Часть 1. Эклутна: кости Русской Америки Часть 2. Николаевск-на Аляске как кладбище Русской Идеи Сегодня, разлюбезный читатель, мы отправимся к старообрядцам юга Кенайского полуострова - в окрестности городка Хомер. Мы попытаемся познакомиться с образом жизни тех самых беспоповцев, которые в 1980-е сбежали от своих бывших собратьев по вере из Николаевска. Кроме того, как говорят, новых переселенцев бодрила возможность забраться ещё дальше, ещё глубже - туда, докуда ещё не достала николаевская распущенность и расхоложенность. Смогли ли эти неорадикалы создать свой, более правильный образ Руси Святой, нежели «скурвившиеся» в поповство николаевцы?
Город Хомер (мельком):
Город Хомер - на самом юге Аляски. Это местечко, излюбленное американскими дауншифтерами из числа известных художников и писателей, переезжающих сюда в поисках спокойствия и вдохновения. Своеобразная культурная столица Аляски. А судя по масштабу имён, украшающих собой этот городишко, - и всей Америки.
Но мы не будем распространяться про Хомер, опасаясь быть раненными «бритвой Оккама». Мы приехали к староверам. Только как до них добраться, ведь они обитают не в само́м Хомере, а в его пригородах? (Учитывая качество американских дорог, 20 км - это ещё пригороды.) Мы ведь «безлошадные». Кто-то посоветовал караулить старообрядцев в супермаркетах. Мы смутились от такого предложения, зная категорическую неприязнь настоящих старообрядцев к продуктов, произведённых «погаными». Но только зайдя в недалеко от нашей гостиницы находящийся «Fred Meyer», мы тут же нашли староверов - как покупающих, так и продающих (с бородами, но в форменной супермаркетовской одёже). Так мы впоследствии победоносно выслеживали древлеправославных христиан - в супермаркетах и на парковках. Первый встреченный парень Кирил - с одной «л», это принципиально! - был в подпоясанной косоворотке и заляпанных краской джинсах. По-русски он говорил совсем плохо. Но к нам проявил радушие и участие и даже согласился отвлечься от своего графика (он забежал в магазин за какой-то вещью по работе) и даже решил отвезти нас в основной старообрядческий анклав - село Вознесенку. Кирил подтвердил наше основное представление о старообрядческом дистанцировании, которому подвержено только старшее поколение. Молодёжь вообще сложно представляет суть всех этих вывертов, они общительны и доброжелательны - как нормальные американцы.
Но мы не будем распространяться про Хомер, опасаясь быть раненными «бритвой Оккама». Мы приехали к староверам. Только как до них добраться, ведь они обитают не в само́м Хомере, а в его пригородах? (Учитывая качество американских дорог, 20 км - это ещё пригороды.) Мы ведь «безлошадные». Кто-то посоветовал караулить старообрядцев в супермаркетах. Мы смутились от такого предложения, зная категорическую неприязнь настоящих старообрядцев к продуктов, произведённых «погаными». Но только зайдя в недалеко от нашей гостиницы находящийся «Fred Meyer», мы тут же нашли староверов - как покупающих, так и продающих (с бородами, но в форменной супермаркетовской одёже). Так мы впоследствии победоносно выслеживали древлеправославных христиан - в супермаркетах и на парковках.
Вознесенка
Первый встреченный парень Кирил - с одной «л», это принципиально! - был в подпоясанной косоворотке и заляпанных краской джинсах. По-русски он говорил совсем плохо. Но к нам проявил радушие и участие и даже согласился отвлечься от своего графика (он забежал в магазин за какой-то вещью по работе) и даже решил отвезти нас в основной старообрядческий анклав - село Вознесенку. Кирил подтвердил наше основное представление о старообрядческом дистанцировании, которому подвержено только старшее поколение. Молодёжь вообще сложно представляет суть всех этих вывертов, они общительны и доброжелательны - как нормальные американцы.
Путь в старообрядческую вселенную:
Характеризующее фото Кирила с молодой женой:
Кирил и Семичаевский на берегу залива Качемак:
Первый шок мы испытали, увидев панорамы залива Качемак. Стало понятно, что искали беспоповские романтики, сбегая из мертвенного Николаевска. Такую красоту я редко встречал в своей жизни:
Девки в сарафанах и болоньевых парках бодро чешут по улице:
Изучение Вознесенки осложнялось тем, что это не село в нашем понимании. Это именно удалённое городское предместье. Дома́ расположены на большом расстоянии друг от друга и от дороги - возможно этот простор был искомым для беспоповских переселенцев. И хотя мы здесь впервые на Аляске встретили аккуратные заборы из родимой колючей проволоки, они попадались нечасто. Это не деревня, как мы привыкли её представлять. В основном, с дороги можно было разглядеть лишь макушку виднеющегося за деревьями и кустами дома, к которому вёл достаточно продолжительный подъезд. Дорогущие джипы и великолепные дороги позволяют вознесенским староверам превратить свой дом в автономную единицу, дистанцировавшись от остального села. В доме они отдыхают от работы и общаются с близкими, а на работу и в магазины летают на своих замечательных авто в Хомер.
Ни одного огорода или иного намёка на приусадебное хозяйство мы не встретили.
Удивило большое количество строительной техники (как в ПАТП), там и сям припаркованной в середине рабочего дня.
Среднестатистический старообрядческий дом:
Самый бедный дом:
Впервые встреченная живность:
Чисто американская деталь:
Печать старообрядческих мест - кладбища автотехники:
Немногие решились с нами общаться, как нам то и сулили николаевцы, высокомерно осуждавшие беспоповское «раскольничество» и «нелюдимость». Фотографироваться отказывались. О своей родословной, семье и роде деятельности либо вообще ничего не рассказывали, либо крайне неохотно. Сложилось представление о том, что данная недоброжелательность включалась, как только вознесенцы слышали русскую речь - видимо, ментальный отпечаток трёхсотлетних гонений. Один брутальный молодой бородач в подпоясанной футболке нас предупредил: «Шибко не пакостите тут. Тут все друг за другом доглядыват».
Активно пообщалась с нами пожилая учительница Аксинья Уайт, которая замужем за этническим американцем, принявшим старообрядчество (причём даже его дети не знают его американского имени). Аксинья рассказала, что Вознесенка почти всю неделю безлюдна: староверы трудятся на рыбалке или строительстве. Воскресенье - после обязательной молитвы в беспоповской часовне - все проводят в кругу семьи. Такие «блага цивилизации» как интернет, телевизор, двд-проигрыватель здесь есть у всех. Старики осуждают всё это «мирское», но сильно не нажимают на молодёжь, дабы не потерять её. Даже у самых ортодоксальных ревнителей имеются компьютеры и телевизоры - спрятанные в шкафу от посторонних глаз. А значительная удалённость дома от дома позволяет быть в сравнительной безопасности от этих самых чужих глаз.
Есть и ревнители - к числу самых известных принадлежит Корнилий, сверхъестественно встреченный нами:
По словам Корнилия, в его семье царит патриархальная мораль, отсутствует телевизор а досуг посвящён исключительно молитве и подобной душеспасительной деятельности. А ещё его дети говорят по-русски. Правда, это не мешает Корнилию почти постоянно работать в удалении от семьи - на острове Кадьяк.
Почтовые ящики все скопом расположены на шоссе - то ли чтобы не утруждать постальона, то ли чтобы меньше совались в село:
Нас подвёз обратно до Хомера Зинон - сын Аксиньи Уайт:
Он студент математического отделения хомерского колледжа, намерен сделать карьеру инженера. По его словам, такой расклад вполне приемлем и даже характерен для вознесенской молодёжи. Внешние особенности - бороды, рубахи и сарафаны - старообрядческой молодёжью воспринимаются как само собой разумеющееся, а американцы уважают любое внешнее проявление индивидуальности, в т.ч. и этнической. Так что никакой подавленности или маргинальности - это обычная молодёжь, живущая своей жизнью. Родители вмешиваются только в вопрос выбора брачного партнёра, да и то инерционно - почти всегда благословляя выбор самих молодых.
Позже в Университете «Аляска Анкоридж» встретили молодую студентку-староверку Марью Уайт-Реутову:
Зенон - её шурин. Замужем она с 18 лет. Родом из Качемака, училась в Вознесенке. Учится на биохимика, в университете одета, как положено всякой замужней старообрядке. С нами вышла на контакт легко, позволила себя сфотографировать. Муж её («мужик мой») тоже учится здесь - на инженера. Детей нет (предохраняются?). Дома у неё говорят только по-английски - муж так учит её. Нет телевидения, но есть компьютер, интернет. «Хотя и нельзя, но у всех есть.» Также слушают музыку - на этот счёт старейшины «решили не драться», поскольку и так слишком далеко молодёжь отошла от канонов.
Интересный образчик молодого старовера. Современная девушка, студентка с книгами в руках. Открытая и доброжелательная. Из старообрядческих наворотов - только одежда. Говорит по-русски плоховато, не знает перевода некоторых элементарных слов. Не воспринимает обращение «Вы».
Староверы есть староверы: они уже и в Вознесенке раскололись на «однокрестников» и «двукрестников». Жалея тебя читатель, мы не будем посвящать тебя в тонкости этой травматичной догматики и невротической экклесиологии. Скажем лишь, что и дву-, и однокрестники имеют разные молельни и стараются никак не соприкасаться в быту. А поскольку быт в этих местах исключительно индивидуальный - даже индивидуалистический, - можно годами консервироваться в самодовольном обособлении, подыскивая в замшелых книгах всё новые аргументы против негодного идейного противника-еретика.
Итак, атмосфера в Вознесенке чуть более религиозна, нежели в Николаевске. Сюда намеренно удалились. А некоторые, кому не по нраву был либерализм даже умеренных вознесенцев, съехали от них подальше, основав село Раздольна. Более последовательные противники американизации и обмирщений, тосковавшие по утрачивющейся русскости, создали далеко-далеко на берегу залива село Качемак.
Ещё дальше по берегу ранее располагалось село Африка - местообитание «самых настоящих» староверов. Но от излишней последовательности село давно обезлюдело, его мы в счёт не берём.
Вознесенка - это мир умеренного консерватизма. Это настоящий постиндустриальный пригород, живописанный Тоффлером в «Третьей волне». Благодаря высокому уровню дохода, отличным дорогам и высокоэффективным каналам связи, ныне происходит процесс рурализации - перемещения тяжести жизни из городов в сёла, из центров - в пригороды. Но это актуально только для восьми стран, вошедших в технотронную эру впереди планеты всей. И американские староверы сумели вписаться в процесс.
Качемак
Чтобы попасть в Качемак, нужно пройти всю Вознесенку и спуститься на берег Качемакского залива, претерпеть двухчасовой спуск и парализующее воздействие местных красот:
Ледник:
Окрестности Качемака:
В село «настощих староверцев» мы спускались по крутой горной дороге почти два часа. И были вознаграждены! Даже в прямом смысле: по окончании спуска Семичаевский сразу же нашёл на дороге 20 баксов (на них мы потом поужинали):
Но не так всё было просто. Мы шли на смерть! Потому что красноречивые надписи нам сразу дали понять, что территория села - частная собственность, при посягании на которую в США известно, что может быть:
Ничто человеческое староверам (молоденьким) не чуждо:
Но мы, переборов опасения, проникли на территорию села:
Печать этого места - обилие колючей проволоки (всё-таки культурный код!):
Здесь больше русского:
Дом старосты:
Сам староста Давыд Калугин с участниками экспедиции:
Местная школа:
Это автокладбище лидирует по габаритам выброшенного транспорта:
В Качемаке мы были вознаграждены как учёные: только там мы встретили подобие настоящей русской деревни. Улицы, заборы, традиционно оформленные дома, куры и лошади, ватагой бегающие ребята, говорящие по-русски. Мы пообщались и со старостой, и с его заместителей. Все здесь родственники, все хорошо знают николаевцев и нескрываемо презирают их. Здесь гордятся сохранением устоев - в особенности власти над детьми. На наш вопрос, как качемакцам удаётся заставлять детей говорить по-русски, староста Давыд Калугин, довольно улыбаясь, изрёк: «Старамся!». Как потом оказалось, старания выражаются в том, что в Качемаке есть своя школа с большим вниманием к русскому языку. А учителя сюда ежедневно ездят аж из Хомера - за сорок километров. Таким образом чисто по-старообрядчески здесь удалось заморозить культуру и уклад. Село выглядит победнее, но в нём ощущается жизнь, в отличие от николаевского умертвия. Мужики среди бела дня катают на прицепе к квадроциклу визжащих от радости детишек. Кое-где виднелись огороды и ленивые куры. В дома нас не хотели пускать, но на испытательную просьбу попить (это маркёр для старообрядческой идентичности) староста Давыд нам налил аж 2 литра вкусной воды.
«Блага цивилизации» в Качемаке по умолчанию под запретом. Телевизоров нет ни у кого. Интернет есть только у старосты - «по работе надо». Телефон и электричество - повсеместно. Однако не возникло ощущения того, что Качемак принадлежит к числу зарубежных старообрядческих островков «параллельной России», яркими красками изображённых разными энографами, журналистами и писателями. Всё-таки ползучее проникновение американской действительности ощущается. Все по утрам разъезжаются работать в Хомер - даже бабы («мужик» и «баба» - это легальные американо-старообрядческие аналоги наших матриархальных «мужчина» и «женщина»). Хотя сохранена власть над русским детством местных детей, стратегия их будущего никем не определена - будут определяться сами. Замечательная дорога позволяет не только трудиться, но и отовариваться в Хомере. Дома́ - лишь место проведения досуга. Это не воспетые Ремизовым самодостаточные модели мироздания - избы, через печную трубу которых проходит земная ось. В целом, староверческая социальность разрушается, не могучи противопоставить ничего тотальной американской культуре потребления, торгашества, моральной миниатюризации и микрогруппового индивидуализма.
Раздольна
Путешествие в третий анклав - Раздольну - было самым трудным физически и морально. Нас никто не подвёз, хотя пролетавие на пикапах бородачи приветственно отгибали один палец от руля в ответ на наши взмахи. Так мы и шли полдня. И полдня - обратно.
Сразу удивили россыпи пивных банок. Самое популярное у староверов Аляски пиво:
Вообще оговоримся: не считая негритянских кварталов, единственные замусоренные места, виденные нами в Америке, - русские. Горы пивных банок уменьшались и редели по мере нашего приближения к Раздольнее. Видимо, сказывался местный запрет на пивопитие, ослабевавший по мере удаления от неусыпных добропорядочных старцев, контролировавших поведение молодняка.
Здесь обитают более строгие люди:
Строгие люди любят упражняться в строгости:
Первый дом в Раздольне:
Никакой русскости в Вознесенке нет и в помине, но дома стоят гораздо ближе друг к другу, можно наблюдать из окон за соседями, есть некое подобие деревенского пространства (в отличие от Вознесенки). Дома́ хорошие, но не такие шикарные, как в Николаевске, и гораздо американистеее качемакских. Почти повсюду до́ма были только дети, отказывавшиеся отпирать нам двери - возможно, это был своеобразный маневр их родителей, как говорят, наиболее нетерпимых к чужакам.
Одна девушка отказалась фотографироваться и тут же встала под фотосессию. Ради таких красоток стоит ехать в такие места. Я продолжаю утверждать, что настоящую семью можно создать только с настоящей женщинами, а не с отечественными полумужиками-полупроститутками. Ибо истинная душевная красота просвечивается на лицо и на всё обозримое. Итак, читатель, знакомься: зазноба Семичаевского Анфиса:
Это не окрестности, это само село (чтобы поняли):
Никакой русскости в Вознесенке нет и в помине, но дома стоят гораздо ближе друг к другу, можно наблюдать из окон за соседями, есть некое подобие деревенского пространства (в отличие от Вознесенки). Дома́ хорошие, но не такие шикарные, как в Николаевске, и гораздо американистеее качемакских. Почти повсюду до́ма были только дети, отказывавшиеся отпирать нам двери - возможно, это был своеобразный маневр их родителей, как говорят, наиболее нетерпимых к чужакам.
Сотовая связь налажена: в самых джунглях Раздольны мы смогли отправить электронную почту с планшета.
Местная школа:
Добредя до школы, поговорили с американкой-учительницей, посетовавшей на твердолобость и косность русских родителей, вмешивающихся в учебный процесс и не позволяющих изучать некоторые вещи - например, теорию эволюции. Хотя для США такое нормально - в южных штатах по сю пору проживают такие ретрограды, что Дарвин для них - что-то среднее между сатаной и Зигги Стардастом. Но упоминание о родительском контроле за обучением их отпрысков порадовало. В Николаевске родители даже представления не имели о том, чем их дети занимаются в школе.
По улице дети гоняли на квадроциклах и опасливо объезжали нас - лишь один пацан с каменным лицом несколько раз проказаковал мимо:
Был вечер субботы, староверы на машинах съезжались на вечернее богослужение в свои молельни. Один мальчишка-церковнослужитель в длинном чёрном кафтане (по-нашему - подряснике) поверх джинсов и с кадилом в руках долго боролся с искушением ответить нам на вопросы о родителях, но не поддался.
На обратном тёмном пути из вереницы разъезжающихся после вечерней молитвы джипов подвезти нас остановился только один. Его водителем был весёлый бразильянец Анастасий, только что в поисках невесты посетивший эти места - этим и объясняется непривычная общительность в отношении чужаков. Анастасий посетовал на упадок нравов в молодёжной среде, открыл нам секрет, куда деваются обмирщившиеся староверы, переехавшие в большие города - оказывается, они попросту выпадают из среды общения и почти никогда впоследствии не навещают родичей. Типичное следствие патриархальной и традиционалистической семейной политики в наше время - те, кто её пережил, а затем вырвался в свет огней большого города, впоследствии как огня остерегаются всего старинного и традиционного. Возможно этого и опасаются вознесеновские старцы, не сильно «крепящие» молодёжь.
На выходных, работая в нашей студии-Макдоналдсе, мы видели несколько старообрядческих семей, «отрывающихся» в этом общепите, заказав картошку и мороженое, а их дети играли в местную игровую приставку. Одна старообрядка была в сексапильно обтягивающем сарафане - но длинном, как положено, и в кичке на голове. Удивительно, как их весёлость и коммуникабельность в таких местах противоположна ксенофобии в родных сёлах. Возможно, в селе они побаиваются своих стариков, а в городе чувствуют себя свободнее. Тому подтверждение - россыпи пивных банок, постепенно редеющие по мере приближения к селу.
Этот - с лицом Нечаева - даже капюшоном прикрылся, чтобы мимо проезжающие ревнители не разглядели его сквозь стеклянные витрины:
================================================================================================
Мы столько потоптались по аляскинской старообрядческой ойкумене, что впоследствии, когда в Анкоридже в супермаркете встретили двух солидных старообрядок - средних лет и молодую, в красной косухе поверх сарафана, - с нами отказались говорить: «Мы вас знаем», «Вы нас заснимете». Причём отказ исходил только от старшей; молодуха явно хотела пообщаться. А старшее поколение хорошо понимало, какую угрозу старообрядческому самоопределению представляем мы. Ведь по словам того же Генона, схожее - опаснее, чем инаковое. А мы - тоже русские, но внутренне совсем иные, отформатированные советскими убивцами и нынешними упырями. Вдруг мы чему плохому научим старообрядческую молодёжь? Напакостим, рассказав о социальном паразитизме и всеобъемлющей пассивности, о вампирическом государственничестве и всемогущем чиновничестве, о матриархальном быте и звериной повседневности, о царебожии и клерикализме, о тоталитарном контроле и американофобии…
Итак, что мы вынесли из шапочного знакомства с беспоповской средой южного Кеная? Прежде всего, ощущение того, что неверна вся изначальная методология, предполагавшая в американском старообрядчестве наличие особых адаптационных механизмов, позволяющих отстоять свою уникальность. Староверы не имеют никакой особой способности выживания в американском обществе, потому что этого са́мого «американского социума» нет. Есть множество субкультур, объединённых образом потребления и включённостью в систему локального капитализма. Староверы идеально подходят для этих условий со своим дряхлым обществом, не предполагающим самоосмысления и самокритики, довольствуясь сохранением небольшого числа внешних форм своей особости. С семиотической точки зрения кое-что примечательно: бороды, рубахи, сарафаны и кички - больше ничего русского. Остальное: джинсы, дорогущие машины, шикарные дома (как из голливудских фильмов), закупки продовольствия в супермаркетах. Все «ходят на работу» и обучают детей в детсадах и школах. Только чуть больше контроля за языком и поведением детей, регулярные молитвы в специально отведённое время, ситуативная родственная помощь. Это архаика или дань мультикультурализму?
Америка не позволяет и не прощает категорического обособленчества. Многие сравнивают староверов с амишами, известными нам по фильму Уира «Свидетель» с Харрисоном Фордом. Но амиши принципиально живут в своём мирке, они не пользуются электричеством и автотранспортом. Они изначально умудрились расколдовать «мир сей» как совокупность продуктов научно-технической революции и противопоставили себя «прогрессу». В противовес им, русские старообрядцы - как и всякие православные - пребывали в догматическом дурмане, мня, что мир таков, каким мы его воспринимаем через призму единственно правильной веры. Потому и не выработали иммунитета ни к автотранспорту, ни к супермаркетам, ни к бытовому феминизму, ни к нуклеарным семьям.
«Непонятная свобода обручем сдавила грудь,
И неясно, что им делать: или плыть, или тонуть».
Вот одни и уплыли в «мир сей грехопадший» оставив от старообрядчества только декор - Николаевск. Иные решили притонуть, но на небольшой глубине, чтобы можно было по желанию вспылавать. Поэтому даже отщепенцы, сбежавшие в удалённый Качемак, через пару лет проторили туда отличную и сложную дорогу.
Напоследок - очень символичное фото о месте старообрядчества в Америке:
Так что Америка (которой нет), судя по всему, имеет реальные возможности уничтожения всего остального, отличного от себя. Это мощное цивилизационное давление, растирающее в пыль все альтернативы себе. Речь идёт не о внешнем противоборстве - нам, одинаково серым россиянам это трудно понять. Внешне ты можешь быть кем угодно, творить чё хошь, иметь любую ориентацию (во всех смыслах этого словца). Но ты не имеешь права проходить мимо супермаркета. Ты обязан брать кредиты и покупать, покупать, покупать. А ещё ты должен трудиться, быть всегда «на взводе», но не как у нас (истерично), а бодро, радостно, приветливо.
Семичаевский остроумно заметил, что наши родимые уицраоры нас тупо подавляют, а американские - грабят. По-американски «быть в системе» - значит, сохранять глубинную привязку к капитализму. (А у нас - к царю и его боярам.) Староверы за своими бородами и плесневелыми книгами проглядели самую суть американской духовности, разметавшей всю их хвалёную идентичность.
Что это всё может значить для нас в нашем Мордоре, усиленно изображающем самостоятельность и показно противостоящего «тлетворному» Западу (на нефтяные деньги которого только и выживаем). Для православия вообще, для России в частности, а для современной Россиянии особенно характерно плохо замаскированное подражательство образу жизни своего противника. Противника, в СМИ обливаемого грязью по самую макушку, а на деле облизанного нашими правителями-нефтесосами, продавшими уже даже не душу страны, а то, в чём душа была, - сам народ. Всё, что у нас внедряется, придумывается, осваивается и развивается, - жалкие китайские подделки под истинных хозяев современной жизни. Кому-то нравится на этом пепелище кривляться, играя в оригинальность - потому и говорят, что патриотизм - последнее пристанище для негодяя. Но что делать остальным, кто не хочет являть собой жалкое подобие американца, взваливая на себя непосильные кредиты, опутываясь проводами, напяливая синтетику, отрекаясь от предков, развращая детей и раскурочивая природу женщин? Подобие всегда отвратительно, ведь по словам Генона, испорченное - хуже, чем недоделанное.
Если всё идёт по-американски, есть ли в ентой самой Америке культурологические альтернативы американскому образу жизни? Чему мы можем поучиться или хотя бы присмотреться к чему? Коли старообрядцы таковой альтернативной не являются, приглядимся мы ещё к американскому православию и к жизни русской (не старообрядческой) диаспоры. А ежели аляскинцы, когда их величаешь американцами, любят повторять: «Alaska is not America. Alaska is Alaska», вот и посмотрим на ейные особенности. В следующих очерках этой серии.
Ч. 4. Mi Russkiye! We are the Pravoslavnye!