Есть только миг/конкурс историй/ Strudel
Я сижу в пирожковой на углу площади Восстания и ем штрудель. Штрудель суховат, но сносен для бюджетных заведений подобного рода; пахнет корицей, а потому ударяет не по желудку и жировой прослойке, а в самое сердце. Сердцу с подобного гастрономического мазохизма легко и радостно. Мне тоже.
Верхнее и боковое место моё уже, пожалуй, на подходе к Московскому вокзалу, через два часа предстоит с ним свидеться, с ним и пятью десятками временных обитателей плацкартного вагона. Это поезд до Кисловодска, а значит, через шесть часов метры фольги распакуют свои железные объятия и явят миру куриные телеса, в то время как я, свернувшись улиткой на пыльном матрасе и уткнувшись носом в стекло, примусь за транспортировку берёзовых просторов на дно собственных глазных яблок. Сознание вскоре покинет меня - и вместе со мной берёзы, куриные остовы и надписи «Туалет свободен» - минует Бологое, Вышнее-Волоцкий район и Тверскую область, сотни таможенных пунктов позади оставит - и полетит.
И я усну и буду во сне переживать заново каждую секунду своей недавней персональной пражской весны, начиная с обменного пункта на эстонской границе, заканчивая провозом «King of spirits Gold» с зашкаливающим содержанием туйона и полынными ошмётками в бутылке до родных краёв, а оцифрованный Мэттью Беллами будет в наушниках петь о том, что
It's a new dawn,
It's a new day,
It's a new life,
For me,
And I'm feeling good.
Да и в самом деле славные будут мне сниться сны:
Приветливый швед Линус, сосед по купе, уехавший полтора года назад в полукругосветное путешествие «Швеция - Австралия - Индонезия - Тайланд - Китай - Россия (Иркутск) - Россия (Москва) - Россия(Питер) - Финляндия - родина, здравствуй», прозорливое «Imagine that you are from the Urals» и забавные попытки выговорить «Magnitogorsk», а также Анины «Cheboksary»; наше с ней полуночное бдение исповедального характера под стук колёс и « I liked your friendship story», сдобренное хитрой улыбкой Линуса при прощании.
*Чёрт их, шведов, разберёт, может, русский языкастый хлыщ с юмором, но я не в обиде, в недоумении разве что.*
Питерская ночная стужа, посадка, Псков, шлагбаумы, 20 километров эстонской трассы, сизая Рига, обед и киндер-пингвины в Lido, пересечение Латвии насквозь, с севера на юг, попутные истории гида о том, что латыши первые придумали украшать рождественские ёлки и водить вокруг них хороводы, с чего мы с Аней переглядываемся, заливаемся, и, обнаружив удивительного рода единодушие, говорим, говорим целый день, проехав Литву, родной Паневежис, покружив по Каунасу, мы говорим и ночью, и наконец засыпаем. За окнами дождь и Польша, Варшава придётся часа на 3-4 утра, а утром Карпаты раскинутся по обе стороны трассы, совсем рядом с которой носятся непуганые олени и зайцы, и за них, четвероногих обитателей Евросоюза, радостно, как радостно и за себя, ребёнка, в глазах которого не помещается полностью ни пражский Собор Святого Витта, ни Староместская ратуша и астрономические часы на площади, ни Карлов мост во всю его длину, ни Влтава с её порогами, ни храм Девы Марии Тынской, ни Королевский Сад с магнолиями и павлинами, ни Малостранская площадь, ни Петршинский холм, ни Градчанская лестница, ни красно-черепичная макушка Праги на многие-многие километры - всё до того масштабно, красиво, цветасто и чисто, что мне, матёрому ловцу новых ощущений, опутанному нитями незнакомой энергетики, пронзительно счастливо.
И хотя мы устаём (36 часов автобусного трансфера), много ходим и мало спим, на одну вторую в лице Анны подпростыли, нам не очень нравится отель, потому что он в спальном районе, огромный, шумный и напоминает пионерский лагерь, тем не менее, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хо-ро-шо.
Нас выгуливают по обоим берегам реки и катают на пароме, кормят отменной чешской кухней, поят отличным сухим вином. Мы насаемся угорело с объективами наперевес, делая по сотне типичных кадров в секунду, платим по 250 крон за выставку таких коммерческих проектов, как Альфонс Муха и Сальвадор Дали, попутно палим Энди Уорхола, пытаемся высчитать, сколько суток можно питаться среднестатистической порцией в среднестатистическом же пражском кафе, или пивной, или ресторане - нет особой разницы, куда ты завернёшь испробовать кружку или прожечь нутро чистым абсентом, везде приветливые официанты умудрятся накрыть стол на голодную роту, в то время как вас только двое, и вы совершенно не можете уразуметь, как можно за раз в себя, полцейтнерограммовую девочку, впихнуть половину утки, пол-кило салата, полбатона кнедликов - всё на тарелке диаметром в полметра. Пожалуй, если бы не бехеровка, карловарский тринадцатый целебный источник, не миновать нам становления полуфабрикатами фуа-гра в человечьем обличии.
Чувствуем себя, однако, легко, будто в груди шар, накаченный гелием. Шар поднимает нас на все смотровые вышки, гонит зигзагами по переулкам, шар подхватил меня как-то субботним утром, вынес в пригород, разоблачил до купальника и пару часов окунал в подогретые воды пражского «Aquapalace».
В Карловых Варах объём шара множится, заполняя собой без остатка, и нам кажется, что просветление рядом, здесь и сейчас. Может, в бокале грога из «Elefant», культового места знатных персон, вроде Гёте, Бетхофена, Франца I и даже, якобы, Штирлица. А может, в лавке с карловарскими оплатками. В целебных источниках ли или, быть может, на одном из хребтов Рудных год, в башне «Диана», со смотровой площадки которой открывается вид на весь миниатюрный пряничный город. А то и вовсе в горном открытом бассейне, термальные воды которого мы тюленеобразно разрезаем своими безмятежными, сытыми и счастливыми телами за 15 минут до отправления рейсового автобуса. Здесь время подстраивается под тебя, а не ты под время, поэтому за 15 минут можно успеть не только добежать пешком до канадской границы, но и проплыть ещё сотню метров туда и обратно, выскочить, высушиться, переодеться, пересечь полгорода бодрой трусцой, попутно отплясывая у сувенирных лавок антраша, и загрузиться на второй этаж икаруса с опозданием всего в 120 секунд. Для меня, катастрофически непунктуального человека, это победа, которую мы празднуем вдвоём с Аней на территории завода Крушовице в компании с бокалами чудесного тёмного пива стоимостью всего в 35 рэ в пересчёте на родную валюту.
Поздним вечером, возвернувшись, мы гуляем по Праге, в старых районах, где нет кафе, магазинов и, следовательно, туристических толп; несколько раз умудряемся заблудиться, впутавшись в сеть улиц и улочек, на мощёной облицовке которых кроме нас ни души, уж по крайней мере, живой, потому что мёртвые привели прямиком на порог изумрудного города в миниатюре, полного склянок с зелёным змием. Сотни видов, тысячи бутылок одного лишь абсента, чудесато. Я затариваюсь основательно и только уже на обратном пути, будучи в польском Вроцлаве, в процессе распития невкусного польского пива понимаю, что шанс оставить все пять бутыльчонков на таможне вместе с энным количеством евро и, может, ещё и собственной персоной впридачу, весьма и весьма велик.
Но мой рюкзак минует интроскоп так же быстро, как мы миновали Сигулду на обратной дороге, и вот абсент счастливо булькает в стеклянной таре, которая счастливо впихнута в котомку, счастливо прошедшую таможню вместе со счастливой хозяйкой, счастливо отсиживающей не менее счастливую пятую точку в автобусе, что катится счастливо по богатой на мусорный урожай несчастной псковской земле к какому-нибудь питерскому дому, который построил какой-нибудь счастливый Джек.
И пока на часах короткая стрелка на четверть круга отстаёт от двенадцати и на полтора круга от славного момента отправления поезда «Санкт-Петербург - Кисловодск», у меня есть время подумать о том, почему везде, вроде бы, единое экономическое пространство, но в Латвии - латы, В Литве - литы, в Польше - злотые, в Чехии - кроны, евро примут, но шибко негде не жалуют; или насколько, допустим, Европа гастрономично своеобразна, потому как Прибалтика вся с привкусом соли, Рига перчёная, Карловы Вары - будто безе, Прага - этакий город-торт, Вроцлав, пожалуй, крендель, а Каунас - крекер, а вообще все населённые пункты, попадавшиеся по пути - маковые печеньки.
И я подумаю ещё о сотне вещей, и тысячу раз улыбнусь, и всё это только случится со мной, или случилось, или, быть может, будет случаться, а сейчас я сижу в пирожковой на углу площади Восстания и ем штрудель.
Да, штрудель суховат, но это не мешает лучиться счастьем и ловить себя на мысли о том, что за всё время поездки не было ни единой секунды, когда бы пришлось хоть на йоту ощутить пресловутое и перманентное чувство одиночества или скуки.
Даже в час ночи, по приезду в ночной зябкий и сырой Питер, в поисках приюта, еды и горячей воды мне, маленькому Муку, ребёнку-маугли, уставшему, голодному и грязному беженцу, под дождём посреди Невского хоть и холодно, но весело.
И мы, конечно, найдём ночлег (Гончарная, 10 спасёт нас), вычистим перья и отоспимся, и будем на следующий день релаксировать на углу площади Восстания, переваривая штрудели, а потом сядем на поезд, закинем вещи на третью полку, себя - на вторую, и очутимся в Москве к вечеру, который поставит две жирных точки на «ё» в вопросах, «что», «где» и «когда» мне следует изменить.
Дополнительную минуту, битте. На блюдце ещё шоколадный сироп.
http://cheaptrip.livejournal.com/21191858.html