КФС - 19 (3)
НАЗАД
Ответ собственно, мы уже дали. Как следует из базовых определений всё той же советской политэкономии, простая приватизация средств развитого машинного производства ведёт к появлению хозяина-капиталиста:
«В капиталистическом обществе средства производства принадлежат капиталистам, ввиду чего продукты труда также принадлежат капиталистам.»
Изначально в СССР буржуй-капиталист - это метафизический враг. Разумеется. Однако диалектика - штука хитрая, о двух концах палка. К 80-м годам жадный буржуй постепенно трансформировался в рачительного хозяина, т.е. эффективного собственника. Отсюда и появилась простейшая и самоочевидная цепочка - приватизация должна создать эффективного хозяина-капиталиста, который управится с ней лучше любого Госплана.
Ясно, что это полная чушь. Ибо такая логика вступает в полное противоречие с наблюдаемой действительностью и вообще всякое погружение в исторические архивы развеивает сие заблуждение как пепел по ветру.
Никакой прямой связи между правом собственности и эффективностью её использования не наблюдается на всём массиве исторического опыта. Но попробуйте найти хоть одну публикацию того периода, где чушь была бы названа чушью, не потому что капитализм - это ай-ай-ай как плохо, а потому что с помощью приватизации капиталиста попросту не создать, и что к капитализму (Д'>Д) приватизация не имеет совершенно никакого отношения.
Ведь собственник сам по себе - это не капиталист. Ни разу. Это феодал-рантье. Он ничего не создаёт, просто потому, что он не компетентен. В лучшем случае, он оставит всё как есть, поделившись частью ренты с бывшим директором, а в худшем распродаст станки, освободившиеся помещения сдаст в аренду, сам переедет туда, где теплее, а оттуда будет требовать продолжения банкета, точь в точь как господа Демидовы четвёртого-пятого поколения. И тогда возникнет вопрос: а зачем вообще было нужно приватизировать? С точки зрения банальной эрудиции, сдать бывшие производственные помещения в аренду государство могло само и без всякой приватизации, не так ли?
Однако в царстве единственно верного учения прямая связь слов «приватизация» и «капитализм» не подвергалась никакому сомнению. И в этом корень проблемы - в языке. Приватизацию породили не столько Институт системных исследований с «Лениградской экономической школой», из недр которых вышли Гайдар с Чубайсом, сколько сам «Капитал» Маркса и политэкономический язык, на котором все эти реформаторы продолжали разговаривать даже спустя годы после раздела СССР. А в рамках существовашего тогда языкового графа, простая смена знака субъективного отношения к феномену капитализма логично открывала дорогу к Большому Дерибану, т.е. к приватизации.
Когда слово хозяин неизбежным образом отождествлялось со словом капиталист, то заполучить некоторое количество такого капитализма стремился едва ли не каждый, видя себя, словно шляхтич в своём огороде, - воеводой. А то, что дворцов на всех не хватит, ну, кто ж об этом задумывается? Нам бы «разумуную» приватизацию:
Ага, и «республику с дельным царём» (с).
Нет, товарищи. Cтенать и жаловаться на капитализм можно до бесконечности, но именно благодаря исключительной монополии языка политэкономии продвижение проекта «приватизации» не встретило совершенно никакого осмысленного сопротивления.
А в подтверждение этого тезиса давайте представим, всего на секундочку, что в стране Советов образца семидесятых-восьмидесятых годов картинка круговорота капитала из предыдущего параграфа являлась бы общепризнанной, а ошибочность связи между частной собственностью и капитализмом была очевидна той самой кухарке, которую Владимир Ильич безуспешно призывал вникать в дела государства. Понятно, что провести в такой стране приватизацию можно было бы только с целью самоубийства. Действительно, если уж речь идёт о капитализме, то причём тут приватизация?
Вот в Древнем Риме ничего про советскую политэкономию знать не могли. Но в вопросах построения капитализма и решения проблем неэффективной госсобственности на удивление хорошо разбирались, и в сходной с СССР ситуации поступали следующим образом:
«Во все времена возможности правительства Римского государства ограничивались из-за примитивного характера бюрократических технологий. Оно имело склонность поручать исполнение жизненно важных функций от своего имени группам частных лиц. Африканские зерновые подати, или аппопа (лат.), представляли собой классический случай такого рода. Вместо того чтобы искать и контролировать тысячи работников, которые потребовались бы для труда на бескрайних общественных землях, оказавшихся в руках правительства в Северной Африке, оно сдавало невозделанные земли в аренду частным лицам в обмен на часть сельскохозяйственной продукции. Поскольку государство желало сдавать в аренду столько земель, сколько могло, условия аренды оно старалось сделать как можно более приемлемыми. Долгосрочная аренда позволяла наследственным держателям владеть землей более или менее постоянно, а также сдавать ее в субаренду третьим лицам.»
И то верно. Какое отношение формальный владелец неких производственных мощностей имеет к процессу собственно создания капитала? Конечно же, никакого. Совершенно очевидно, что юридический хозяин-собственник есть просто рантье, т.е. некто, кто лично сам или через некое субъективное право, поддержанное чьими-то объективными силовыми обязательствами (государство как вариант) осуществляет прямое отчуждение капитала в свою пользу. Всё. Точка. Никаких иных компетенций, а значит и мифической эффективности в управлении капиталом, право собственности не подразумевает от слова совсем. Поэтому построение капитализма в отдельно взятом царстве-государстве приватизации требовать не может.
А поскольку прирост капитала есть прямое следствие проектной деятельности, а не того, что некоторые думают, то свои простаивающие или неэффективные производственные мощности хозяину-собственнику, в данном случае государству, вовсе не нужно кому-то передавать насовсем. Достаточно сдать в аренду под конкретный проект, который и создаст тот новый капитал, с которого эта рента и будет собрана.
Пример процветающей римской Африки констатирует тот простой факт, что оставаясь в роли хозяина-рантье, древнеримское государство получало немалую выгоду от феодальных отношений с истинно эффективным капиталистом, т.е. арендатором-колоном сдавая свои мощности (землю) тому в аренду. И эта эффективность достигалась без какой-либо приватизации вообще.
Что интересно, самый первый опыт приватизации в СССР наглядно демонстрирует всю бессмысленность применения приватизации, в качестве источника капиталистических отношений:
«25 июня 1990 года Совет Министров СССР принял постановление[9], в соответствии с которым на базе заводов КамАЗа было создано одно из первых акционерных обществ РСФСР и Советского Союза - АО «КамАЗ». Согласно постановлению, 51 % акций должны были остаться в общесоюзной собственности, остальные предполагалось продать.»
Даже несмотря на чудовищную катастрофу 1993 года предприятие выжило, но опять же исключительно благодаря распродаже доли главного собственника, т.е. государства (национализация убытков), окрепло и приносит неплохую прибыль даже в кризисные времена. При этом доля государства в собственности «Камаза» восстанавливается: госкорпорация «Ростех» владеет на сегодняшний день уже 47%-ной долей предприятия.
Таким образом, эффективность управления капиталом связана не с приватизацией, а с конкретной проектной субъектностью, с которой и заключается договор аренды или осуществляется какое-либо иное взаимовыгодное взаимодействие. Если есть перспективный проект и тот, кто может его осуществить - будет и прирост капитала, с которого будет исчисляться и рента для владельца, и прибыль для исполнителя. А если нет, то будет Вам дырка от бублика, а не капитализм. Сколько авианосцы по океанам легионы по Африке ни гоняй.
Следовательно, феномен капитализма не является экзистенциально зависимым от права частной собственности. И, действительно, чтобы сказка об эффективном хозяине-собственнике, который заинтересован в чём-то кроме ренты, ожила, этот хозяин-собственник должен быть прежде всего высочайшим профессионалом и горячим энтузиастом того дела, на управление которым он претендует. Другими словами, наш высочайший профессионал должен не только иметь проект совершенствования реальности, но и жгучее, чтоб аж кушать не мог, желание совершенствовать лично тоже. Однако, если некто - мотивированный профессионал с проектом, то для достижения результата, ему вовсе не надо быть собственником. Ему подойдёт в принципе любая возможность реализции. Главное тут уследить, чтобы эта возможность умещалась в рамки Уголовного Кодекса.
Применительно к советским реалиям всё вышесказанное могло бы выглядеть так. Отдельным постановлением Сената и Народа Рима Верховного Совета СССР создавался бы при Госплане или АН СССР или сразу при обоих какой-нибудь проектный институт, который рассматривал бы проектную документацию от всех желающих записаться в капиталисты.
Под лучшие проекты выделялись бы в аренду соответствуюшие производственные мощности и необходимое кредитование. В итоге, все желающие пожить в буржуйской шкуре крутились бы за свою прибыль как белки в колесе и отстёгивали государству и ренту, и проценты по кредитам.
Такая вот могла б сложиться мозаика: в лучших традициях античного Рима. При этом всё, т.е. вообще всё, полностью оставалось бы в собственности народа и Сената Рима и родной коммунистической партии. И я уже не говорю о том, что выделенный в приведённой ранее цитате фрагмент прозрачно намекает ещё и на то, как славно иметь такие производственные отношения с хозяином в лице государства для самих концессионеров-предпринимателей в условиях какой-нибудь пандемии, карантина или чего ещё похуже. Ведь государство в условиях концессии интересует не столько прибыль, сколько развитие и сохранение успешного проекта, и такое положение дел фиксируется в общемировой практике. Примеров несчесть от Владивостока до Владивостока.
Из всего этого следует, что с точки зрения логической матрицы языка так называемые реформы Гайдара просто не могли привести к желаемому результату (если считать таковым капитализм), потому что этот путь был исходно обречён на движение в противоположном направлении ложной связью двух понятий в словаре. И даже наличие в программе реформ словосочетания «рыночная экономика» не могло существенно добавить капиталистичности плану феодализаии СССР.
Ведь что такое рыночный механизм? Это не более, чем большой, шумный аукцион. Поскольку польза, она же потребительная стоимость или как ещё предлагалось - нужность, имеет строго субъективный характер, то посчитать её вот так запросто на калькуляторе трудновато. Ну, вот человечество и придумало устанавливать цену на товары в ходе прямого торга на рынке. И ничего эффективнее в плане выявления истинной нужности пока в заметных масштабах не реализовывалось.
Но позвольте, разве аукцион или тендер, как модно стало нынче говорить, каким-либо местом противоречит плановому регулированию экономики? Отнюдь нет. При этом общество не утрачивает возможностей по устанавлению правил игры, ГОСТов, стандартов и контролю всех выходных параметров.
Дополнительный бонус от контроля за аукционированием проектности заключается в большой экономии ресурсов общества. В условиях свободного рынка предприниматель, чтобы просто выйти на этот рыночный аукцион должен затратить весьма немало средств на некую демонстрационную версию своего проекта, на первую серию товара, на ремонт помещения и пр. Но нужность всех этих предварительных усилий будет определена только после первичного аукциона. Поэтому банкротство на рынке - это норма жизни. А вот системное наличие по-советски добротной научной экспертной оценки помогло бы сохранить не только нервы незадачливых предпринимателей, но и множесто ресурсов, которые в неуправляемой свободнорыночной экономике разбазариваются на банкротов в несметных количествах.
Полагаю, теперь можно подытожить.
Итак. Как же так вышло, что античные римляне поступали мудрее, нежели товарищи, вооруженные самой передовой научной теорией? Собственно потому так и вышло, что товарищи были «вооружены». Теория, знаете ли, обязывает. Именнно язык политэкономии, массово внедрённый в общественное сознание, предопределил возможность приватизации, а не хитрые планы ЦРУ. А ведь если подумать, то достаточно разорвать логическую связь между всего двумя словами, и вся мировая история пошла бы другим путём.
Нет, безусловно, всё было бы не так радужно, как может показаться, ибо строить - не ломать, а воровать можно было и без всякой приватизации ещё в самом СССР. В любом случае, советские мафии требовали легализации, и этой борьбы уже в 80-ых годах, похоже, было не избежать, поэтому в зеркале 90-х отразилось истинное лицо позднесоветского человека, которое было до поры скрыто за искусственно поддерживаемым образом советского «руссо туристо облико морале». Однако есть основания полагать, что всего пара росчерков пера в словаре могли сильно видоизменить это отражение. Вплоть до полной неузнаваемости.
Кто-то возразит, что всё это фантазия. Мол, помилуйте, где Древний Рим, а где Госплан? Но вот ведь какое дело. Приглядевшись, мы с удивлением можем обнаружить, что вот уж несколько лет как в крупнейшей стране постсоветского пространства на практике реализуется ближайший аналог тех самых древнеримских аннуарных концессий. Именно эта схема скрывается за словосочетанием «государственно-частное партнёрство».
Правда, для этого пришлось сначала довести единую систему госсобственности до коматозного состояния, потом снова через кровь, пот и слёзы сосредоточить её остатки в руках самого успешного в истории феодала, т.е. государства, и прийти в итоге ровно к тому самому, что собственно и надо было делать вместо приватизации. А всё почему? Правильно! Потому что в кузнице не было гвоздя в словаре порядка не было. Порядок должен быть в словаре. Был бы порядок в словаре, не было б ногам лишней работы.
ДАЛЕЕ
Ответ собственно, мы уже дали. Как следует из базовых определений всё той же советской политэкономии, простая приватизация средств развитого машинного производства ведёт к появлению хозяина-капиталиста:
«В капиталистическом обществе средства производства принадлежат капиталистам, ввиду чего продукты труда также принадлежат капиталистам.»
Изначально в СССР буржуй-капиталист - это метафизический враг. Разумеется. Однако диалектика - штука хитрая, о двух концах палка. К 80-м годам жадный буржуй постепенно трансформировался в рачительного хозяина, т.е. эффективного собственника. Отсюда и появилась простейшая и самоочевидная цепочка - приватизация должна создать эффективного хозяина-капиталиста, который управится с ней лучше любого Госплана.
Ясно, что это полная чушь. Ибо такая логика вступает в полное противоречие с наблюдаемой действительностью и вообще всякое погружение в исторические архивы развеивает сие заблуждение как пепел по ветру.
Никакой прямой связи между правом собственности и эффективностью её использования не наблюдается на всём массиве исторического опыта. Но попробуйте найти хоть одну публикацию того периода, где чушь была бы названа чушью, не потому что капитализм - это ай-ай-ай как плохо, а потому что с помощью приватизации капиталиста попросту не создать, и что к капитализму (Д'>Д) приватизация не имеет совершенно никакого отношения.
Ведь собственник сам по себе - это не капиталист. Ни разу. Это феодал-рантье. Он ничего не создаёт, просто потому, что он не компетентен. В лучшем случае, он оставит всё как есть, поделившись частью ренты с бывшим директором, а в худшем распродаст станки, освободившиеся помещения сдаст в аренду, сам переедет туда, где теплее, а оттуда будет требовать продолжения банкета, точь в точь как господа Демидовы четвёртого-пятого поколения. И тогда возникнет вопрос: а зачем вообще было нужно приватизировать? С точки зрения банальной эрудиции, сдать бывшие производственные помещения в аренду государство могло само и без всякой приватизации, не так ли?
Однако в царстве единственно верного учения прямая связь слов «приватизация» и «капитализм» не подвергалась никакому сомнению. И в этом корень проблемы - в языке. Приватизацию породили не столько Институт системных исследований с «Лениградской экономической школой», из недр которых вышли Гайдар с Чубайсом, сколько сам «Капитал» Маркса и политэкономический язык, на котором все эти реформаторы продолжали разговаривать даже спустя годы после раздела СССР. А в рамках существовашего тогда языкового графа, простая смена знака субъективного отношения к феномену капитализма логично открывала дорогу к Большому Дерибану, т.е. к приватизации.
Когда слово хозяин неизбежным образом отождествлялось со словом капиталист, то заполучить некоторое количество такого капитализма стремился едва ли не каждый, видя себя, словно шляхтич в своём огороде, - воеводой. А то, что дворцов на всех не хватит, ну, кто ж об этом задумывается? Нам бы «разумуную» приватизацию:
Ага, и «республику с дельным царём» (с).
Нет, товарищи. Cтенать и жаловаться на капитализм можно до бесконечности, но именно благодаря исключительной монополии языка политэкономии продвижение проекта «приватизации» не встретило совершенно никакого осмысленного сопротивления.
А в подтверждение этого тезиса давайте представим, всего на секундочку, что в стране Советов образца семидесятых-восьмидесятых годов картинка круговорота капитала из предыдущего параграфа являлась бы общепризнанной, а ошибочность связи между частной собственностью и капитализмом была очевидна той самой кухарке, которую Владимир Ильич безуспешно призывал вникать в дела государства. Понятно, что провести в такой стране приватизацию можно было бы только с целью самоубийства. Действительно, если уж речь идёт о капитализме, то причём тут приватизация?
Вот в Древнем Риме ничего про советскую политэкономию знать не могли. Но в вопросах построения капитализма и решения проблем неэффективной госсобственности на удивление хорошо разбирались, и в сходной с СССР ситуации поступали следующим образом:
«Во все времена возможности правительства Римского государства ограничивались из-за примитивного характера бюрократических технологий. Оно имело склонность поручать исполнение жизненно важных функций от своего имени группам частных лиц. Африканские зерновые подати, или аппопа (лат.), представляли собой классический случай такого рода. Вместо того чтобы искать и контролировать тысячи работников, которые потребовались бы для труда на бескрайних общественных землях, оказавшихся в руках правительства в Северной Африке, оно сдавало невозделанные земли в аренду частным лицам в обмен на часть сельскохозяйственной продукции. Поскольку государство желало сдавать в аренду столько земель, сколько могло, условия аренды оно старалось сделать как можно более приемлемыми. Долгосрочная аренда позволяла наследственным держателям владеть землей более или менее постоянно, а также сдавать ее в субаренду третьим лицам.»
И то верно. Какое отношение формальный владелец неких производственных мощностей имеет к процессу собственно создания капитала? Конечно же, никакого. Совершенно очевидно, что юридический хозяин-собственник есть просто рантье, т.е. некто, кто лично сам или через некое субъективное право, поддержанное чьими-то объективными силовыми обязательствами (государство как вариант) осуществляет прямое отчуждение капитала в свою пользу. Всё. Точка. Никаких иных компетенций, а значит и мифической эффективности в управлении капиталом, право собственности не подразумевает от слова совсем. Поэтому построение капитализма в отдельно взятом царстве-государстве приватизации требовать не может.
А поскольку прирост капитала есть прямое следствие проектной деятельности, а не того, что некоторые думают, то свои простаивающие или неэффективные производственные мощности хозяину-собственнику, в данном случае государству, вовсе не нужно кому-то передавать насовсем. Достаточно сдать в аренду под конкретный проект, который и создаст тот новый капитал, с которого эта рента и будет собрана.
Пример процветающей римской Африки констатирует тот простой факт, что оставаясь в роли хозяина-рантье, древнеримское государство получало немалую выгоду от феодальных отношений с истинно эффективным капиталистом, т.е. арендатором-колоном сдавая свои мощности (землю) тому в аренду. И эта эффективность достигалась без какой-либо приватизации вообще.
Что интересно, самый первый опыт приватизации в СССР наглядно демонстрирует всю бессмысленность применения приватизации, в качестве источника капиталистических отношений:
«25 июня 1990 года Совет Министров СССР принял постановление[9], в соответствии с которым на базе заводов КамАЗа было создано одно из первых акционерных обществ РСФСР и Советского Союза - АО «КамАЗ». Согласно постановлению, 51 % акций должны были остаться в общесоюзной собственности, остальные предполагалось продать.»
Даже несмотря на чудовищную катастрофу 1993 года предприятие выжило, но опять же исключительно благодаря распродаже доли главного собственника, т.е. государства (национализация убытков), окрепло и приносит неплохую прибыль даже в кризисные времена. При этом доля государства в собственности «Камаза» восстанавливается: госкорпорация «Ростех» владеет на сегодняшний день уже 47%-ной долей предприятия.
Таким образом, эффективность управления капиталом связана не с приватизацией, а с конкретной проектной субъектностью, с которой и заключается договор аренды или осуществляется какое-либо иное взаимовыгодное взаимодействие. Если есть перспективный проект и тот, кто может его осуществить - будет и прирост капитала, с которого будет исчисляться и рента для владельца, и прибыль для исполнителя. А если нет, то будет Вам дырка от бублика, а не капитализм. Сколько авианосцы по океанам легионы по Африке ни гоняй.
Следовательно, феномен капитализма не является экзистенциально зависимым от права частной собственности. И, действительно, чтобы сказка об эффективном хозяине-собственнике, который заинтересован в чём-то кроме ренты, ожила, этот хозяин-собственник должен быть прежде всего высочайшим профессионалом и горячим энтузиастом того дела, на управление которым он претендует. Другими словами, наш высочайший профессионал должен не только иметь проект совершенствования реальности, но и жгучее, чтоб аж кушать не мог, желание совершенствовать лично тоже. Однако, если некто - мотивированный профессионал с проектом, то для достижения результата, ему вовсе не надо быть собственником. Ему подойдёт в принципе любая возможность реализции. Главное тут уследить, чтобы эта возможность умещалась в рамки Уголовного Кодекса.
Применительно к советским реалиям всё вышесказанное могло бы выглядеть так. Отдельным постановлением Сената и Народа Рима Верховного Совета СССР создавался бы при Госплане или АН СССР или сразу при обоих какой-нибудь проектный институт, который рассматривал бы проектную документацию от всех желающих записаться в капиталисты.
Click to viewПод лучшие проекты выделялись бы в аренду соответствуюшие производственные мощности и необходимое кредитование. В итоге, все желающие пожить в буржуйской шкуре крутились бы за свою прибыль как белки в колесе и отстёгивали государству и ренту, и проценты по кредитам.
Такая вот могла б сложиться мозаика: в лучших традициях античного Рима. При этом всё, т.е. вообще всё, полностью оставалось бы в собственности народа и Сената Рима и родной коммунистической партии. И я уже не говорю о том, что выделенный в приведённой ранее цитате фрагмент прозрачно намекает ещё и на то, как славно иметь такие производственные отношения с хозяином в лице государства для самих концессионеров-предпринимателей в условиях какой-нибудь пандемии, карантина или чего ещё похуже. Ведь государство в условиях концессии интересует не столько прибыль, сколько развитие и сохранение успешного проекта, и такое положение дел фиксируется в общемировой практике. Примеров несчесть от Владивостока до Владивостока.
Из всего этого следует, что с точки зрения логической матрицы языка так называемые реформы Гайдара просто не могли привести к желаемому результату (если считать таковым капитализм), потому что этот путь был исходно обречён на движение в противоположном направлении ложной связью двух понятий в словаре. И даже наличие в программе реформ словосочетания «рыночная экономика» не могло существенно добавить капиталистичности плану феодализаии СССР.
Ведь что такое рыночный механизм? Это не более, чем большой, шумный аукцион. Поскольку польза, она же потребительная стоимость или как ещё предлагалось - нужность, имеет строго субъективный характер, то посчитать её вот так запросто на калькуляторе трудновато. Ну, вот человечество и придумало устанавливать цену на товары в ходе прямого торга на рынке. И ничего эффективнее в плане выявления истинной нужности пока в заметных масштабах не реализовывалось.
Но позвольте, разве аукцион или тендер, как модно стало нынче говорить, каким-либо местом противоречит плановому регулированию экономики? Отнюдь нет. При этом общество не утрачивает возможностей по устанавлению правил игры, ГОСТов, стандартов и контролю всех выходных параметров.
Дополнительный бонус от контроля за аукционированием проектности заключается в большой экономии ресурсов общества. В условиях свободного рынка предприниматель, чтобы просто выйти на этот рыночный аукцион должен затратить весьма немало средств на некую демонстрационную версию своего проекта, на первую серию товара, на ремонт помещения и пр. Но нужность всех этих предварительных усилий будет определена только после первичного аукциона. Поэтому банкротство на рынке - это норма жизни. А вот системное наличие по-советски добротной научной экспертной оценки помогло бы сохранить не только нервы незадачливых предпринимателей, но и множесто ресурсов, которые в неуправляемой свободнорыночной экономике разбазариваются на банкротов в несметных количествах.
Полагаю, теперь можно подытожить.
Итак. Как же так вышло, что античные римляне поступали мудрее, нежели товарищи, вооруженные самой передовой научной теорией? Собственно потому так и вышло, что товарищи были «вооружены». Теория, знаете ли, обязывает. Именнно язык политэкономии, массово внедрённый в общественное сознание, предопределил возможность приватизации, а не хитрые планы ЦРУ. А ведь если подумать, то достаточно разорвать логическую связь между всего двумя словами, и вся мировая история пошла бы другим путём.
Нет, безусловно, всё было бы не так радужно, как может показаться, ибо строить - не ломать, а воровать можно было и без всякой приватизации ещё в самом СССР. В любом случае, советские мафии требовали легализации, и этой борьбы уже в 80-ых годах, похоже, было не избежать, поэтому в зеркале 90-х отразилось истинное лицо позднесоветского человека, которое было до поры скрыто за искусственно поддерживаемым образом советского «руссо туристо облико морале». Однако есть основания полагать, что всего пара росчерков пера в словаре могли сильно видоизменить это отражение. Вплоть до полной неузнаваемости.
Кто-то возразит, что всё это фантазия. Мол, помилуйте, где Древний Рим, а где Госплан? Но вот ведь какое дело. Приглядевшись, мы с удивлением можем обнаружить, что вот уж несколько лет как в крупнейшей стране постсоветского пространства на практике реализуется ближайший аналог тех самых древнеримских аннуарных концессий. Именно эта схема скрывается за словосочетанием «государственно-частное партнёрство».
Правда, для этого пришлось сначала довести единую систему госсобственности до коматозного состояния, потом снова через кровь, пот и слёзы сосредоточить её остатки в руках самого успешного в истории феодала, т.е. государства, и прийти в итоге ровно к тому самому, что собственно и надо было делать вместо приватизации. А всё почему? Правильно! Потому что в кузнице не было гвоздя в словаре порядка не было. Порядок должен быть в словаре. Был бы порядок в словаре, не было б ногам лишней работы.
ДАЛЕЕ