А позавчера я бродил в супермаркете и увидел человека, спавшего в конфетах. Конфеты лежали в огромной корзине, размером метр - на метр - на метр, а человек лежал сверху, зарывшись вглубь конфетной массы руками и уткнувшись лицом. Ноги его беззаботно висели в воздухе, а задница невозмутимо торчала вверх. В таком трогательном положении он и предстал перед моим изумленным взором. Одет был человек очень просто, неприметно, даже бедно: черный джинсовый костюм сомнительной свежести, какие-то кеды. На часах примерно полдвенадцатого ночи, посетителей мало, а в конфетном отделе - вообще никого, так что кроме меня никто не мог наблюдать эту замечательную картину. Почему мне в голову не пришла мысль сфотографировать ее? Я мог бы занять призовое место на каком-нибудь фотоконкурсе, выстрелив со сногсшибательной серией под названием "Город, пожирающий людей". В полном оцепенении я смотрел на одиноко спящего гражданина, и мял в руках потребительскую корзину. И вдруг я подумал о детях, о маленьких смешных человечках. Мне стало жаль ребятишек, которым придется потом держать эти конфеты в руках, кушать, сладко улыбаясь, разглаживать фантики, очищая их от клейкой вкуснотищи и заворачивать в ромбики, предназначенные для увлекательнейшей игры. Эти будущие фантики-ромбики, а ныне обычные конфеты осязал своими членами, лицом, и возможно языком, странный тип, про которого мне не было ничего известно. Кто он? Откуда? Какую энергию он вложит в эти завернутые в разноцветные бумажки символы цивилизации? Нет ответа. Быть может, он вложит в них свои нереализованные мечты, свою обиду и боль человека, которого пытался сожрать город огромной железной корзиной, набитой конфетами. Он уже почти что съел ему лицо и запястья. И собирался приняться за шею. Мне было необходимо вмешаться. Но как? Что я мог сделать! Я чувствовал себя весь день, как полотенце и не был уверен, что смогу говорить. Но ведь даже говорить в такой ситуации недостаточно. Нужно кричать. Нужно плакать. Нужно рвать на груди гипюровую рубаху с накладными карманами. Нужно колотить руками в мусоропровод, в надежде, что кто-нибудь откроет его изнутри и спросит: "В чем дело парень? Тебе, кажется, нужна помощь?" Нужно петь соул, стоя на вершине горы, нужно хлопать в ладоши и размахивать горящими флагами. Нужно действовать радикально. Чувство гражданского долга обязывало меня капнуть свою каплю йода на кровоточащую социальную рану и спасти несчастного, пока его не доели конфеты. А заодно спасти детей от коварного взрослого мира, который уже начал свое решительное наступление в детский мозг, отравляя конфетный ряд дыханием усталых, потерявших веру в волшебство, фей и деда мороза, циничных, грубых личностей, перешагнувших тридцатилетний рубеж, но продолжающих испытывать устойчивое, болезненное влечение к кондитерской продукции.
Я обратился к охраннику на входе и возмущенно выразил свои претензии по поводу ситуации, которая сложилась в отделе с конфетами.
"Че за фигня, почему на моем месте спит какой-то человек?! - разгневанно вскричал я, картинно воздевая руки в небо. - Требую немедленно его убрать, ибо в конфетах всегда сплю я, и если кому приспичило поспать в супермаркете, то пусть спит, например, в гастрономической продукции или в отделе с замороженными полуфабрикатами! Или пусть поищет себе другую корзину с конфетами!"
Представитель службы безопасности посмотрел на меня долгим взглядом и отдал указания напарнику двухметрового роста, который, судя по сдвинутым бровям и отвисшей челюсти, дело свое знал. Я проследовал за ним, за этим хладнокровным убийцей в костюме охранника. Придя в отдел с конфетами, человек с лицом убийцы рассмеялся. Я возликовал, почувствовав себя, как художник, только что познакомивший ошарашенную публику с очередным шедевром. Охранник разбудил комично спавшего товарища, очнувшегося от спячки сразу же после первого прикосновения, и начал объяснять, что в конфетах спать не положено, не по уставу. Со сна гражданин в джинсовом костюме туго соображал. Мне хотелось вмешаться, добавив, что место это мое, и почему, черт возьми, ты спишь в нем, хороняка, безо всякого на то моего соизволения? Но не стал, так как почувствовал, что опять превратился в полотенце; ситуация могла обернуться против меня. Уходя с охранником, гражданин повернулся и растерянно посмотрел мне в глаза, словно хотел в них прочитать подтверждения своей догадке. Я смущенно отвел взгляд.
И вдруг мне стало жалко гражданина в джинсовом костюме. Возможно, ему больше негде спать и некуда идти. Возможно, конфеты - это все, во что он верит сейчас, ибо веру в другие ценности убила злоба и безразличие людей, которые ходят по улицам и пинают друг друга в живот. Вначале пинают в живот, а потом и вовсе запинывают под проезжающие мимо "бэнтли", "роллс-ройсы", "астон-мартины", "ягуары" и "жигули". Кто может спасти его? Кругом гопники. Одни в спортивных костюмах, другие в форме. Но все в удивительной слаженности занимаются беспределом. Одни бьют тебя ногами в живот, отбирают деньги и другие ценности, другие выгоняют из квартиры, забирают паспорт без регистрации, а потом и вовсе вывозят за город в машинах с закрытыми кузовами вместе с кучей других отбросов. Никто не в силах прервать этот порочный круг. И вот ты приходишь в супермаркет, зная, что завтра может не наступить. Ты ложишься лицом в корзину с конфетами. Ты больше не веришь в сказки с прекрасным концом. Конфеты укутывают тебя своим ароматом и словно возвращают в далекое детство, когда ты бегал босоногий по лугам с сачком за бабочками, ловил лягушек и стрелял из рогатки по одуванчикам. Слезы текут из твоих глаз, а ты пытаешься уснуть. Ты засыпаешь и видишь цветные сны, в которых мама берет тебя на руки, укладывая спать, целует, отправляя в школу, отвешивает подзатыльники, проверяя карманы куртки, и плачет по ночам. А потом приходит человек, который считает себя полотенцем и приводит человека с лицом убийцы, который считает себя охранником. Они бесцеремонно будят тебя и объясняют, что в конфетах спать не по понятиям. И ты возвращаешься в реальность, где нет мамы, но есть люди в различных костюмах, которые воздвигают вокруг твоей метущейся души стены. А какой-то охранник, обычный охранник, возомнивший себя святым Петром - хранителем ключей от Рая, выталкивает тебя взашей на ночной проспект. Ты не прошел фейс-контроль, извини. В конфетах будут спать другие. Оглядываясь вокруг, ты понимаешь, что мир успел измениться, утратив свою красоту и привлекательность. Все краски давно смешались в твоих глазах в тоскливое серое одноцветие. Уже ночь, там неподалеку сидят на перилах твои друзья. Они тебя не предадут, потому что предавать тебя не за что. У тебя ничего нет. Глотнув крепкого пива, ты посмотришь на звездное небо и, наверное, вздохнешь. Возможно, есть в этом мире вещи, которые не хотят быть понятыми. Так стоит ли стараться понять их? Ты будешь продолжать влачить свое существование, а звезды будут год за годом кружить над тобой в небе, словно приглашая присоединиться к своей честной компании. Нет, нет, тебе еще пока рановато туда. Ты не успел еще поспать во всех конфетах, в которых можно поспать. Ты не успел еще выпить весь портвейн, который можно выпить. И ты не успел еще получить все подзатыльники и пинки, которые можно получить.
И вот однажды, мимо гражданина в потрепанном джинсовом костюме, сидящего на бордюре, пройдет господин. Важный господин, эдакий белый воротничок с Тверская-стрит. Он взглянет на гражданина в джинсовом костюме и остановится. Подойдет поближе, на ходу доставая из кармана мятую десятку, присядет на корточки и спросит участливо: "Ну, как ты, парень?" А гражданин в джинсовом костюме поднимет на "белого воротничка" полные отчаяния глаза и скажет: "Когда-то, несколько лет назад, я уснул в корзине с конфетами, которая хотела сожрать меня, а один человек в костюме полотенца спас меня. А может быть, предал". Так скажет гражданин в джинсовом костюме, и «белый воротничок с Тверская-стрит», который возжелал проявить свое участие в судьбах униженных, презренных и отверженных, поднимется в смятении, взволнованно поведет глазами по сторонам и пойдет к себе домой. Дома он совершенно подавленный будет пить чай и молча сверлить взглядом холодильник, а его жена будет сидеть рядом, смотреть на него с тоской, пододвигать к нему поближе вишневое варенье и конфеты и молча жалеть. А потом она пойдет в ванную комнату, заполнит стиральную машину грязными костюмами похожими на обыкновенные полотенца и начнет стирать. А господин - белый воротничок с Тверская-стрит - пойдет в спальню, выглянет в окно на холодные, умытые дождем улицы своего города и подумает о человеке, которого он предал. А может быть, спас.