про жизнь
Говорили сегодня о вот какой штуке.
Люди (в целом, большинство) крайне редко, очень эпизодически осознают, что живы.
И даже понятно, почему. Защитный механизм психики не дает условно нормальному человеку задумываться о смерти. Все как бы знают (теоретически), что смертны, но без глубокого осмысления, на поверхности - ну, пока могут себе позволить. То есть, пока совсем близко не подойдет.
На первый взгляд, очень милосердный механизм.
Но у этой защиты есть обратная сторона: острое ощущение жизни тоже гасится. Тоже становится поверхностным теоретическим знанием - ну жив я, ачотакова, все живы, хочешь жить, умей вертеться, не полижешь - не укусишь etc.
И вот это, конечно, полный крах божественного замысла на отдельно взятом участке. Временный (надеюсь я). А все равно как-то некузяво.
Пока разговаривали, пришли в один из настоящих, раньшенных, до-гламурных ужупских дворов на Полоцко, где стоит двухэтажный барак, поделенный на дровяные сараи - двери-двери-двери. Кто-то раскрасил добрую пару дюжин этих дверей. Все двери первого этажа выкрашены в зеленый цвет, на них нарисованы цветы и коты. На втором этаже двери голубые, на них - облака, птицы и самолеты.
Вот чтобы совершать такие прекрасные непрактичные поступки, нужно очень остро ощущать себя живым. Других резонов в поте лица красить двери чужих сараев, пожалуй, не сыщешь.
Вот, кстати, именно поэтому маленький, провинциальный, несмотря на свой столичный статус, Вильнюс, проросший сквозь лес, с огородами в центре Старого города, с качелями, развешанными неизвестными доброжелателями в самых неожиданных местах, с раскрашенными дверями дровяных сараев, запахом несуществующего моря, закутанными в шарфы деревьями и трогательными записками на стенах домов, он весь - про жизнь.
Иногда даже немного слишком про жизнь. Так что почти невыносимо. Но в таком деле всегда лучше перегнуть палку.
Люди (в целом, большинство) крайне редко, очень эпизодически осознают, что живы.
И даже понятно, почему. Защитный механизм психики не дает условно нормальному человеку задумываться о смерти. Все как бы знают (теоретически), что смертны, но без глубокого осмысления, на поверхности - ну, пока могут себе позволить. То есть, пока совсем близко не подойдет.
На первый взгляд, очень милосердный механизм.
Но у этой защиты есть обратная сторона: острое ощущение жизни тоже гасится. Тоже становится поверхностным теоретическим знанием - ну жив я, ачотакова, все живы, хочешь жить, умей вертеться, не полижешь - не укусишь etc.
И вот это, конечно, полный крах божественного замысла на отдельно взятом участке. Временный (надеюсь я). А все равно как-то некузяво.
Пока разговаривали, пришли в один из настоящих, раньшенных, до-гламурных ужупских дворов на Полоцко, где стоит двухэтажный барак, поделенный на дровяные сараи - двери-двери-двери. Кто-то раскрасил добрую пару дюжин этих дверей. Все двери первого этажа выкрашены в зеленый цвет, на них нарисованы цветы и коты. На втором этаже двери голубые, на них - облака, птицы и самолеты.
Вот чтобы совершать такие прекрасные непрактичные поступки, нужно очень остро ощущать себя живым. Других резонов в поте лица красить двери чужих сараев, пожалуй, не сыщешь.
Вот, кстати, именно поэтому маленький, провинциальный, несмотря на свой столичный статус, Вильнюс, проросший сквозь лес, с огородами в центре Старого города, с качелями, развешанными неизвестными доброжелателями в самых неожиданных местах, с раскрашенными дверями дровяных сараев, запахом несуществующего моря, закутанными в шарфы деревьями и трогательными записками на стенах домов, он весь - про жизнь.
Иногда даже немного слишком про жизнь. Так что почти невыносимо. Но в таком деле всегда лучше перегнуть палку.