МЕНТ
Вечером мы идем в гости к менту, он чей-то родственник, согласился поговорить. Когда заходим во двор, хозяин еще в форме после работы болтает во дворе с домашними. При виде формы я инстинктивно пугаюcь - и в шутку говорю ему об этом.
- Напрасно. Сейчас не нас боятся, сейчас мы боимся.
Хозяин, Магомед - красивый, смуглый сдержанный мужик лет сорока с мягким юмором. Совсем молоденькая жена накрывает на стол - вайнахи поздно женятся. На стене в уголке картины - снова Аушев при параде. Магомед достает из шкафчика коньяк - непривычный в мусульманской атмосфере. Я спрашиваю, правда ли говорят, что милиционеры массово увольняются из органов.
- Ну не так массово, как на "Ингушетии.Ру" пишут, не полторы тысячи, но увольняются. У нас в отряде за месяц из сорока человек шестеро уволились. За что рисковать-то? За эти гроши?
- А за что убивают милиционеров?
- Да за то, что форму носим. Ну, кого-то по кровной мести, за родственника, кому-то боевики мстят, что он с ними борется. А так просто потому, что под руку попался. Вот трех стажеров расстреляли, которые по две недели отслужили - за что?
- А кто такие боевики?
- А кто знает? Мне кажется, это вообще все специально делается. Вон Алихан Долгиев, командир ОМОНа, был с боевиками, когда было нападение в 2004 году. Его опознали, забрали во Владикавказ, три месяца держали - и отпустили, типа, нет против него ничего. А потом он какого-то сотрудника застрелить пытался, но тот резвее оказался и убил его. Смотрят - это Долгиев, амуниция у него, снайперская винтовка. Или вот ребята рассказывают: ориентировка на машину, замечена при обстреле. Ее останавливают - там сидит русский парень в ингушской шапочке, показывает удостоверение ФСБ. А у него там сзади полная машина автоматов.
- И что?
- Ничего, отпустили. Что ты ему сделаешь? Те, кто принципиальность проявлял, больше не работают. Осетины сюда приезжают, делают что хотят, людей увозят к себе, нас даже в известность не ставят. Пару раз задержали их на границе - такой скандал был. Как вы посмели! Или вон на границе с Чечней остановили две машины, спецпропуск, ФСБ. А у них в багажнике парень лежал. Он услышал, что остановились, закричал. Наш постовой говорит: "Кто у вас там?" Они ему "Отвали." А он разозлился, на принцип пошел, поставил ему автомат в лоб: "Открывай!" Тот открыл - куда денется. Там парень лежит, кричит: "Меня током пытали, спасите!" Отвезли всех в РОВД. На каком основании, куда вы его везете? В розыске не значится, санкции на арест нет. На следующий день приехало начальство из ФСБ - тех всех освободили, извинились - и парня этого, Медова, им отдали, никто его больше не видел. А постового этого уволили. У нас все знают: если что, нас никто защищать не будет. Вон Ахмет Мурзабеков тоже принципиальность проявил - уволили и застрелили недавно. А он долг выполнял, задержал убийц - откуда он знал, что они из ФСБ, если они удостоверения в трусах прятали. Как их вообще отличать-то? Они гоняют в тонированных машинах без номеров - и боевики тоже. Боевик надел чистый камуфляж, маску, говорит: "Спецназ ГРУ, документы!" Предьявишь - а он тебя застрелит. Костоева, министра, в 2004 году так ведь убили: они выставили свои посты, а он ехал в Назрань. Его останавливают, он выскочил: "Да вы чего, я министр!" - "Ага, вот ты-то нам и нужен!"
Вот, кстати, когда было то нападение, я свидетель: два месяца у нас было усиление, через сутки работали, а 21-го, прямо перед нападением, усиление сняли. Значит, или боевикам сказали, и они все быстро организовали, или вместе работали. И что еще странно: они всю республику захватили, кроме Магаса. А там две вещи: управление ФСБ и комплекс правительственных зданий. Его мы охраняли, 12 человек. Пошли бы они туда - я бы с тобой не разговаривал. Почему они Магас не тронули?
- Не любят у вас ФСБ, значит?
- А за что их особо любить-то? Они в казармах сидят, а мы-то по улицам ходим, нас же убивают. Они убьют кого-нибудь - а нам всю грязную работу, кишки собирать. А когда операция идет, нас близко не подпускают. Была зачистка в Али-Юрте, приехал министр Медов, а ему солдат говорит: "Нет приказа пускать." И он назад поехал, как мальчик. С бывшим министром, Хамхоевым точно такой же случай был в Сурхахах.
- Не доверяют они вам?
- Да и правильно делают, на самом деле. То, что у нас есть "кроты" - это все знают. Министр недавно на совещании прямо говорил: "Я знаю, что среди вас есть предатели, будем бороться..."
Старший брат Магомеда, крупный мужик с ястребиным носом, стоит, прислонившись к плите, и слушает наш разговор:
- Это все не главное. Главное, вот сейчас шесть часов - ни одного человека на посту нет, все снимаются и домой едут. После шести грузи сколько хочешь этого оружия, езжай с ним куда угодно, никто тебя не остановит. Ночью у нас со двора никто не ходит. Вот последние дни почему-то тихо, как эта ерунда в Грузии началась, а так каждую ночь стрельба.
- Да, конечно, уезжаем, - улыбается Магомед, - Если меня ночью на дежурство поставят, я лучше в машине где-то тихо посижу. Магомед берет пульт, включает телевизор - и на кухню врывается самодовольное московское мыло, очень странно звучащее здесь, в мире ежедневных убийств.
- Напрасно. Сейчас не нас боятся, сейчас мы боимся.
Хозяин, Магомед - красивый, смуглый сдержанный мужик лет сорока с мягким юмором. Совсем молоденькая жена накрывает на стол - вайнахи поздно женятся. На стене в уголке картины - снова Аушев при параде. Магомед достает из шкафчика коньяк - непривычный в мусульманской атмосфере. Я спрашиваю, правда ли говорят, что милиционеры массово увольняются из органов.
- Ну не так массово, как на "Ингушетии.Ру" пишут, не полторы тысячи, но увольняются. У нас в отряде за месяц из сорока человек шестеро уволились. За что рисковать-то? За эти гроши?
- А за что убивают милиционеров?
- Да за то, что форму носим. Ну, кого-то по кровной мести, за родственника, кому-то боевики мстят, что он с ними борется. А так просто потому, что под руку попался. Вот трех стажеров расстреляли, которые по две недели отслужили - за что?
- А кто такие боевики?
- А кто знает? Мне кажется, это вообще все специально делается. Вон Алихан Долгиев, командир ОМОНа, был с боевиками, когда было нападение в 2004 году. Его опознали, забрали во Владикавказ, три месяца держали - и отпустили, типа, нет против него ничего. А потом он какого-то сотрудника застрелить пытался, но тот резвее оказался и убил его. Смотрят - это Долгиев, амуниция у него, снайперская винтовка. Или вот ребята рассказывают: ориентировка на машину, замечена при обстреле. Ее останавливают - там сидит русский парень в ингушской шапочке, показывает удостоверение ФСБ. А у него там сзади полная машина автоматов.
- И что?
- Ничего, отпустили. Что ты ему сделаешь? Те, кто принципиальность проявлял, больше не работают. Осетины сюда приезжают, делают что хотят, людей увозят к себе, нас даже в известность не ставят. Пару раз задержали их на границе - такой скандал был. Как вы посмели! Или вон на границе с Чечней остановили две машины, спецпропуск, ФСБ. А у них в багажнике парень лежал. Он услышал, что остановились, закричал. Наш постовой говорит: "Кто у вас там?" Они ему "Отвали." А он разозлился, на принцип пошел, поставил ему автомат в лоб: "Открывай!" Тот открыл - куда денется. Там парень лежит, кричит: "Меня током пытали, спасите!" Отвезли всех в РОВД. На каком основании, куда вы его везете? В розыске не значится, санкции на арест нет. На следующий день приехало начальство из ФСБ - тех всех освободили, извинились - и парня этого, Медова, им отдали, никто его больше не видел. А постового этого уволили. У нас все знают: если что, нас никто защищать не будет. Вон Ахмет Мурзабеков тоже принципиальность проявил - уволили и застрелили недавно. А он долг выполнял, задержал убийц - откуда он знал, что они из ФСБ, если они удостоверения в трусах прятали. Как их вообще отличать-то? Они гоняют в тонированных машинах без номеров - и боевики тоже. Боевик надел чистый камуфляж, маску, говорит: "Спецназ ГРУ, документы!" Предьявишь - а он тебя застрелит. Костоева, министра, в 2004 году так ведь убили: они выставили свои посты, а он ехал в Назрань. Его останавливают, он выскочил: "Да вы чего, я министр!" - "Ага, вот ты-то нам и нужен!"
Вот, кстати, когда было то нападение, я свидетель: два месяца у нас было усиление, через сутки работали, а 21-го, прямо перед нападением, усиление сняли. Значит, или боевикам сказали, и они все быстро организовали, или вместе работали. И что еще странно: они всю республику захватили, кроме Магаса. А там две вещи: управление ФСБ и комплекс правительственных зданий. Его мы охраняли, 12 человек. Пошли бы они туда - я бы с тобой не разговаривал. Почему они Магас не тронули?
- Не любят у вас ФСБ, значит?
- А за что их особо любить-то? Они в казармах сидят, а мы-то по улицам ходим, нас же убивают. Они убьют кого-нибудь - а нам всю грязную работу, кишки собирать. А когда операция идет, нас близко не подпускают. Была зачистка в Али-Юрте, приехал министр Медов, а ему солдат говорит: "Нет приказа пускать." И он назад поехал, как мальчик. С бывшим министром, Хамхоевым точно такой же случай был в Сурхахах.
- Не доверяют они вам?
- Да и правильно делают, на самом деле. То, что у нас есть "кроты" - это все знают. Министр недавно на совещании прямо говорил: "Я знаю, что среди вас есть предатели, будем бороться..."
Старший брат Магомеда, крупный мужик с ястребиным носом, стоит, прислонившись к плите, и слушает наш разговор:
- Это все не главное. Главное, вот сейчас шесть часов - ни одного человека на посту нет, все снимаются и домой едут. После шести грузи сколько хочешь этого оружия, езжай с ним куда угодно, никто тебя не остановит. Ночью у нас со двора никто не ходит. Вот последние дни почему-то тихо, как эта ерунда в Грузии началась, а так каждую ночь стрельба.
- Да, конечно, уезжаем, - улыбается Магомед, - Если меня ночью на дежурство поставят, я лучше в машине где-то тихо посижу. Магомед берет пульт, включает телевизор - и на кухню врывается самодовольное московское мыло, очень странно звучащее здесь, в мире ежедневных убийств.