ЧЕМУЛЬГА
К 2008 году следственная группа из Москвы свела все дела об убийствах русских в одно. По версии следствия, их совершает банда боевиков Рустамата Махаури (он, судя по всему, и правда редкий выродок). Рано утром 9 ноября прошлого года в поисках этого Махаури силовики блокировали в деревне Чемульга дом Рамзана Амриева, дальнего родственника боевика. Это была маленькая саманная хатка. Военные разбили окно, забросали помещение дымовыми шашками, а затем ворвались внутрь и открыли беспорядочную стрельбу. Рамзан, Раиса и их четверо детей лежали на полу. Очередь прошила руку, которой Раиса пыталась закрыть шестилетнего Рахима. Она закричала, Рамзан увидел в голове ребенка отверстие, из которого хлещет кровь.
Амриевых вывели, убитого ребенка взять не разрешили. Затем полураздетых и босых повели на ближний пригорок, где стояли БТРы, положили лицом на землю. Туда же привели женщин и детей из соседних домов, а мужчин заставили приползти по грязи. Прибежавших местных милиционеров заперли в "газелях". После этого силовики устроили имитацию боя: забросали хатку гранатами, полчаса палили из чего попало. Потом взяли Рамзана, повели в дом. На полу лежал убитый ребенок, изрешеченный осколками. Один из силовиков сказал: "Выноси его, сука, даем тебе секунды!" Амриев схватил детское одеяло, обмотал трупик Рахима - его отвели обратно на пригорок, где стояли синие от холода соседи. Военные протаранили хатку БТРом, вконец ее разрушив, засняли на видео. Потом съездили к главе администрации, и приказали ему подтвердить, что из дома вели огонь, - иначе он исчезнет. "Да расстреливайте, - ответил староста, - Вас тоже когда-нибудь расстреляют." Долго, на глазах у местных милиционеров, силовики решали, что подкидывать. К полудню приехала военная прокуратура. Амриева подвели к развалинам дома, показав на валяющийся там автомат, спросили: "Твой?", Рамзан усмехнулся и сказал, что у него в доме и ружья-то не было. Сотрудник прокуратуры понюхал ствол, саркастически посмотрел на военных и сказал, что из него не стреляли лет десять. Тем не менее, вечером прокурор республики Юрий Турыгин заявил, что из дома Амриевых отстреливался боевик. Глава администрации села был уволен.
Я еду в Чемульгу. Она далеко, у подножья гор. Бескрайнее село, заполняющее равнинную часть республики, кончается - мы выезжаем на желтые холмы. И вдруг я понимаю, что здесь происходит. Две группировки - подполье и спецслужбы - воюют друг с другом на этой земле. Они заняты войной и остальное их не волнует. Мочат друг друга, попутно убивая сотни невинных людей. Это для щепки.
За желтыми холмами показывается зеленое волнистое море леса. "Он вдоль всего Кавказа идет, от Кабарды до Дагестана можно дойти, - говорит таксист, - Вот там боевики бродят и спецназ." Мы проезжаем военный пост, подъезжаем к поселку, где теперь живут Амриевы. Возмущение убийством ребенка было таким, что власти были вынуждены открыть уголовное дело, Зязиков заявил, что берет его под личный контроль. Амриевым дали новый дом. С первого взгляда на этот дом, на самого Рамзана Амриева сразу ясно, что он за боевик. Типичный деревенский дядя Вася - сморщенный, сутулый мужичок с Беломором. Домишко размером со сторожку, крайняя бедность. На заднем плане, вытирая о передник руки, смущенно улыбается Раиса. Рамзан как-то мнется. Я даже удивляюсь, насколько весь его облик, серые глаза, голос - наполнены одним настроением: он смирился. Все по-деревенски прозрачно. Глядя куда-то в сторону, он говорит, что подписал бумагу в прокуратуру: "Не имею претензий, и не разглашать... Все уже теперь... Простите..." Мы садимся в машину. "Деньги ему дали, - говорит таксист, - полтора миллиона рублей. За то, что дело закроют."
На обратном пути снова заезжаю в "Машр". "Ну, забрал Амриев заявление и что? - говорит Муцольгов, - Это юридического значения вообще не имеет. Был факт убийства ребенка, прокуратура обязана его расследовать вне зависимости от желания отца." Дело Амриева было единственным, которому был вообще дан какой-то ход. В норме прокуратура жестко и принципиально покрывает преступления силовиков. Все дела закрываются - обычно с восхитительной формулировкой: "из-за невозможности обнаружения лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых".
Я думаю, как здесь все запутано, в этом мире, где почти у каждого есть убитые и похищенные родственники, милиционеры, боевики - или не боевики, кто их разберет. Я чувствую, что даже очень приятные люди не говорят мне всей правды, а может и половины. При всяком вопросе про боевиков я ловлю странный взгляд, кажется говорящий "он что, правда, не понимает?"
Амриевых вывели, убитого ребенка взять не разрешили. Затем полураздетых и босых повели на ближний пригорок, где стояли БТРы, положили лицом на землю. Туда же привели женщин и детей из соседних домов, а мужчин заставили приползти по грязи. Прибежавших местных милиционеров заперли в "газелях". После этого силовики устроили имитацию боя: забросали хатку гранатами, полчаса палили из чего попало. Потом взяли Рамзана, повели в дом. На полу лежал убитый ребенок, изрешеченный осколками. Один из силовиков сказал: "Выноси его, сука, даем тебе секунды!" Амриев схватил детское одеяло, обмотал трупик Рахима - его отвели обратно на пригорок, где стояли синие от холода соседи. Военные протаранили хатку БТРом, вконец ее разрушив, засняли на видео. Потом съездили к главе администрации, и приказали ему подтвердить, что из дома вели огонь, - иначе он исчезнет. "Да расстреливайте, - ответил староста, - Вас тоже когда-нибудь расстреляют." Долго, на глазах у местных милиционеров, силовики решали, что подкидывать. К полудню приехала военная прокуратура. Амриева подвели к развалинам дома, показав на валяющийся там автомат, спросили: "Твой?", Рамзан усмехнулся и сказал, что у него в доме и ружья-то не было. Сотрудник прокуратуры понюхал ствол, саркастически посмотрел на военных и сказал, что из него не стреляли лет десять. Тем не менее, вечером прокурор республики Юрий Турыгин заявил, что из дома Амриевых отстреливался боевик. Глава администрации села был уволен.
Я еду в Чемульгу. Она далеко, у подножья гор. Бескрайнее село, заполняющее равнинную часть республики, кончается - мы выезжаем на желтые холмы. И вдруг я понимаю, что здесь происходит. Две группировки - подполье и спецслужбы - воюют друг с другом на этой земле. Они заняты войной и остальное их не волнует. Мочат друг друга, попутно убивая сотни невинных людей. Это для щепки.
За желтыми холмами показывается зеленое волнистое море леса. "Он вдоль всего Кавказа идет, от Кабарды до Дагестана можно дойти, - говорит таксист, - Вот там боевики бродят и спецназ." Мы проезжаем военный пост, подъезжаем к поселку, где теперь живут Амриевы. Возмущение убийством ребенка было таким, что власти были вынуждены открыть уголовное дело, Зязиков заявил, что берет его под личный контроль. Амриевым дали новый дом. С первого взгляда на этот дом, на самого Рамзана Амриева сразу ясно, что он за боевик. Типичный деревенский дядя Вася - сморщенный, сутулый мужичок с Беломором. Домишко размером со сторожку, крайняя бедность. На заднем плане, вытирая о передник руки, смущенно улыбается Раиса. Рамзан как-то мнется. Я даже удивляюсь, насколько весь его облик, серые глаза, голос - наполнены одним настроением: он смирился. Все по-деревенски прозрачно. Глядя куда-то в сторону, он говорит, что подписал бумагу в прокуратуру: "Не имею претензий, и не разглашать... Все уже теперь... Простите..." Мы садимся в машину. "Деньги ему дали, - говорит таксист, - полтора миллиона рублей. За то, что дело закроют."
На обратном пути снова заезжаю в "Машр". "Ну, забрал Амриев заявление и что? - говорит Муцольгов, - Это юридического значения вообще не имеет. Был факт убийства ребенка, прокуратура обязана его расследовать вне зависимости от желания отца." Дело Амриева было единственным, которому был вообще дан какой-то ход. В норме прокуратура жестко и принципиально покрывает преступления силовиков. Все дела закрываются - обычно с восхитительной формулировкой: "из-за невозможности обнаружения лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых".
Я думаю, как здесь все запутано, в этом мире, где почти у каждого есть убитые и похищенные родственники, милиционеры, боевики - или не боевики, кто их разберет. Я чувствую, что даже очень приятные люди не говорят мне всей правды, а может и половины. При всяком вопросе про боевиков я ловлю странный взгляд, кажется говорящий "он что, правда, не понимает?"