"Зороастр: политик или шаман?", ч. V
Любой исследователь, рассматривающий фигуру Зороастра, нарисованную, с одной стороны, Херцфельдом, с другой Нюбергом, будет повергнут в замешательство и неизбежно задастся вопросом: как такое возможно, чтобы двое видных учёных, работающих с одним и тем же материалом, использующих одни и те же источники, пришли к диаметрально противоположным выводам? Вот перед нами Зороастр Херцфельда: закулисный политикан, знатный изгнанник, делающий ставки на скачках в свободное от коварных заговоров время. А вот Зороастр Нюберга: первобытный человек, одурманенный шаман, бормочущий нечто невнятное о своей нелепой Маге. Легко себе представить, что, если прав один, то другой должен жестоко заблуждаться: компромисс здесь невозможен. Но ещё убедительнее допущение, что неправы оба.
Не следует забывать о том, что гипотезы, выдвинутые Херцфельдом и Нюбергом, противоречат не только друг другу, но и общепринятой трактовке Зороастра, постепенно разрабатывавшейся учёными на протяжении последних полутора сотен лет. Я полагаю, в данном случае позволительно говорить об «общепринятой» точке зрения, поскольку, несмотря на имевшие место весьма значительные расхождения во взглядах, были выработаны общепризнанные концепции по многим существенным вопросам. Трудно отказаться от общего мнения в пользу столь противоречивых теорий, как те, что были предложены Нюбергом и Херцфельдом. В начале этой лекции я упомянул, что Нюберг подверг строгой критике идеи Херцфельда, а тот, со своей стороны, ещё острее критиковал взгляды Нюберга. Важно отметить, что их взаимная критика почти всегда убедительна, в то время как изложение собственных позитивных взглядов внушает чувство сомнения и недоверия.
Хотя, на первый взгляд, теории Нюберга и Херцфельда кажутся во всём противоречащими друг другу, при ближайшем рассмотрении оказывается, что, тем не менее, они имеют между собою нечто общее. Скорее всего, неслучайно именно то, что их объединяет, вызывает живейшие возражения; их разбору и будет посвящена оставшаяся часть настоящей лекции.
ВО-ПЕРВЫХ, как я только что упомянул, оба исследователя едины в своём близоруком отношении к работам предшественников, колеблющемся от покровительственного до откровенно презрительного. К примеру, Нюберг формулирует традиционную трактовку Зороастра в следующих выражениях: «своего рода прогрессивный деревенский поп с интересом к аграрным реформам» - формулировка остроумная, но имеющая мало общего с действительностью.
ВО-ВТОРЫХ, как Херцфельд, так и Нюберг уверены, что достигли истинного понимания Зороастра, и часто нам об этом сообщают. Приятно встретить подобную убеждённость посреди лабиринта неясностей. Видимо, они сочли уместным изложить свои теории скорее в виде очевидных фактов, нежели гипотез.
В-ТРЕТЬИХ, оба учёных выстроили свои теории, главным образом, на основе реинтерпретации слов и, отчасти, на эмендации тех или иных мест Авесты. Второй способ, эмендация, в меньшей мере характерен для Нюберга, но в огромной степени - для работ Херцфельда. Когда Херцфельд имеет дело с непонятными местами текста, он любит говорить: «эта строка ДОЛЖНА означать то-то и то-то - следовательно, она и означает то-то и то-то. Если это не согласуется с грамматикой - что ж, тем хуже для грамматики.
Гораздо большее значение имеет реинтерпретация слов. Исследователь Авесты неизбежно сталкивается с большим числом слов, значение которых неизвестно, и с ещё бóльшим числом тех, смысл которых не вполне ясен; подобные непонятные или не совсем понятные слова особенно часто встречаются в Гатах. Кроме того, имеются слова, значение которых не вызывает никакого сомнения, но и они, как всякие слова, имеют определённый спектр значений, и из этого спектра можно извлечь эксцентричный оттенок. Если вначале приписать неизвестным словам совершенно произвольный набор значений таким образом, чтобы этот набор имел внутреннюю логику и соответствовал заранее заданному представлению о содержании Гат, а затем подобрать соответствующие специфические оттенки значения известных слов, можно перевести Гаты (как и любой другой древний текст, содержащий достаточное количество неизвестных слов) каким угодно образом: можно придать им характер философского трактата или политического дневника, юридического кодекса или магических заклинаний. Взяв слово, означающее «дом» или «жилище», можно сказать: «В Гатах это слово всегда обозначает резиденцию царской семьи», либо: «В Гатах обычное значение этого слова - «войлочная шапка, надевая которую шаман впадает в транс»» - и так далее. Последовательно применяя подобный метод перевода, можно придать смыслу этих древних гимнов любую направленность, какая только сможет прийти в голову переводчику.
Описанный «метод» был впервые введён в обиход Хертелем. Он обратил внимание на то, на что обращали внимание и до него, а именно, на то, что древние иранцы превыше всего почитали Огонь и Свет. Исходя из этого вполне справедливого наблюдения, Хертель вскоре пришёл к убеждению, что, кроме Огня и Света, они не почитали ничего, и взялся за перевод Авесты в соответствии со своими идеями. К своему удовлетворению, он обнаружил, что почти каждое слово в Авесте означало «свет», «светлый», «огненный» и т. п. Трудно удержаться на ногах, читая его переводы, которые, к счастью, не были серьёзно восприняты большинством учёных. О том, что этот метод был с некоторыми изменениями реанимирован Херцфельдом и Нюбергом, можно только сожалеть. Именно в силу его применения, с одной стороны, совершенно безобидные слова, такие как xvafna «сон», приобрели ограниченное и специфическое значение («транс»), соответствующее шаманистскому контексту, а с другой, Гаты оказались переполнены техническими терминами скачек, что было бы естественно для сочинений праздного вельможи.
Не следует забывать о том, что гипотезы, выдвинутые Херцфельдом и Нюбергом, противоречат не только друг другу, но и общепринятой трактовке Зороастра, постепенно разрабатывавшейся учёными на протяжении последних полутора сотен лет. Я полагаю, в данном случае позволительно говорить об «общепринятой» точке зрения, поскольку, несмотря на имевшие место весьма значительные расхождения во взглядах, были выработаны общепризнанные концепции по многим существенным вопросам. Трудно отказаться от общего мнения в пользу столь противоречивых теорий, как те, что были предложены Нюбергом и Херцфельдом. В начале этой лекции я упомянул, что Нюберг подверг строгой критике идеи Херцфельда, а тот, со своей стороны, ещё острее критиковал взгляды Нюберга. Важно отметить, что их взаимная критика почти всегда убедительна, в то время как изложение собственных позитивных взглядов внушает чувство сомнения и недоверия.
Хотя, на первый взгляд, теории Нюберга и Херцфельда кажутся во всём противоречащими друг другу, при ближайшем рассмотрении оказывается, что, тем не менее, они имеют между собою нечто общее. Скорее всего, неслучайно именно то, что их объединяет, вызывает живейшие возражения; их разбору и будет посвящена оставшаяся часть настоящей лекции.
ВО-ПЕРВЫХ, как я только что упомянул, оба исследователя едины в своём близоруком отношении к работам предшественников, колеблющемся от покровительственного до откровенно презрительного. К примеру, Нюберг формулирует традиционную трактовку Зороастра в следующих выражениях: «своего рода прогрессивный деревенский поп с интересом к аграрным реформам» - формулировка остроумная, но имеющая мало общего с действительностью.
ВО-ВТОРЫХ, как Херцфельд, так и Нюберг уверены, что достигли истинного понимания Зороастра, и часто нам об этом сообщают. Приятно встретить подобную убеждённость посреди лабиринта неясностей. Видимо, они сочли уместным изложить свои теории скорее в виде очевидных фактов, нежели гипотез.
В-ТРЕТЬИХ, оба учёных выстроили свои теории, главным образом, на основе реинтерпретации слов и, отчасти, на эмендации тех или иных мест Авесты. Второй способ, эмендация, в меньшей мере характерен для Нюберга, но в огромной степени - для работ Херцфельда. Когда Херцфельд имеет дело с непонятными местами текста, он любит говорить: «эта строка ДОЛЖНА означать то-то и то-то - следовательно, она и означает то-то и то-то. Если это не согласуется с грамматикой - что ж, тем хуже для грамматики.
Гораздо большее значение имеет реинтерпретация слов. Исследователь Авесты неизбежно сталкивается с большим числом слов, значение которых неизвестно, и с ещё бóльшим числом тех, смысл которых не вполне ясен; подобные непонятные или не совсем понятные слова особенно часто встречаются в Гатах. Кроме того, имеются слова, значение которых не вызывает никакого сомнения, но и они, как всякие слова, имеют определённый спектр значений, и из этого спектра можно извлечь эксцентричный оттенок. Если вначале приписать неизвестным словам совершенно произвольный набор значений таким образом, чтобы этот набор имел внутреннюю логику и соответствовал заранее заданному представлению о содержании Гат, а затем подобрать соответствующие специфические оттенки значения известных слов, можно перевести Гаты (как и любой другой древний текст, содержащий достаточное количество неизвестных слов) каким угодно образом: можно придать им характер философского трактата или политического дневника, юридического кодекса или магических заклинаний. Взяв слово, означающее «дом» или «жилище», можно сказать: «В Гатах это слово всегда обозначает резиденцию царской семьи», либо: «В Гатах обычное значение этого слова - «войлочная шапка, надевая которую шаман впадает в транс»» - и так далее. Последовательно применяя подобный метод перевода, можно придать смыслу этих древних гимнов любую направленность, какая только сможет прийти в голову переводчику.
Описанный «метод» был впервые введён в обиход Хертелем. Он обратил внимание на то, на что обращали внимание и до него, а именно, на то, что древние иранцы превыше всего почитали Огонь и Свет. Исходя из этого вполне справедливого наблюдения, Хертель вскоре пришёл к убеждению, что, кроме Огня и Света, они не почитали ничего, и взялся за перевод Авесты в соответствии со своими идеями. К своему удовлетворению, он обнаружил, что почти каждое слово в Авесте означало «свет», «светлый», «огненный» и т. п. Трудно удержаться на ногах, читая его переводы, которые, к счастью, не были серьёзно восприняты большинством учёных. О том, что этот метод был с некоторыми изменениями реанимирован Херцфельдом и Нюбергом, можно только сожалеть. Именно в силу его применения, с одной стороны, совершенно безобидные слова, такие как xvafna «сон», приобрели ограниченное и специфическое значение («транс»), соответствующее шаманистскому контексту, а с другой, Гаты оказались переполнены техническими терминами скачек, что было бы естественно для сочинений праздного вельможи.