о статуях
А Мари-Жан поднял глаза на фасад.
- "Преславные, прекрасные статуи..." Но право же, я не понимаю, с какой стати я среди них оказался. За какие грехи - или добродетели?..
Антуан картинно вздергивает брови.
- Как же?! "Творец французской конституции", - очевидно, что он намекает на Эмили Пименову, то есть ее книгу. Но настоящего желания уязвить в его словах все-таки не чувствуется.
- Вы мне уступаете это творение?.. Как заслугу или как вину?.. В любом случае, поскольку оно существовало лишь на бумаге, невозможно оценить его достоинства и недостатки, следовательно, не заслужено меня ни наказывать, ни увековечивать.
- Стой, где поставили, - повторяет Жорж. Он продолжает разговор с ББ: - Я не верю в возможность формировать общественное мнение. Успех, популярность, мода, власть над умами, так сказать, - это все умение угадать, что нужно обществу, чего оно ищет, и вовремя оформить и озвучить эти ожидания и настроения. Так и Руссо. Так и любой идеолог. "Глупая толпа думает, что я ее веду, тогда как на самом деле я следую за ней", - говорит демагог у Чапека.Вот чего, я считаю, наши современники так и не переняли у Руссо - это самоанализа. Они играли в искренность и самоанализ, а не анализировали себя.
- Интересно, почему это граждане Республиканцы считают, что я вижу или видел у Руссо прежде всего "политику"? Я действительно не разделял политику и нравственность, скажем, политику и философию, философию и нравственность. Как и большинство. Другое дело, что на практике... - тут Антуан обращается непосредственно к Жоржу: - "Глупая толпа думает, что я ее веду, тогда как на самом деле я следую за ней", - тогда я бы ответил вам иначе. А сейчас скажу: а демагогия ли это? Выразить чаяния и настроения общества значит понять логику его развития;
навязать обществу свои представления значит действовать вопреки ей. К чему приведет последнее, мы знаем.
- Знаете, Дантон, в чем разница? - раздается звонкий голос Вилата. - Вы считаете, что "глупая толпа" и есть общество, а ее чаяния сводятся к простому удовлетворению жизненных интересов. А может, это и не так! Если не отождествлять априори общество с толпой и соответственно со всем примитивным и регрессивным, то роль выразителя настроений совсем и не демагогическая и... и вообще... не имеет никакого отрицательного оттенка.
- А ты веришь в прогресс? - поворачивается к нему Жорж. - Общество и толпа не одно и то же, это я без тебя знаю. Но общество стремится к собственному воспроизводству, ни больше ни меньше. Его жизненные интересы и потребности расширяются, в сущности, лишь в материальной сфере. Общество потребления наглядное тому доказательство. Но выразитель этих устремлений придает им несколько отвлеченную форму - которая и есть "идеология", другими словами - демагогия. Я не вкладываю в это отрицательного смысла, просто констатирую. Противоположность этому - то, о чем ты и говоришь, Сен-Жюст. Навязать свое представление о потребностях. Это и есть утопия.
- Во всяком обществе, даже в обществе потребления, есть доля потребностей духовных. - Мари-Жан улыбается, значит, говорит совершенно серьезно. - И есть категория людей, которых Фромм называет "характер с продуктивной ориентацией". И качество в данном случае (в худшем случае) противостоит количеству, Жорж. Пока, во всяком случае, оно еще выдерживает натиск особей с рецептивной, эксплуататорской, накопительной и рыночной ориентацией.
- Никакое общество не однородно! - горячо восклицает Вилат. - В нем всегда присутствуют разные потребности! И нельзя выразить все настроения. То есть нельзя даже самое худшее общество свести только к потреблению. А выбор между демагогией или, как это вы называете, утопией, - это всегда выбор между противоположными настроениями в данном обществе. И то, и другое выражает что-то объективное. Это борьба между альтернативными путями, а вовсе не навязывание субъективных представлений. Я вообще не верю, что у отдельного человека могут быть такие представления, которые совсем не зависят и не связаны с настроением общества. Это просто противоречит природе. Это было бы уже психическое заболевание.
- Еще бы, - иронично бросает Жорж. - Файет считает обществом определенную его часть и сбродом остальную, Робеспьер считает обществом другую, но тоже часть, Эбер - третью. Но в каждом случае остается субъективно исключаемая ими масса. И начинается гражданская война. Демагогия - великая и благая сила. С одной стороны, она позволяет создать видимость единства потребностей. С другой - обнаружить действительно общее. Она не дает обществу дифференцироваться и распадаться до конца.
- Демагогия с тем же успехом может дифференцировать общество и толкать к гражданской войне и распаду, - чеканит Антуан.
- Я не буду употреблять здесь слова "демагогия", но считаю нелишним напомнить, что демо-кратия - это всегда компромисс потребностей и равновесие настроений разных групп общества. В противном случае мы имеем дело с диктатурой одного или нескольких классов... Я не очень хорошо знаком с этим языком, конечно, - делает оговорку ББ, - но так мне представляется. Мы пережили смену нескольких диктатур. И, может статься, пришли бы к демократии... Если она вообще возможна не как теоретическое построение, а как политическая реальность.
- Я думаю, именно об этом - о том, что есть два понятия, или два уровня, "демократии", - и следует помнить,- говорит Мари-Жан.
- Это как? - вопрос, конечно, задает Вилат.
- Демократия - как форма государственного устройства, включая законодательные и исполнительные структуры, судебные власти, организацию выборов и голосований и положение прессы,
и демократия - как степень реально осуществляемого участия гражданина в политической жизни. Одно с другим никогда полностью не совпадает.
- Что и требовалось доказать, - резюмирует Жорж. - Дурак путает одно с другим и требует от демократического государства еще и абсолютного участия во всем.
- Дурак не требует, Дантон.
Это М.Р. Он, оказывается, тоже здесь, августовским вечером Дня освобождения, у Отель-де-Виль, наблюдает, как проезжают мимо участники парада, что открывается на Елисейских полях.
Жорж не отвечает.
Антуан обводит взглядом фасады, украшенные триколорами и цветами, потом лица собеседников.
- Наша Конституция осталась на бумаге - и тем не менее была лозунгом. И ориентиром. Утопии (и идеальное представление о демократии или представление об идеальной демократии), при том, что и их создатели, если они в здравом уме, отдавали себе отчет в их неосуществимости, - оказывали большее влияние на умы и на практическое развитие общества, чем анти-утопии. Не говорит ли это о том, что спектр потребностей человека выходит за рамки материального и за рамки потребления?
- "Преславные, прекрасные статуи..." Но право же, я не понимаю, с какой стати я среди них оказался. За какие грехи - или добродетели?..
Антуан картинно вздергивает брови.
- Как же?! "Творец французской конституции", - очевидно, что он намекает на Эмили Пименову, то есть ее книгу. Но настоящего желания уязвить в его словах все-таки не чувствуется.
- Вы мне уступаете это творение?.. Как заслугу или как вину?.. В любом случае, поскольку оно существовало лишь на бумаге, невозможно оценить его достоинства и недостатки, следовательно, не заслужено меня ни наказывать, ни увековечивать.
- Стой, где поставили, - повторяет Жорж. Он продолжает разговор с ББ: - Я не верю в возможность формировать общественное мнение. Успех, популярность, мода, власть над умами, так сказать, - это все умение угадать, что нужно обществу, чего оно ищет, и вовремя оформить и озвучить эти ожидания и настроения. Так и Руссо. Так и любой идеолог. "Глупая толпа думает, что я ее веду, тогда как на самом деле я следую за ней", - говорит демагог у Чапека.Вот чего, я считаю, наши современники так и не переняли у Руссо - это самоанализа. Они играли в искренность и самоанализ, а не анализировали себя.
- Интересно, почему это граждане Республиканцы считают, что я вижу или видел у Руссо прежде всего "политику"? Я действительно не разделял политику и нравственность, скажем, политику и философию, философию и нравственность. Как и большинство. Другое дело, что на практике... - тут Антуан обращается непосредственно к Жоржу: - "Глупая толпа думает, что я ее веду, тогда как на самом деле я следую за ней", - тогда я бы ответил вам иначе. А сейчас скажу: а демагогия ли это? Выразить чаяния и настроения общества значит понять логику его развития;
навязать обществу свои представления значит действовать вопреки ей. К чему приведет последнее, мы знаем.
- Знаете, Дантон, в чем разница? - раздается звонкий голос Вилата. - Вы считаете, что "глупая толпа" и есть общество, а ее чаяния сводятся к простому удовлетворению жизненных интересов. А может, это и не так! Если не отождествлять априори общество с толпой и соответственно со всем примитивным и регрессивным, то роль выразителя настроений совсем и не демагогическая и... и вообще... не имеет никакого отрицательного оттенка.
- А ты веришь в прогресс? - поворачивается к нему Жорж. - Общество и толпа не одно и то же, это я без тебя знаю. Но общество стремится к собственному воспроизводству, ни больше ни меньше. Его жизненные интересы и потребности расширяются, в сущности, лишь в материальной сфере. Общество потребления наглядное тому доказательство. Но выразитель этих устремлений придает им несколько отвлеченную форму - которая и есть "идеология", другими словами - демагогия. Я не вкладываю в это отрицательного смысла, просто констатирую. Противоположность этому - то, о чем ты и говоришь, Сен-Жюст. Навязать свое представление о потребностях. Это и есть утопия.
- Во всяком обществе, даже в обществе потребления, есть доля потребностей духовных. - Мари-Жан улыбается, значит, говорит совершенно серьезно. - И есть категория людей, которых Фромм называет "характер с продуктивной ориентацией". И качество в данном случае (в худшем случае) противостоит количеству, Жорж. Пока, во всяком случае, оно еще выдерживает натиск особей с рецептивной, эксплуататорской, накопительной и рыночной ориентацией.
- Никакое общество не однородно! - горячо восклицает Вилат. - В нем всегда присутствуют разные потребности! И нельзя выразить все настроения. То есть нельзя даже самое худшее общество свести только к потреблению. А выбор между демагогией или, как это вы называете, утопией, - это всегда выбор между противоположными настроениями в данном обществе. И то, и другое выражает что-то объективное. Это борьба между альтернативными путями, а вовсе не навязывание субъективных представлений. Я вообще не верю, что у отдельного человека могут быть такие представления, которые совсем не зависят и не связаны с настроением общества. Это просто противоречит природе. Это было бы уже психическое заболевание.
- Еще бы, - иронично бросает Жорж. - Файет считает обществом определенную его часть и сбродом остальную, Робеспьер считает обществом другую, но тоже часть, Эбер - третью. Но в каждом случае остается субъективно исключаемая ими масса. И начинается гражданская война. Демагогия - великая и благая сила. С одной стороны, она позволяет создать видимость единства потребностей. С другой - обнаружить действительно общее. Она не дает обществу дифференцироваться и распадаться до конца.
- Демагогия с тем же успехом может дифференцировать общество и толкать к гражданской войне и распаду, - чеканит Антуан.
- Я не буду употреблять здесь слова "демагогия", но считаю нелишним напомнить, что демо-кратия - это всегда компромисс потребностей и равновесие настроений разных групп общества. В противном случае мы имеем дело с диктатурой одного или нескольких классов... Я не очень хорошо знаком с этим языком, конечно, - делает оговорку ББ, - но так мне представляется. Мы пережили смену нескольких диктатур. И, может статься, пришли бы к демократии... Если она вообще возможна не как теоретическое построение, а как политическая реальность.
- Я думаю, именно об этом - о том, что есть два понятия, или два уровня, "демократии", - и следует помнить,- говорит Мари-Жан.
- Это как? - вопрос, конечно, задает Вилат.
- Демократия - как форма государственного устройства, включая законодательные и исполнительные структуры, судебные власти, организацию выборов и голосований и положение прессы,
и демократия - как степень реально осуществляемого участия гражданина в политической жизни. Одно с другим никогда полностью не совпадает.
- Что и требовалось доказать, - резюмирует Жорж. - Дурак путает одно с другим и требует от демократического государства еще и абсолютного участия во всем.
- Дурак не требует, Дантон.
Это М.Р. Он, оказывается, тоже здесь, августовским вечером Дня освобождения, у Отель-де-Виль, наблюдает, как проезжают мимо участники парада, что открывается на Елисейских полях.
Жорж не отвечает.
Антуан обводит взглядом фасады, украшенные триколорами и цветами, потом лица собеседников.
- Наша Конституция осталась на бумаге - и тем не менее была лозунгом. И ориентиром. Утопии (и идеальное представление о демократии или представление об идеальной демократии), при том, что и их создатели, если они в здравом уме, отдавали себе отчет в их неосуществимости, - оказывали большее влияние на умы и на практическое развитие общества, чем анти-утопии. Не говорит ли это о том, что спектр потребностей человека выходит за рамки материального и за рамки потребления?