verses
Усекновение
Всякое дерево, не приносящее плод,
срубают, бросают в огонь, чтобы ладони согреть.
Всякую голову, возмущающую народ,
отрубают, на блюдо кладут, чтобы удобней смотреть.
И поныне при корне древа лежит топор.
И меч возле шеи пророка висит до сих пор.
И пустыня ему не пуста, и казнь ему не страшна.
Но на месте пророческих слов стоит тишина.
И в каждом стрип-баре Саломея танец танцует свой,
а после блюдо несет с отрубленной головой.
И мама довольна, и отчим улыбается ей.
И царствие Ирода длится до скончания дней.
***
предполагалось, не буду бриться, не буду снимать кипу,
буду бояться полицию, но гораздо больше - толпу,
буду стоймя стоять за прилавком, или сиднем сидеть в мастерской,
корпея над сломанными часами ночь ночную и день деньской.
предначертано, предполагалось, но вышло совсем не так.
рассчитывал на копейку, погляди-ка, нажил пятак!
не в местечке, а в городе, в доме с просторным двором,
и люди давно забыли, когда был последний погром.
видно две линии жизни моей и судьбы вековой
моего народа порознь идут над моей головой.
мог бы быть сапожником , ювелиром, часовщиком,
а оказался отступником, маловером, бунтовщиком.
я равнодушен к полиции, еще больше к толпе.
я иду, но прошу вас - не ходите по этой тропе.
***
Просто нечего делать - сиди и кури,
или книгу читай от зари до зари,
перерыв на обед: крепкий чай, бутерброд,
у настенных часов завершился завод.
Где-то ключ затерялся. Искать недосуг.
Август-друг, как резиновый мячик упруг.
Ты был тоже подвижен, упруг - до поры,
ты легко обходился без летней жары,
без весенней травы, без осенней листвы,
был в долгах и трудах - не поднять головы.
И кружилась от счастья твоя голова,
шевеление мысли почуяв едва.
Просто нечего делать. Часы не идут.
Ключ потерян давно. Что поделаешь тут?
Перетряхивать ящики страшно - найдешь,
что-то темное, злое, чего ты не ждешь.
Чай заварен. От черен и горек. И хлеб
тоже черен, как греческий скорбный Эреб.
Да и память - туда же. Со временем ты
больше мертвых встречаешь среди пустоты,
но они сторонятся. И сам ты не рад.
Хоть и должен бы всех их обнять - всех подряд,
пригласить на часок, расспросить как дела,
как живется им там, куда жизнь привела.
***
Откровенность штыка - трехгранна ли четырехгранна -
результат один - остается смертельная рана.
На все грядущее, на всю твою современность.
Товарищ штык - спасибо за откровенность!
Пусть Одиссей возвращается на Итаку.
Но ты сидишь в окопе, а сзади кричат "В атаку!".
И что тебе Итака и жена Пенелопа.
Пора навстречу смерти выползать из окопа.
И с твоею страной будет то, что подарено Трое,
хоть Троя была давно, при рабовладельческом строе.
А нынче социализм - Троя в глубинах шкапа.
Пионер Приама не отличит от Приапа.
Будешь жив - Приап подоспеет к законному браку.
Но пока ты гниешь в окопе, а сзади кричат "В атаку!"
За родину ли, за Сталина, за Зевса или Афину,
в двадцатом - за СССР, в двадцать первом - за Украину.
Нас жизнь звала, нас смерть в бою торопила,
торчала стрела из ранимой пятки Ахилла,
Шла на нас ненаглядная Русь-Россия-Расея.
И длилась наша гибридная, подлая Одиссея.
Всякое дерево, не приносящее плод,
срубают, бросают в огонь, чтобы ладони согреть.
Всякую голову, возмущающую народ,
отрубают, на блюдо кладут, чтобы удобней смотреть.
И поныне при корне древа лежит топор.
И меч возле шеи пророка висит до сих пор.
И пустыня ему не пуста, и казнь ему не страшна.
Но на месте пророческих слов стоит тишина.
И в каждом стрип-баре Саломея танец танцует свой,
а после блюдо несет с отрубленной головой.
И мама довольна, и отчим улыбается ей.
И царствие Ирода длится до скончания дней.
***
предполагалось, не буду бриться, не буду снимать кипу,
буду бояться полицию, но гораздо больше - толпу,
буду стоймя стоять за прилавком, или сиднем сидеть в мастерской,
корпея над сломанными часами ночь ночную и день деньской.
предначертано, предполагалось, но вышло совсем не так.
рассчитывал на копейку, погляди-ка, нажил пятак!
не в местечке, а в городе, в доме с просторным двором,
и люди давно забыли, когда был последний погром.
видно две линии жизни моей и судьбы вековой
моего народа порознь идут над моей головой.
мог бы быть сапожником , ювелиром, часовщиком,
а оказался отступником, маловером, бунтовщиком.
я равнодушен к полиции, еще больше к толпе.
я иду, но прошу вас - не ходите по этой тропе.
***
Просто нечего делать - сиди и кури,
или книгу читай от зари до зари,
перерыв на обед: крепкий чай, бутерброд,
у настенных часов завершился завод.
Где-то ключ затерялся. Искать недосуг.
Август-друг, как резиновый мячик упруг.
Ты был тоже подвижен, упруг - до поры,
ты легко обходился без летней жары,
без весенней травы, без осенней листвы,
был в долгах и трудах - не поднять головы.
И кружилась от счастья твоя голова,
шевеление мысли почуяв едва.
Просто нечего делать. Часы не идут.
Ключ потерян давно. Что поделаешь тут?
Перетряхивать ящики страшно - найдешь,
что-то темное, злое, чего ты не ждешь.
Чай заварен. От черен и горек. И хлеб
тоже черен, как греческий скорбный Эреб.
Да и память - туда же. Со временем ты
больше мертвых встречаешь среди пустоты,
но они сторонятся. И сам ты не рад.
Хоть и должен бы всех их обнять - всех подряд,
пригласить на часок, расспросить как дела,
как живется им там, куда жизнь привела.
***
Откровенность штыка - трехгранна ли четырехгранна -
результат один - остается смертельная рана.
На все грядущее, на всю твою современность.
Товарищ штык - спасибо за откровенность!
Пусть Одиссей возвращается на Итаку.
Но ты сидишь в окопе, а сзади кричат "В атаку!".
И что тебе Итака и жена Пенелопа.
Пора навстречу смерти выползать из окопа.
И с твоею страной будет то, что подарено Трое,
хоть Троя была давно, при рабовладельческом строе.
А нынче социализм - Троя в глубинах шкапа.
Пионер Приама не отличит от Приапа.
Будешь жив - Приап подоспеет к законному браку.
Но пока ты гниешь в окопе, а сзади кричат "В атаку!"
За родину ли, за Сталина, за Зевса или Афину,
в двадцатом - за СССР, в двадцать первом - за Украину.
Нас жизнь звала, нас смерть в бою торопила,
торчала стрела из ранимой пятки Ахилла,
Шла на нас ненаглядная Русь-Россия-Расея.
И длилась наша гибридная, подлая Одиссея.