты пересчитал весь мир, все на месте, кроме одной вещи, которая сильно отравила тебе жизнь две секунды назад. Выдохни, теперь будем думать, как сделать, чтобы больше ей ничего подобного не удалось.
Я повторял это раз за разом два с половиной года. Пока это не вошло в привычку настолько, что больше не нужно было себя заставлять - все отслеживалось и так.
У всего этого, кстати, было еще одно любопытное следствие, которого я никак не ожидал. Я - существо крайне эмоциональное. Но до этих трех лет мне приходилось купировать свои эмоции, отрезать их сразу по возникновению, потому что я совсем не мог с ними справиться. Если со мной случался приступ ярости, я буквально света белого не видел. Поэтому мне проще было отказаться от большей части моего весьма богатого спектра. А тут - ярость яростью, гнев гневом, но все остальное никто не отменял. Ни восторг от запахов, ни пьяный хмель от цвета неба на закате, ни печаль от предчувствия осени, потому что откуда-то потянуло дровяным дымом. Я наконец-то смог позволить себе не прикручивать собственное восприятие до минимума, и это снова стал источник ресурса - и огромного удовольствия, потому что возникает ощущение, что все рецепторы усилены в несколько раз. Еда вкуснее, краски ярче, грубо говоря.
Это оказалось очень похоже на описание сердца бури. Вокруг - ураган, рев, ветер, все летит по воздуху, горит огнем и течет лавой. И ты воспринимаешь это все с ужасом и ликованием, но внутри тебя есть очень прочный кокон тишины, покоя и полной безмятежности. Что бы ни случилось снаружи, этот кокон неотменим - точно так же, как неотменим приход весны, как бы паршиво ни было на душе.
Похоже, именно так выглядит позиция "Да" для Раскачивателя.
This entry was originally posted at http://a-str.dreamwidth.org/552520.html. Please comment there using OpenID.
И да, я себя вытаскивала последние годы точно также.Это трудно. Это требует упрямства и некоторой дисциплины. Это глубокий соматический процесс.
И правда в том, что это действительно небыстро.
Originally posted by a_str at к "свидетельствованию всему живому"
Я хотел рассказать о добыче последних лет.
О том, какова она и откуда, и как так вообще получилось.
Дело в том, что примерно с 2011 года мы жили в режиме "на износ" - прежде всего с точки зрения эмоций и ресурса.
До этого было скорее "непросто". Но в сентябре 2010 длительную, тяжелую болезнь Тигриной мамы, с тромбозом и болями, диагностировали как рак. И после этого все покатилось под очень крутую горку, прежде всего потому, что моя теща, царствие ей Небесное, совершенно не умела болеть. Знаете таких людей - когда им больно, эмоционально или физически, они не в состоянии переносить эту боль без того, чтобы найти виновного в ней извне. Были виноваты врачи, был виноват немецкий язык, была виновата страна, в которой ее лечили и, конечно, близкие, которые не спасли. А близкие были мы, хотя больше всего, конечно, доставалось Тигриному папе. Мы прекрасно понимали, что это боль и страх, и утешали ее, как могли, и торчали в больнице, и приезжали всякий раз, как могли вырваться, Тигра сменила работу - предыдущая была завязана на длительные командировки, из которых не уехать чуть что.
За ту зиму я узнал о страхе и отчаяньи больше, чем за всю жизнь. О том, как он прорастает в человеке, как заставляет его замирать или кидаться на окружающих, видеть злой умысел там, где его очевидно нет - и в отдельных деталях, и в мироздании в целом.
Сначала я просто нагрузил себя работой. Организовал ее - неделя рисунка, неделя текста. По принципу Вечеровского: "Когда мне плохо, я работаю. Когда у меня неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, я сажусь работать." И какое-то время это помогало, и даже очень. Плюс до определенной степени режим, плюс физические нагрузки. И упрямство, конечно.
(Одновременно с этим всем я начинаю очень много писать от руки - фиксировать, что меня выбивает из колеи, как я оказываюсь выбитым, что с этим можно сделать. Так появляется некая система вешек, по которым по крайней мере можно выбраться из эмоциональной трясины. Но не попадать в нее я еще не умею.)
При этом выматывающих обстоятельств очень много, и все они - о держании, причем таком, когда ты держишь мягко и прочно даже тогда, когда тебя лупят изо всех сил, потому что лупят себя, а ты очень близко.
В августе и сентябре случаются смерть и похороны, батарейки разряжены в ноль. А я уже подписался устраивать выставку весной. И вот тут я начал совершенно сознательно отслеживать вещи, которые дают хотя бы немного ресурса.
Потому что было абсолютно понятно, что большого источника ресурса сейчас взять неоткуда, то есть все то, что работало как большой источник ресурса, картинки и тексты - совсем перестало кормить. Я делал нежнейшие вещи - легких акварельных драконов посреди Венеции - настолько на собственном упрямстве, что в процессе слег на неделю с температурой тридцать девять. Текстов не было вовсе. В конце осени мы вырезали опухоли у Лямбды - первые. У Тигриного папы нашли рак, весной его оперировали. Весной же нам вскрыли квартиру и увели из нее мой старый ноут с эскизами к выставке. Я понимал, что не могу работать в таких условиях, это невозможно.
И мне пришлось разработать систему поддержки, опираясь на которую, я мог работать в любых условиях - потому что конца-края этим условиям было не видно. (И закончились они, пожалуй, только этой осенью, то есть длились три года. Сейчас я оглядываюсь - и очень рад тому, что не позволил себе положиться на "когда пройдет, тогда начнем работать", потому что трех лет простоя очень было бы жаль.)
Я совершенно сознательно и последовательно вцеплялся в любое "хорошо". Солнечный день, первая зелень, хороший сон - в обычном состоянии я, скорее всего, отмечал бы такие вещи галочкой и тут же забывал. В том состоянии, в котором мы оказались, каждая подобная мелочь не просто удерживалась в голове, а ставилась на золотой пьедестал. Фокус был еще и в том, чтобы убрать из этого удержания "зато". Нет, все должно было быть не в компенсации, а через запятую. У меня бессонница и чудовищная головная боль, в парке вылезли первые крокусы, рисунок не получился, пойду пробегу лишние пару километров, хороший день никто не отменял.
Тут было еще важно цепляться за вещи, которые действительно невозможно отменить - весну, зеленые башни Градчан в апрельском мареве, голубые скорлупки дроздовых яиц в траве.
Когда все это стало накапливаться, когда я научился видеть одновременно происходящую с нами смерть, болезнь и горе - и весну, и собственные работы ( которые все-таки были хороши, что уж там), и неделю у моря на Родосе (неважно, что она уже прошла, она же была, волшебная и неотменимая), - стало потихоньку выясняться, что много мелких источников ресурса в совокупности дают больше, чем один большой, но сильно зависящий от перепадов моего настроения. И все эти источники ресурса, маленькие, но неотменимые, стали чем-то вроде буфера между мной и моим же горем и условиями, в которых невозможно работать. Я научился действительно жить здесь и сейчас - если что-то выбило из тебя дух, подожди буквально пару мгновений. Ты жив? Ты все еще дышишь? Тебе все еще светит солнце, а воздух полон запахов и птичьих трелей, золотых листьев, мягкого снега? Отлично, ты пересчитал весь мир, все на месте, кроме одной вещи, которая сильно отравила тебе жизнь две секунды назад. Выдохни, теперь будем думать, как сделать, чтобы больше ей ничего подобного не удалось.
Я повторял это раз за разом два с половиной года. Пока это не вошло в привычку настолько, что больше не нужно было себя заставлять - все отслеживалось и так.
У всего этого, кстати, было еще одно любопытное следствие, которого я никак не ожидал. Я - существо крайне эмоциональное. Но до этих трех лет мне приходилось купировать свои эмоции, отрезать их сразу по возникновению, потому что я совсем не мог с ними справиться. Если со мной случался приступ ярости, я буквально света белого не видел. Поэтому мне проще было отказаться от большей части моего весьма богатого спектра. А тут - ярость яростью, гнев гневом, но все остальное никто не отменял. Ни восторг от запахов, ни пьяный хмель от цвета неба на закате, ни печаль от предчувствия осени, потому что откуда-то потянуло дровяным дымом. Я наконец-то смог позволить себе не прикручивать собственное восприятие до минимума, и это снова стал источник ресурса - и огромного удовольствия, потому что возникает ощущение, что все рецепторы усилены в несколько раз. Еда вкуснее, краски ярче, грубо говоря.
Это оказалось очень похоже на описание сердца бури. Вокруг - ураган, рев, ветер, все летит по воздуху, горит огнем и течет лавой. И ты воспринимаешь это все с ужасом и ликованием, но внутри тебя есть очень прочный кокон тишины, покоя и полной безмятежности. Что бы ни случилось снаружи, этот кокон неотменим - точно так же, как неотменим приход весны, как бы паршиво ни было на душе.
Похоже, именно так выглядит позиция "Да" для Раскачивателя.
This entry was originally posted at http://a-str.dreamwidth.org/552520.html. Please comment there using OpenID.
И да, я себя вытаскивала последние годы точно также.Это трудно. Это требует упрямства и некоторой дисциплины. Это глубокий соматический процесс.