(no subject)
Встречают ночь переулки.
Все стало тихим и давним.
И с тишиною дремота
сошла к деревьям и ставням.
Забрезжили звезды в небе
над городом захолустным -
в нездешнем апрельском небе,
фиалковом небе грустном.
Огни за решеткой сада.
Скулит у ворот собака.
На синеве чернея,
возник нетопырь из мрака.
О, желтая дымка лампы
над детским незрячим взглядом
и вдовьи воспоминанья
и мертвые где-то рядом!
И сказки, что мы при звездах
рассказывали когда-то
апрельскими вечерами,
ушедшими без возврата!
А сумрак велик и нежен,
и слышно на отдаленьи,
как ночь окликают эхом
затерянные селенья.
Хуан Рамон Хименес
Остывает лето… Медленно, как камень, отдает накопленное тепло солнца… Между тем, август - самое ”мое” время. Тот август, который в памяти с детства, который в угнездившихся где-то в голове стихах. Август, который в Испании - который Испания.
Осенняя ночь поглотила Барселону, впереди - почти девятьсот километров дороги. Сейчас автобан казался узким бледным лучом, уходящим из-под колес куда-то в темноту, никуда. Туристы наши скоро угомонились и устроились на ночлег, кто как сумел; я прильнула было к стеклу, но различить не могла даже придорожных объектов. Оставалось прикрыть веки… на какое-то время я задремала, но не больше, чем на час. По характерному эху, почти заглушенному шумом мотора, поняла, что мы достигли горной цепи. Хлестнул по глазам свет прожекторов - тоннель. После него мрак словно еще чернее. Серпантины. Мосты. Стиснутый горами, петляющий над пропастями узкий луч. И я думаю, что в Андалусию иначе и нельзя попасть - только через ночь, через царство Плутона, Гадэс. Андалусия - она… после жизни.
Светало поздно, к тому же навалился густой туман. Первая отчетливая картинка на той стороне - невыспавшийся, сердитый профиль Сьерра-Невада
и -
что за кустики по всем склонам, напоминающие зеленую капусту?..
- достояние Андалусии, кормилица, вот это невысокое дерево с округлой кроной, тускло-зелеными, словно покрытыми серебристой пылью, листьями. Олива.
Кругом, на сколько взгляд может охватить, оливковые рощи.
Девушка к роще масличной
Шла вечереющим полем…
Синьор дель Кьянте не станет, надеюсь, протестовать, раз у него уже оказалось программное стихотворение… )
Остановиться бы, выйти в сырой туман, и послушать, как они шелестят… тихо-тихо…
*
Останавливаться нельзя - нас ждут в строго определенный час. В некоторых вопросах непунктуальные испанцы бывают удивительно педантичны.
Мы объезжаем город и оказываемся на склоне крутого холма. Совсем рассвело, а тени - мягкие и густые.
В конце аллеи нас буквально заливает солнечным светом.
Альгамбра. Я дышу ее воздухом.
Кроме шуток, чувствую сердцебиение, которое трудно унять, потом приходит эта мысль. Вот Здесь - и не во сне.
Она мне иногда снится. Каждый раз по-разному, но каждый раз приводит меня в такой же трепет.
И дело не в красотах садово-парковой архитектуры, хотя красот здесь достаточно.
И не в ореоле легенд и поэзии дело, хотя в них недостатка тоже нет.
Видимо, у каждого человека свои места на земле, и так же для меня бесконечна важна, как всемирно известный дворец, полудикая деревня в Карпатах, которую и на карте не найдешь…
А ты как думаешь, Газель?..
Символ Гранады. Мы нашли ее нарисованной на большом окне в одном из внутренних двориков.
Мне кажется, “Альгамбра” созвучно “алгебре”. Здесь нет больших монотонных пространств, она похожа на лабиринт системы уравнений с n неизвестными. Иди от одного к другому - решай - или угадывай.
Угадай, если можешь,
и выбирай, если осмелишься…
А еще она похожа на геометрию и гармонию, что вместе похоже на фламенко. Массивные, прямые, жесткие формы - неумолимый ритм.
Арабески, цветы, струящаяся вода - импровизируемая мелодия.
Но о фламенко, может быть, скажу позже.
*
Из дома я уезжала почти под снегом, и вдруг не только перевела будильник на четыре часа назад, но и Время. Вместо октября - август.
А впрочем, поскольку здесь Время следует каким-то особым законам, все времена года сместились и смешались. Как в яблоневом саду Мерлина. Или как в мифическом райском саду.
…ледяные, зеленые плоды Полнолунья
Обманчиво пушистые, на взгляд, пальмы со страусиными перьями-листьями
(а гроздья - это финики).
*
Ночные переезды - верней сказать, бессонница - очень полезны. Сознание раздваивается, внимание становится необыкновенно острым, и, если автопилот работает исправно, можно за один маршрут пройти два - внешний, слушая экскурсовода и фиксируя вещественный план, и внутренний, где ты один на один со своими впечатлениями.
В доказательство того,
что автопилот у меня
надежный :) -
Так вот, это я выяснила у Хосе, что основная техника арабского декора - не резьба по камню, как можно подумать. В подготовленные по рисункам и чертежам деревянные формы заливали алебастр, после затвердевания снимали форму, а алебастровые украшения приклеивали к поверхности стен и потолка.
Говорят, что во времена Гранадского халифата все это было раскрашено специальными красками, которые не удалось восстановить при реставрации. По-моему, оно и к лучшему, пестрота лишила бы тонкий узор его благородства.
Было, когда встрепенулась душа в колоннах,
Когда невесомый воздух соткался в окнах
И сиянье одело кровлю, которой служат
Опорою стены любви.
Было, когда склонилась газель созвездий
В жажде своей к немолчному водомету
И обрела Поэзия после скитаний
Чертоги свои.
Когда начертала рука иероглифы сновидений
И упоительно женственные узоры,
Когда луна замерцала весенним полднем,
Себя не помня.
Когда пространство вступило в свои владенья,
И над прямизной порталов взлетали арки
И, плавные, поднимались как будто ангел,
Крылатый и кроткий.
Когда пригрезилось саду его умиранье,
А птица в его ветвях все пела и пела
И в дальние дали земли улетал ее голос.
Когда новолунье...
Когда воздушность и легкость, когда прозрачность,
Когда в расцветший жасмин облеклись террасы,
Когда любовь взошла на башни витые,
Когда лимоны...
Когда бесплотная музыка сделалась зримой,
Когда случилось увидеть благоуханье
И бездумье проснулось преображенным
В стройную ясность.
Было, когда царевны, баллады, вздохи,
Когда во внутренний дворик вступило небо
И там поселилось с вином багряным
И голубями.
Было, когда в саду легенда уснула
И музыка влажные веки свои смежила,
Было, когда горячая полночь и юность -
О, было, когда фонтаны...
Эдуардо Карранса
А внизу, под крепостной стеной, так хорошо, по-родному знакомо белели кварталы Альбайсина и чернели силуэты кипарисов и тополей...
*
В самой Гранаде мы были недолго, около трех часов. С общей экскурсией мы не пошли, бродили по течению старых улиц, по волнам света и резких теней, с какой-то кратковременной сверхъестественной способностью понимать, о чем говорят.
На одной из площадей играл музыкант. Так, будто не на публику, а сам для себя, почти отвернувшись ото всех, прислушиваясь только к своей гитаре. Из темноты собора, где - за полуоткрытыми дверями - трепетали язычки свечей, тянуло холодом и запахом воска. А за чугунной решеткой на земле исходили солнцем апельсины.
* * *
В Кордове у нас отказал фотоаппарат. Не почему-либо, а так, взял и отказал. Вечером он вновь работал, как положено.
Единственный кадр, который я сделала.
Вероятно, так и нужно. Есть нечто, избегающее слов, любой материализации.
Полуденная Кордова. И нигде раньше я не видела, да и не увижу, наверное, столько белых голубей. Исключительно белых.
* * *
Севилья подобна башне,
где ловки лучники скрыты…
В Севилье от ран страдать…
(В Кордове - умирать.)
“Но нет, врут мистики” (С). Севилья - приятная, дружелюбная… и, в конце концов, здесь мне несказанно польстили, вручив карту постоянного покупателя. :)
Наш бивак размещался недалеко от центра;
тем не менее, в памяти у меня остались довольно тихие и спокойные улицы.
Особенно утром.
От Золотой башни на набережной Гвадалквивира начался наш обход - через парк Марии-Луизы, весь влажный от росы и усердия коммунальщиков на поливальных машинах,
через павильоны Иберо-Американской выставки 1929 года…
Колумбия, Мексика, Аргентина… даже не нужно пересекать океан ).
Ухоженность во всем -
но -
без “гламурности” и неестественности.
Вообще же в Аналусии…
Как правило, отличить “новодел”, как бы тщательно и великолепно ни был он стилизован, легко. Здесь же новодел не кажется новоделом - Время течет по-своему, сближая века и эпохи.
*
…во главе счастливой квадрильи по аллеям своей Севильи горделиво он проходил…
Как вы понимаете, я противница корриды, и возле здания арены оказалась не из любопытства. Рядом расположен зал (если угодно, назовите его клубом) фламенко, куда мы и отправились в вечер нашего приезда.
О, у испанцев
Учиться я немалому готов...
Таким манером я немного тяну еще время.
О сангрии я услышала впервые в фильме “Джульетта и духи” Феллини. И рецепт запомнила:
Сначала подогреть с водою сахар,
Залить им дольки апельсина,
Лимона, вместе это остудить,
Затем вина добавить
С кубиками льда -
И все готово...
И если в числе напитков, предложенных нам, была сангрия, могла ли я выбрать что-нибудь другое?!..
- И вот - еще чуть-чуть,
И можно пробовать. Кувшин высокий
Нам нужен. И стаканы тоже...
- Здесь много вина?
- Достаточно, чтобы согрело душу,
Чтоб кровь прихлынула к лицу
И к сердцу... Но - твой разум
Еще не утонул.
Именно так. Сангрия, пожалуй, и не напиток, а - философия.
Фламенко.
*
Признаюсь, мне, воспитанной на фильмах Карлоса Сауры, было боязно увидеть постановочный танец под классическую музыку.
Постановочный танец был, но лишь в начале. Для подготовки публики…
Фламенко, по-моему, - это не танец. Народная драма, где импровизация - движения и мелодия - борется с предельно жестким ритмом. О чем она, эта драма? О вечном и неразрешимом конфликте детерминизма и свободы воли? О том, что человеку желанно только то, что недосягаемо? О том, что всякое начало есть начало конца, и каждый рассвет - предвестник неизбежного заката?..
Это относится не только к фламенко - это обо всем. Возьмем ли мы испанский театр, литературу, живопись - везде крайности абсолютизированы, преднамеренно заострены и неразрывно связаны... Контраст идеального и материального как конфликт драматический, а драма непременно оборачивается гротеском и скрытой насмешкой... Вот еще одно: сюрреализм - нечто органичное для Испании... не как направление в искусстве, а... как мироощущение. “Сюр-реализм” - над-реальность. Чтобы останавливать Время, нужно оказаться самому вне Времени. Это - созерцательное самоуглубление Юга. Это - неотступная тема Смерти.
Нет у нас ничего, кроме этой земли,
Прекрасной и скорбной.
Нет у нас ничего, кроме этой единственной жизни,
Прекрасной и скорбной.
Нет у нас ничего, кроме этого сердца,
Где кружит призрак -
То он прозрачней неба, то чернее черного горя, -
Кроме ранящей музыки этой
И дурманящего вина.
Нет у нас ничего, кроме этого хлеба земного
С горечью мрака или сладостью горней,
Хлеба любви, ожиданья и смерти.
Не было ничего у меня,
Только колокол этот,
Что теперь призывает, зовет, и никто не слышит.
Только ключ, отпиравший когда-то чудесную дверь,
И нет теперь этой двери.
Нет у нас ничего, кроме этого.
А это - ничто.
Было бы лучше сказать: нет у меня ничего.
И поставить точку.
Если коснешься написанных слов,
Рука твоя будет в крови.
Эдуардо Карранса
* * *
… и застало Шахерезаду утро, и прекратила она дозволенные речи.
Все стало тихим и давним.
И с тишиною дремота
сошла к деревьям и ставням.
Забрезжили звезды в небе
над городом захолустным -
в нездешнем апрельском небе,
фиалковом небе грустном.
Огни за решеткой сада.
Скулит у ворот собака.
На синеве чернея,
возник нетопырь из мрака.
О, желтая дымка лампы
над детским незрячим взглядом
и вдовьи воспоминанья
и мертвые где-то рядом!
И сказки, что мы при звездах
рассказывали когда-то
апрельскими вечерами,
ушедшими без возврата!
А сумрак велик и нежен,
и слышно на отдаленьи,
как ночь окликают эхом
затерянные селенья.
Хуан Рамон Хименес
Остывает лето… Медленно, как камень, отдает накопленное тепло солнца… Между тем, август - самое ”мое” время. Тот август, который в памяти с детства, который в угнездившихся где-то в голове стихах. Август, который в Испании - который Испания.
Осенняя ночь поглотила Барселону, впереди - почти девятьсот километров дороги. Сейчас автобан казался узким бледным лучом, уходящим из-под колес куда-то в темноту, никуда. Туристы наши скоро угомонились и устроились на ночлег, кто как сумел; я прильнула было к стеклу, но различить не могла даже придорожных объектов. Оставалось прикрыть веки… на какое-то время я задремала, но не больше, чем на час. По характерному эху, почти заглушенному шумом мотора, поняла, что мы достигли горной цепи. Хлестнул по глазам свет прожекторов - тоннель. После него мрак словно еще чернее. Серпантины. Мосты. Стиснутый горами, петляющий над пропастями узкий луч. И я думаю, что в Андалусию иначе и нельзя попасть - только через ночь, через царство Плутона, Гадэс. Андалусия - она… после жизни.
Светало поздно, к тому же навалился густой туман. Первая отчетливая картинка на той стороне - невыспавшийся, сердитый профиль Сьерра-Невада
и -
что за кустики по всем склонам, напоминающие зеленую капусту?..
- достояние Андалусии, кормилица, вот это невысокое дерево с округлой кроной, тускло-зелеными, словно покрытыми серебристой пылью, листьями. Олива.
Кругом, на сколько взгляд может охватить, оливковые рощи.
Девушка к роще масличной
Шла вечереющим полем…
Синьор дель Кьянте не станет, надеюсь, протестовать, раз у него уже оказалось программное стихотворение… )
Остановиться бы, выйти в сырой туман, и послушать, как они шелестят… тихо-тихо…
*
Останавливаться нельзя - нас ждут в строго определенный час. В некоторых вопросах непунктуальные испанцы бывают удивительно педантичны.
Мы объезжаем город и оказываемся на склоне крутого холма. Совсем рассвело, а тени - мягкие и густые.
В конце аллеи нас буквально заливает солнечным светом.
Альгамбра. Я дышу ее воздухом.
Кроме шуток, чувствую сердцебиение, которое трудно унять, потом приходит эта мысль. Вот Здесь - и не во сне.
Она мне иногда снится. Каждый раз по-разному, но каждый раз приводит меня в такой же трепет.
И дело не в красотах садово-парковой архитектуры, хотя красот здесь достаточно.
И не в ореоле легенд и поэзии дело, хотя в них недостатка тоже нет.
Видимо, у каждого человека свои места на земле, и так же для меня бесконечна важна, как всемирно известный дворец, полудикая деревня в Карпатах, которую и на карте не найдешь…
А ты как думаешь, Газель?..
Символ Гранады. Мы нашли ее нарисованной на большом окне в одном из внутренних двориков.
Мне кажется, “Альгамбра” созвучно “алгебре”. Здесь нет больших монотонных пространств, она похожа на лабиринт системы уравнений с n неизвестными. Иди от одного к другому - решай - или угадывай.
Угадай, если можешь,
и выбирай, если осмелишься…
А еще она похожа на геометрию и гармонию, что вместе похоже на фламенко. Массивные, прямые, жесткие формы - неумолимый ритм.
Арабески, цветы, струящаяся вода - импровизируемая мелодия.
Но о фламенко, может быть, скажу позже.
*
Из дома я уезжала почти под снегом, и вдруг не только перевела будильник на четыре часа назад, но и Время. Вместо октября - август.
А впрочем, поскольку здесь Время следует каким-то особым законам, все времена года сместились и смешались. Как в яблоневом саду Мерлина. Или как в мифическом райском саду.
…ледяные, зеленые плоды Полнолунья
Обманчиво пушистые, на взгляд, пальмы со страусиными перьями-листьями
(а гроздья - это финики).
*
Ночные переезды - верней сказать, бессонница - очень полезны. Сознание раздваивается, внимание становится необыкновенно острым, и, если автопилот работает исправно, можно за один маршрут пройти два - внешний, слушая экскурсовода и фиксируя вещественный план, и внутренний, где ты один на один со своими впечатлениями.
В доказательство того,
что автопилот у меня
надежный :) -
Так вот, это я выяснила у Хосе, что основная техника арабского декора - не резьба по камню, как можно подумать. В подготовленные по рисункам и чертежам деревянные формы заливали алебастр, после затвердевания снимали форму, а алебастровые украшения приклеивали к поверхности стен и потолка.
Говорят, что во времена Гранадского халифата все это было раскрашено специальными красками, которые не удалось восстановить при реставрации. По-моему, оно и к лучшему, пестрота лишила бы тонкий узор его благородства.
Было, когда встрепенулась душа в колоннах,
Когда невесомый воздух соткался в окнах
И сиянье одело кровлю, которой служат
Опорою стены любви.
Было, когда склонилась газель созвездий
В жажде своей к немолчному водомету
И обрела Поэзия после скитаний
Чертоги свои.
Когда начертала рука иероглифы сновидений
И упоительно женственные узоры,
Когда луна замерцала весенним полднем,
Себя не помня.
Когда пространство вступило в свои владенья,
И над прямизной порталов взлетали арки
И, плавные, поднимались как будто ангел,
Крылатый и кроткий.
Когда пригрезилось саду его умиранье,
А птица в его ветвях все пела и пела
И в дальние дали земли улетал ее голос.
Когда новолунье...
Когда воздушность и легкость, когда прозрачность,
Когда в расцветший жасмин облеклись террасы,
Когда любовь взошла на башни витые,
Когда лимоны...
Когда бесплотная музыка сделалась зримой,
Когда случилось увидеть благоуханье
И бездумье проснулось преображенным
В стройную ясность.
Было, когда царевны, баллады, вздохи,
Когда во внутренний дворик вступило небо
И там поселилось с вином багряным
И голубями.
Было, когда в саду легенда уснула
И музыка влажные веки свои смежила,
Было, когда горячая полночь и юность -
О, было, когда фонтаны...
Эдуардо Карранса
А внизу, под крепостной стеной, так хорошо, по-родному знакомо белели кварталы Альбайсина и чернели силуэты кипарисов и тополей...
*
В самой Гранаде мы были недолго, около трех часов. С общей экскурсией мы не пошли, бродили по течению старых улиц, по волнам света и резких теней, с какой-то кратковременной сверхъестественной способностью понимать, о чем говорят.
На одной из площадей играл музыкант. Так, будто не на публику, а сам для себя, почти отвернувшись ото всех, прислушиваясь только к своей гитаре. Из темноты собора, где - за полуоткрытыми дверями - трепетали язычки свечей, тянуло холодом и запахом воска. А за чугунной решеткой на земле исходили солнцем апельсины.
* * *
В Кордове у нас отказал фотоаппарат. Не почему-либо, а так, взял и отказал. Вечером он вновь работал, как положено.
Единственный кадр, который я сделала.
Вероятно, так и нужно. Есть нечто, избегающее слов, любой материализации.
Полуденная Кордова. И нигде раньше я не видела, да и не увижу, наверное, столько белых голубей. Исключительно белых.
* * *
Севилья подобна башне,
где ловки лучники скрыты…
В Севилье от ран страдать…
(В Кордове - умирать.)
“Но нет, врут мистики” (С). Севилья - приятная, дружелюбная… и, в конце концов, здесь мне несказанно польстили, вручив карту постоянного покупателя. :)
Наш бивак размещался недалеко от центра;
тем не менее, в памяти у меня остались довольно тихие и спокойные улицы.
Особенно утром.
От Золотой башни на набережной Гвадалквивира начался наш обход - через парк Марии-Луизы, весь влажный от росы и усердия коммунальщиков на поливальных машинах,
через павильоны Иберо-Американской выставки 1929 года…
Колумбия, Мексика, Аргентина… даже не нужно пересекать океан ).
Ухоженность во всем -
но -
без “гламурности” и неестественности.
Вообще же в Аналусии…
Как правило, отличить “новодел”, как бы тщательно и великолепно ни был он стилизован, легко. Здесь же новодел не кажется новоделом - Время течет по-своему, сближая века и эпохи.
*
…во главе счастливой квадрильи по аллеям своей Севильи горделиво он проходил…
Как вы понимаете, я противница корриды, и возле здания арены оказалась не из любопытства. Рядом расположен зал (если угодно, назовите его клубом) фламенко, куда мы и отправились в вечер нашего приезда.
О, у испанцев
Учиться я немалому готов...
Таким манером я немного тяну еще время.
О сангрии я услышала впервые в фильме “Джульетта и духи” Феллини. И рецепт запомнила:
Сначала подогреть с водою сахар,
Залить им дольки апельсина,
Лимона, вместе это остудить,
Затем вина добавить
С кубиками льда -
И все готово...
И если в числе напитков, предложенных нам, была сангрия, могла ли я выбрать что-нибудь другое?!..
- И вот - еще чуть-чуть,
И можно пробовать. Кувшин высокий
Нам нужен. И стаканы тоже...
- Здесь много вина?
- Достаточно, чтобы согрело душу,
Чтоб кровь прихлынула к лицу
И к сердцу... Но - твой разум
Еще не утонул.
Именно так. Сангрия, пожалуй, и не напиток, а - философия.
Фламенко.
*
Признаюсь, мне, воспитанной на фильмах Карлоса Сауры, было боязно увидеть постановочный танец под классическую музыку.
Постановочный танец был, но лишь в начале. Для подготовки публики…
Фламенко, по-моему, - это не танец. Народная драма, где импровизация - движения и мелодия - борется с предельно жестким ритмом. О чем она, эта драма? О вечном и неразрешимом конфликте детерминизма и свободы воли? О том, что человеку желанно только то, что недосягаемо? О том, что всякое начало есть начало конца, и каждый рассвет - предвестник неизбежного заката?..
Это относится не только к фламенко - это обо всем. Возьмем ли мы испанский театр, литературу, живопись - везде крайности абсолютизированы, преднамеренно заострены и неразрывно связаны... Контраст идеального и материального как конфликт драматический, а драма непременно оборачивается гротеском и скрытой насмешкой... Вот еще одно: сюрреализм - нечто органичное для Испании... не как направление в искусстве, а... как мироощущение. “Сюр-реализм” - над-реальность. Чтобы останавливать Время, нужно оказаться самому вне Времени. Это - созерцательное самоуглубление Юга. Это - неотступная тема Смерти.
Нет у нас ничего, кроме этой земли,
Прекрасной и скорбной.
Нет у нас ничего, кроме этой единственной жизни,
Прекрасной и скорбной.
Нет у нас ничего, кроме этого сердца,
Где кружит призрак -
То он прозрачней неба, то чернее черного горя, -
Кроме ранящей музыки этой
И дурманящего вина.
Нет у нас ничего, кроме этого хлеба земного
С горечью мрака или сладостью горней,
Хлеба любви, ожиданья и смерти.
Не было ничего у меня,
Только колокол этот,
Что теперь призывает, зовет, и никто не слышит.
Только ключ, отпиравший когда-то чудесную дверь,
И нет теперь этой двери.
Нет у нас ничего, кроме этого.
А это - ничто.
Было бы лучше сказать: нет у меня ничего.
И поставить точку.
Если коснешься написанных слов,
Рука твоя будет в крови.
Эдуардо Карранса
* * *
… и застало Шахерезаду утро, и прекратила она дозволенные речи.