Нереальная любовь
- Как ты мог?
В ее голосе - перезвон серебряных колокольчиков; в глазах - цветущие фиалки; в волосах - лучи июльского солнца.
Слезы на фарфоровых щеках похожи на капли росы.
Аерин.
Даже имя ее - как журчание ручья.
Светлая кожа, длинные пальцы, заостренные ушки. Трогательная, хрупкая красота, при взгляде на которую мужчина может желать разве что одного: оградить от всего мира и защитить. Кто заставил ее плакать? Кто посмел?
Он.
- Ублюдок, - выплюнуто сквозь сжатые зубы. - Я всегда знала, что ты ублюдок.
Неровный шрам наискосок пересекает губы. Темно-синие глаза глубоки, как космос, и так же беспощадны. В одной руке болтается шлем, другая сжата в кулак. На первый взгляд, безоружна - но только на первый. Стоит ей захотеть - в ладони материализуется хоть бластер, хоть старый добрый кинжал.
Блейк.
Мужское (мужественное?) имя так подходит широким плечам и грубоватым чертам. И все-таки, она красива. Неумолима. Опасна.
Кто разозлил ее? Кто решился?
Он.
Молчание. Молчание третьей женщины красноречивее всех слов на свете.
Волосы цвета воронова крыла уложены в сложную прическу. Губы подведены алым, раскосые глаза - черным. Ладони тонут в широких рукавах кимоно.
Киоко.
Голова слегка склонена набок. Во взгляде не осуждение даже - разочарование. Кто мог подвести ее? Кто обманул?
Он.
Одна стоит по правую руку, другая - по левую. Третья - перед лицом. Каждая по-своему прекрасна. Невозможна. Совершенна. Ни от одной не хочется отводить взгляд. Ни одной не хочется делать больно.
Так что если уж предавать - то всех сразу. Оптом.
Как хорошо было сидеть с Аерин на лесной поляне и смотреть, как она вплетает цветы в золотистые волосы. Перехватывать ее тонкие запястья и целовать каждую косточку. Как восхитительно Аерин краснела. Как робко тянулась к его губам в ответ.
Как хорошо было, когда Блейк врывалась в каюту среди ночи, и дверь мягко закрывалась за ее спиной. Как сладко жадный рот Блейк накрывал его, а руки… Как непередаваемо было заламывать их ей за спину, заставляя выронить кинжал. Блейк всегда, каждый раз пыталась его убить. Даже когда в глубине души заподозрила, что влюбилась. Нет, особенно - тогда.
Как хорошо было сидеть на такой европейской кровати в такой европейской комнате и осторожно вытаскивать шпильки из волос Киоко. Как медленно, потрясающе медленно спадало кимоно с ее плеча. С каким достоинством всегда смотрела Киоко, будь они хоть на большом приеме, хоть в этой самой комнате; здоровайся она с министром или позволяй нежно себя целовать; облачайся в парадное или возлежи без единой ниточки в постели.
Как чудесно было все это. С каждой из них. До тех пор, пока они вдруг не встретились.
Как так вышло? Как такое вообще возможно? Алкоголь; переутомление; недосып; некачественная еда… Может быть, он просто спит?
Губы Аерин шевелятся, и на ее раскрытой ладошке появляется сгусток света. Солнечный, прекрасный и - смертоносный.
Блейк, изменив холодному оружию, поигрывает гранатой. Слегка подбрасывает ее вверх и ловит. Всегда в последний момент.
Рук Киоко не видно. Но если присмотреться… из правого рукава выглядывает кончик чего-то зеленого и подозрительно напоминающего щупальце.
- Как ты мог?
- Ублюдок.
Многозначительное молчание.
Три прекрасных, совершенных… выдуманных им женщины синхронно делают шаг вперед.
Круг сжимается.
* * *
Теперь, когда у него появилась Маринка, слава Богу, все было позади.
Просыпаясь по утрам, Витя каждый раз минут пять не мог поверить в свое счастье - усиленно тер глаза; жмурился, пытаясь отогнать наваждение; а то и щипал себя изо всех сил. Счастье в это время хохотало и запускало в него подушкой или начинало щекотать, неопровержимо доказывая эффективность физического воздействия на верования отдельно взятого индивидуума. Витя признавал реальность будущей жены и начинал оказывать физическое воздействие сам - правда, к удовольствию обоих, несколько иного свойства.
Нет, ну кто еще полгода назад мог подумать, что это рыжее веснушчатое чудо согласится выпить с ним кофе? Что Витя вообще решится на такое… Ладно, совсем уж прекрасной незнакомкой Маринка к тому моменту не была: они успели переброситься десятком слов в незнакомой квартире, откуда Витя забирал своего непутевого братца… И потом, когда вдвоем пытались этого самого братца добудиться… И немного позже, когда, смирившись с очевидным опозданием на работу, Витя предложил помощь в борьбе с грязной посудой. Маринка смеялась, шутила и казалась подозрительно бодрой для половины восьмого утра после бурной попойки. Маринка болтала с Витей, как со старым другом… Но позвольте, разве это повод вот так соглашаться на еще одну встречу?
А она согласилась - легко и не задумываясь. А потом еще на одну. И еще. А когда через пару месяцев Витя откровенно устал черт знает откуда ездить в офис, Маринка точно так же легко перевезла вещи к нему. Так не бывает, думал Витя с периодичностью примерно раз в полчаса. Так просто не бывает - с настоящими женщинами. На этом он привычно себя обрывал. Помогало, скажем честно, плохо.
Те… Тех было много. Несколько десятков, не меньше; впрочем, и самому Вите уже исполнилось тридцать. Накопились за годы.
Плохо быть полноватым, застенчивым, легко краснеющим мальчишкой. Плохо носить очки, не уметь кататься на велосипеде, бояться высоты. У Вити не нашлось друзей в его восемь и девушки - в пятнадцать. Одиночество, как он понимал теперь, нужно было чем-то компенсировать. И Витя компенсировал - воображением.
Маленький американец Том, охотно принимающий его во все свои игры. Жутко умный Даня. Федька. Этих хватило лет до четырнадцати. Позже, когда у Вити взыграли гормоны, выдуманные мальчишки превратились в выдуманных девчонок - и теперь уже не друзей. Алиса - изящное, тонкое существо; танцовщица от бога. Ураган по имени Настя, одевающийся только в черное и играющий в рок-группе. Рита. Женька. Вера.
Потом Витя увлекся фантастикой, и его фантазии стали и вовсе… интересными. Спасение мира, космические завоевания, придворные интриги, путешествия во времени. Без хорошей спутницы далеко не уйдешь. Витя заводил романы с феями и эльфийками, космическими амазонками, опальными принцессами. Часто - одновременно. Они не знали друг о друге. Это не было изменой: в каждой из таких историй сам Витя был другим. Никогда, впрочем, не настоящим. Настоящий Витя не нравился никому.
И вот, теперь…
Теперь, конечно, все переменится. Вместо всех фантастических женщин он начнет думать об одной - живой и теплой, смешливой и самую капельку безумной; начнет мечтать о том, куда они поедут вместе, и как поженятся, и какие у них родятся дети, и на что похожа будет их совместная жизнь через десять, двадцать, пятьдесят лет. Станет нормальным.
Витя улыбнулся, смакуя это новое слово. Нормальным. Как он надеялся с детства. Таким же, как все.
…Стоя в пробке, Витя лениво скользил взглядом по соседним машинам и улыбался, думая о том, как все будет хорошо.
Как Маринка будет бросаться ему на шею, едва ключ успел повернуться в замке, - будто они не виделись несколько месяцев.
Светловолосая девушка в крошечном Фиате поймала его взгляд и тоже улыбнулась.
Как Маринка так и не научится носить лифчики и никогда не изменит дурацким трусикам с сердечками, барашками и черепахой из Марио.
Кожа девушки отливает той благородной бледностью, ради которой дамы позапрошлого века прятались за широкополыми шляпами, да и вовсе старались лишний раз не выходить из дома.
Как у Маринки будет вечно подгорать мясо, а нож - выскальзывать из руки; как она продолжит натыкаться на угол стола - раз за разом и год за годом; а Витя не будет раздражаться - разве только пытаться оградить ее от всего.
Золотистые волосы девушки водопадом спадают на плечи.
Как они будут ссориться раз в год, не чаще. А потом мириться - гораздо более бурно. Гораздо жарче.
Если немного заострить уши… Если добавить оттенка глазам…
Как Маринка будет мечтать о сыне, а Вите будет все равно. Как у них родится дочь, и они отведут ее на футбол. Или карате. Или…
Аерин. Витя назовет ее Аерин.
Красивое имя.
* * *
Здесь почти прохладно - несмотря на август и три часа дня.
Легкий ветерок касается ее кожи и играет с волосами. Ева проводит пальцами по щеке. Почти влага.
Пруд ненастоящий. Камень, на котором она сидит, - ненастоящий. Но вода… воду подделать нельзя. Кувшинки все-таки не из пластика. И рыбы - живые. Лениво поводят плавниками под толщей зеленоватой воды.
Еве нравится здесь - в этом парке, возле этого прудика, да и (чего греха таить?) с этим смешным парнем, который сейчас почему-то не сидит рядом, а струной вытянулся перед ней. И говорит. Говорит и говорит без умолку.
Ева не решается его прервать. Ждет, пока он не иссякнет окончательно и не затихнет, опустив глаза. Неужели… смущенно? Ева тоже некоторое время молчит и только потом как можно осторожнее произносит:
- Вить… ты серьезно?
Он тут же морщится, будто горошину перца разжевал.
- Забавно. А я думал, ты поймешь…
Ева подтягивает к себе ноги. Обхватывает колени руками.
- Ну, если честно…
- Думаешь, по мне уже дурка плачет? - усмехается парень совсем не весело. - Не отвечай. Вижу, что думаешь. Давай я еще раз объясню. Я не считаю ни одну из них настоящей. Не путаю фантазии и реальность. Я их придумал. Всех троих - и еще десятки до них. Это не подлежит сомнению.
- Но ты сказал, что они тебя… бросили.
- Да. И что? Это все еще не повод.
Ева задумчиво перебрасывает волосы на одно плечо и сворачивает в жгут. От этого они наверняка завьются еще сильнее, но Еве всегда надо что-то вертеть в руках, чтобы думать.
Забавно, как это бывает. Сначала, едва познакомившись, вы взахлеб болтаете о музыке и сказках и любуетесь тем, как ивы купают ветки в пруду. Потом с героев книг вы незаметно переключаетесь на его дуру-бывшую. И под конец…
- Они мне приснились. В этом нет ничего такого. Не надо считать меня психом.
- Ладно, - Ева прикусывает губу, продолжая накручивать волосы. Сильнее. Еще сильнее. Пока не становится больно - да и потом не останавливается. - Если это просто… фантазии на тему, то зачем ты мне вообще о них рассказываешь? Все любят сочинять истории. Но это личное.
- Не знаю, - говорит Витя и даже слегка качает головой для верности. - Наверное, я просто устал врать. Господи, Ева, я встречался одно время с четырьмя женщинами сразу, а ты спрашиваешь…
«И даже несмотря на то что только одна из них была настоящей…»
Ева не произносит этого вслух. Она вдруг понимает: весь разговор - не об играх воображения, и вообще не об этих девушках, сколько бы их там ни было. О чем-то более важном.
- Витя, - повторяет Ева мягко. - Зачем?
Парень смотрит на нее во все глаза, и его щеки вдруг начинают полыхать. Ярче закатного неба. Ярче маков. Ярче знака «Купаться запрещено».
- По-моему… - тихо говорит Витя. - По-моему, я тебя люблю.
Медленно, будто во сне, Ева поднимается на ноги. Делает шаг вперед. Потом еще один.
Витя обнимает ее - быстрым, порывистым движением. Прижимает к себе, губами находит губы девушки. Одна его рука скользит по напряженной спине, другая - гладит Евину шею. Потом отпускает и кладет голову ей на плечо. Для этого приходится согнуться в три погибели, но Вите, кажется, все равно.
- Хочу, чтоб все стало по-другому, - шепчет он. - Не хочу врать и изменять. У меня была куча придуманных отношений с придуманными девушками - ни одни не получились. У меня были реальные отношения с реальной - развалились так же, как и все. А теперь…
- Что теперь? - тихо спрашивает Ева парню в макушку.
- Теперь я хочу чего-то серьезного. Настоящего. С тобой.
Ева прикрывает глаза и улыбается. Она обнимает Витю обеими руками - крепко-крепко - и не решается что-то сказать.
Ветер холодит кожу. Витина голова так и лежит в выемке между шеей и плечом Евы. Его волосы щекочут пластинки жабр.
В ее голосе - перезвон серебряных колокольчиков; в глазах - цветущие фиалки; в волосах - лучи июльского солнца.
Слезы на фарфоровых щеках похожи на капли росы.
Аерин.
Даже имя ее - как журчание ручья.
Светлая кожа, длинные пальцы, заостренные ушки. Трогательная, хрупкая красота, при взгляде на которую мужчина может желать разве что одного: оградить от всего мира и защитить. Кто заставил ее плакать? Кто посмел?
Он.
- Ублюдок, - выплюнуто сквозь сжатые зубы. - Я всегда знала, что ты ублюдок.
Неровный шрам наискосок пересекает губы. Темно-синие глаза глубоки, как космос, и так же беспощадны. В одной руке болтается шлем, другая сжата в кулак. На первый взгляд, безоружна - но только на первый. Стоит ей захотеть - в ладони материализуется хоть бластер, хоть старый добрый кинжал.
Блейк.
Мужское (мужественное?) имя так подходит широким плечам и грубоватым чертам. И все-таки, она красива. Неумолима. Опасна.
Кто разозлил ее? Кто решился?
Он.
Молчание. Молчание третьей женщины красноречивее всех слов на свете.
Волосы цвета воронова крыла уложены в сложную прическу. Губы подведены алым, раскосые глаза - черным. Ладони тонут в широких рукавах кимоно.
Киоко.
Голова слегка склонена набок. Во взгляде не осуждение даже - разочарование. Кто мог подвести ее? Кто обманул?
Он.
Одна стоит по правую руку, другая - по левую. Третья - перед лицом. Каждая по-своему прекрасна. Невозможна. Совершенна. Ни от одной не хочется отводить взгляд. Ни одной не хочется делать больно.
Так что если уж предавать - то всех сразу. Оптом.
Как хорошо было сидеть с Аерин на лесной поляне и смотреть, как она вплетает цветы в золотистые волосы. Перехватывать ее тонкие запястья и целовать каждую косточку. Как восхитительно Аерин краснела. Как робко тянулась к его губам в ответ.
Как хорошо было, когда Блейк врывалась в каюту среди ночи, и дверь мягко закрывалась за ее спиной. Как сладко жадный рот Блейк накрывал его, а руки… Как непередаваемо было заламывать их ей за спину, заставляя выронить кинжал. Блейк всегда, каждый раз пыталась его убить. Даже когда в глубине души заподозрила, что влюбилась. Нет, особенно - тогда.
Как хорошо было сидеть на такой европейской кровати в такой европейской комнате и осторожно вытаскивать шпильки из волос Киоко. Как медленно, потрясающе медленно спадало кимоно с ее плеча. С каким достоинством всегда смотрела Киоко, будь они хоть на большом приеме, хоть в этой самой комнате; здоровайся она с министром или позволяй нежно себя целовать; облачайся в парадное или возлежи без единой ниточки в постели.
Как чудесно было все это. С каждой из них. До тех пор, пока они вдруг не встретились.
Как так вышло? Как такое вообще возможно? Алкоголь; переутомление; недосып; некачественная еда… Может быть, он просто спит?
Губы Аерин шевелятся, и на ее раскрытой ладошке появляется сгусток света. Солнечный, прекрасный и - смертоносный.
Блейк, изменив холодному оружию, поигрывает гранатой. Слегка подбрасывает ее вверх и ловит. Всегда в последний момент.
Рук Киоко не видно. Но если присмотреться… из правого рукава выглядывает кончик чего-то зеленого и подозрительно напоминающего щупальце.
- Как ты мог?
- Ублюдок.
Многозначительное молчание.
Три прекрасных, совершенных… выдуманных им женщины синхронно делают шаг вперед.
Круг сжимается.
* * *
Теперь, когда у него появилась Маринка, слава Богу, все было позади.
Просыпаясь по утрам, Витя каждый раз минут пять не мог поверить в свое счастье - усиленно тер глаза; жмурился, пытаясь отогнать наваждение; а то и щипал себя изо всех сил. Счастье в это время хохотало и запускало в него подушкой или начинало щекотать, неопровержимо доказывая эффективность физического воздействия на верования отдельно взятого индивидуума. Витя признавал реальность будущей жены и начинал оказывать физическое воздействие сам - правда, к удовольствию обоих, несколько иного свойства.
Нет, ну кто еще полгода назад мог подумать, что это рыжее веснушчатое чудо согласится выпить с ним кофе? Что Витя вообще решится на такое… Ладно, совсем уж прекрасной незнакомкой Маринка к тому моменту не была: они успели переброситься десятком слов в незнакомой квартире, откуда Витя забирал своего непутевого братца… И потом, когда вдвоем пытались этого самого братца добудиться… И немного позже, когда, смирившись с очевидным опозданием на работу, Витя предложил помощь в борьбе с грязной посудой. Маринка смеялась, шутила и казалась подозрительно бодрой для половины восьмого утра после бурной попойки. Маринка болтала с Витей, как со старым другом… Но позвольте, разве это повод вот так соглашаться на еще одну встречу?
А она согласилась - легко и не задумываясь. А потом еще на одну. И еще. А когда через пару месяцев Витя откровенно устал черт знает откуда ездить в офис, Маринка точно так же легко перевезла вещи к нему. Так не бывает, думал Витя с периодичностью примерно раз в полчаса. Так просто не бывает - с настоящими женщинами. На этом он привычно себя обрывал. Помогало, скажем честно, плохо.
Те… Тех было много. Несколько десятков, не меньше; впрочем, и самому Вите уже исполнилось тридцать. Накопились за годы.
Плохо быть полноватым, застенчивым, легко краснеющим мальчишкой. Плохо носить очки, не уметь кататься на велосипеде, бояться высоты. У Вити не нашлось друзей в его восемь и девушки - в пятнадцать. Одиночество, как он понимал теперь, нужно было чем-то компенсировать. И Витя компенсировал - воображением.
Маленький американец Том, охотно принимающий его во все свои игры. Жутко умный Даня. Федька. Этих хватило лет до четырнадцати. Позже, когда у Вити взыграли гормоны, выдуманные мальчишки превратились в выдуманных девчонок - и теперь уже не друзей. Алиса - изящное, тонкое существо; танцовщица от бога. Ураган по имени Настя, одевающийся только в черное и играющий в рок-группе. Рита. Женька. Вера.
Потом Витя увлекся фантастикой, и его фантазии стали и вовсе… интересными. Спасение мира, космические завоевания, придворные интриги, путешествия во времени. Без хорошей спутницы далеко не уйдешь. Витя заводил романы с феями и эльфийками, космическими амазонками, опальными принцессами. Часто - одновременно. Они не знали друг о друге. Это не было изменой: в каждой из таких историй сам Витя был другим. Никогда, впрочем, не настоящим. Настоящий Витя не нравился никому.
И вот, теперь…
Теперь, конечно, все переменится. Вместо всех фантастических женщин он начнет думать об одной - живой и теплой, смешливой и самую капельку безумной; начнет мечтать о том, куда они поедут вместе, и как поженятся, и какие у них родятся дети, и на что похожа будет их совместная жизнь через десять, двадцать, пятьдесят лет. Станет нормальным.
Витя улыбнулся, смакуя это новое слово. Нормальным. Как он надеялся с детства. Таким же, как все.
…Стоя в пробке, Витя лениво скользил взглядом по соседним машинам и улыбался, думая о том, как все будет хорошо.
Как Маринка будет бросаться ему на шею, едва ключ успел повернуться в замке, - будто они не виделись несколько месяцев.
Светловолосая девушка в крошечном Фиате поймала его взгляд и тоже улыбнулась.
Как Маринка так и не научится носить лифчики и никогда не изменит дурацким трусикам с сердечками, барашками и черепахой из Марио.
Кожа девушки отливает той благородной бледностью, ради которой дамы позапрошлого века прятались за широкополыми шляпами, да и вовсе старались лишний раз не выходить из дома.
Как у Маринки будет вечно подгорать мясо, а нож - выскальзывать из руки; как она продолжит натыкаться на угол стола - раз за разом и год за годом; а Витя не будет раздражаться - разве только пытаться оградить ее от всего.
Золотистые волосы девушки водопадом спадают на плечи.
Как они будут ссориться раз в год, не чаще. А потом мириться - гораздо более бурно. Гораздо жарче.
Если немного заострить уши… Если добавить оттенка глазам…
Как Маринка будет мечтать о сыне, а Вите будет все равно. Как у них родится дочь, и они отведут ее на футбол. Или карате. Или…
Аерин. Витя назовет ее Аерин.
Красивое имя.
* * *
Здесь почти прохладно - несмотря на август и три часа дня.
Легкий ветерок касается ее кожи и играет с волосами. Ева проводит пальцами по щеке. Почти влага.
Пруд ненастоящий. Камень, на котором она сидит, - ненастоящий. Но вода… воду подделать нельзя. Кувшинки все-таки не из пластика. И рыбы - живые. Лениво поводят плавниками под толщей зеленоватой воды.
Еве нравится здесь - в этом парке, возле этого прудика, да и (чего греха таить?) с этим смешным парнем, который сейчас почему-то не сидит рядом, а струной вытянулся перед ней. И говорит. Говорит и говорит без умолку.
Ева не решается его прервать. Ждет, пока он не иссякнет окончательно и не затихнет, опустив глаза. Неужели… смущенно? Ева тоже некоторое время молчит и только потом как можно осторожнее произносит:
- Вить… ты серьезно?
Он тут же морщится, будто горошину перца разжевал.
- Забавно. А я думал, ты поймешь…
Ева подтягивает к себе ноги. Обхватывает колени руками.
- Ну, если честно…
- Думаешь, по мне уже дурка плачет? - усмехается парень совсем не весело. - Не отвечай. Вижу, что думаешь. Давай я еще раз объясню. Я не считаю ни одну из них настоящей. Не путаю фантазии и реальность. Я их придумал. Всех троих - и еще десятки до них. Это не подлежит сомнению.
- Но ты сказал, что они тебя… бросили.
- Да. И что? Это все еще не повод.
Ева задумчиво перебрасывает волосы на одно плечо и сворачивает в жгут. От этого они наверняка завьются еще сильнее, но Еве всегда надо что-то вертеть в руках, чтобы думать.
Забавно, как это бывает. Сначала, едва познакомившись, вы взахлеб болтаете о музыке и сказках и любуетесь тем, как ивы купают ветки в пруду. Потом с героев книг вы незаметно переключаетесь на его дуру-бывшую. И под конец…
- Они мне приснились. В этом нет ничего такого. Не надо считать меня психом.
- Ладно, - Ева прикусывает губу, продолжая накручивать волосы. Сильнее. Еще сильнее. Пока не становится больно - да и потом не останавливается. - Если это просто… фантазии на тему, то зачем ты мне вообще о них рассказываешь? Все любят сочинять истории. Но это личное.
- Не знаю, - говорит Витя и даже слегка качает головой для верности. - Наверное, я просто устал врать. Господи, Ева, я встречался одно время с четырьмя женщинами сразу, а ты спрашиваешь…
«И даже несмотря на то что только одна из них была настоящей…»
Ева не произносит этого вслух. Она вдруг понимает: весь разговор - не об играх воображения, и вообще не об этих девушках, сколько бы их там ни было. О чем-то более важном.
- Витя, - повторяет Ева мягко. - Зачем?
Парень смотрит на нее во все глаза, и его щеки вдруг начинают полыхать. Ярче закатного неба. Ярче маков. Ярче знака «Купаться запрещено».
- По-моему… - тихо говорит Витя. - По-моему, я тебя люблю.
Медленно, будто во сне, Ева поднимается на ноги. Делает шаг вперед. Потом еще один.
Витя обнимает ее - быстрым, порывистым движением. Прижимает к себе, губами находит губы девушки. Одна его рука скользит по напряженной спине, другая - гладит Евину шею. Потом отпускает и кладет голову ей на плечо. Для этого приходится согнуться в три погибели, но Вите, кажется, все равно.
- Хочу, чтоб все стало по-другому, - шепчет он. - Не хочу врать и изменять. У меня была куча придуманных отношений с придуманными девушками - ни одни не получились. У меня были реальные отношения с реальной - развалились так же, как и все. А теперь…
- Что теперь? - тихо спрашивает Ева парню в макушку.
- Теперь я хочу чего-то серьезного. Настоящего. С тобой.
Ева прикрывает глаза и улыбается. Она обнимает Витю обеими руками - крепко-крепко - и не решается что-то сказать.
Ветер холодит кожу. Витина голова так и лежит в выемке между шеей и плечом Евы. Его волосы щекочут пластинки жабр.