Смерть автора как альтернатива агонии читателя
/очень разрозненные пока заметки/
Издатели, маркетологи, продавцы, всё вот это вот, давно уже не посредники между автором и читателем, а заградотряды между ними (нами)*.
Проблема не в том, что они хотят многаденег - это нормальное желание для всякого производителя. Проблема в том, что они не умеют хотеть многаденег красиво. Не обучены держать лицо. В смысле, все эти так называемые «маркетинговые ходы» не то что прощёлкиваются с полпинка, а бросаются в глаза, захочешь - не развидишь. И выглядят, по большей части, даже не как обаятельно когтистые лапы властелинов-зла, а как трясущиеся от жадности брыли.
Другая проблема состоит в том, что у них, похоже, есть сверхзадача - препятствовать жизни во всей её великолепной сложности в пользу упрощения, этого вечного спутника небытия. Мне рассказывали, что работники книжных магазинов, ответственные за заполнение полок, зачастую просто не хотят новых имён. То есть, ВООБЩЕ НИКАКИХ новых имён, унесите пудинг, уберите его с глаз долой.
И окончательное решение всегда за ними. Они продают, точка.
Строго говоря, это не «другая», а первоочередная проблема. Но она почти целиком лежит в области невысказываемого, поэтому надо ещё крепко подумать, как о ней вообще говорить.
Ладно. Сейчас важно сказать, что заградотряды есть, имя им легион, и стоят они твёрдо, что твой мальчиш-кибальчиш это факт.
И когда прорываешься через эти заградотряды (в моём случае исключительно благодаря долгосрочной стратегии, выработанной давным-давно, двадцать лет назад, на основании простого принципа: пока тебя не принимают всерьёз, твои руки развязаны; в других случаях - по иным каким-нибудь, почти всегда неочевидным причинам), тень этих заградотрядов всё равно лежит на твоём челе, сколь бы высоким и вдохновенно бледным оно ни было. Если ты прорвался через них, значит, тебе пришлось играть в те же игры. Значит, ты тоже жаден, лжив и покорен, значит делаешь, чего скажут и когда скажут, вечно дрожишь в ожидании указаний и боишься выполнить их недостаточно тщательно, не угодить начальству и быть отлучённым от миски. По умолчанию считается, что так.
Дело, конечно, совершенно не в том, что это «обидно». А в том, что подобная убеждённость обесценивает авторский текст, хотим мы того или нет. Многие читатели**, кстати, хотят. Обычно неосознанно. И не со зла. Просто им легче жить с уверенностью, что глубоко тронувший их текст - всего лишь результат подённой работы батрака, пристроившегося у кормушки, а значит, насладившись всем этим увлекательным бла-бла-блаканьем, можно спокойно закрыть книжку и жить дальше, ничего не меняя, наслаждаясь торжеством своей унылой внутренней правоты, не выкупая из адского ломбарда уже неоднократно перезаложенную душу, потому что повода беспокоиться нет. Но это совсем отдельная тема, развёрнуто я её сейчас не потяну, и не потому что сложно, а потому что печально, скучно и бесполезно обо всём этом рассуждать. Я только хочу сказать, что «образ автора» часто становится дополнительной преградой между читателем и текстом, которым всего-то и надо - просто встретиться, без свидетелей. Но шансы у них исчезающе малы.
Что делать с заградотрядами в лице производителей и книготорговцев, я пока не знаю. Первое, что приходит в голову - вовсе без них обойтись. Но полное отсутствие посредников, производящих предварительный отбор и как бы легитимирующих всякий изданный текст в глазах публики, только кажется свободой. А на самом деле, полное отсутствие ориентиров делает процесс выбора настолько ресурсоёмким, что на само чтение сил уже не остаётся. Многие люди нуждаются во внешнем авторитетном подтверждении правильности своего выбора; грубо говоря, «если это издали, значит это не совсем безнадёжная графомания, и если текст мне нравится, я не обязательно совсем дурак». Мне эта особенность человеческой психики может сто раз не нравиться, но глупо отрицать, что она существует. И действовать приходится с учётом её.
Ну, то есть, в идеале, книгоиздание должно бы перейти в руки трепетных филантропов, пекущихся не о выгоде, а о развитии литературы (и общественного сознания, которое является фундаментом для всего остального, хотим мы того или нет). Но отловить пару дюжин мультимиллиардеров, вставить им по дополнительному сердцу и принудить к благотворительному книгоизданию лично я, увы, пока не в силах. У меня даже лишнего тёмного подвала нет, чтобы их там запереть на время обработки.
Однако преграды, которые читатель выстраивает между собой и текстом самостоятельно, разрушить можно. Старым добрым дедовским постструктуралистским методом, известным под названием «смерть автора». (Нет, физическая совершенно не помогает, даже наоборот, потому что обсуждать моральный облик покойников, воздвигая тем самым дополнительные заградотряды между читателем и текстом, легко и приятно, ряды некрофилов-любителей со временем только растут.)
Смерть автора нам нужна в чистом, простом и ясном Бартовском смысле: написанное и написавший не имеют никакого отношения друг к другу. Даже когда на самом деле имеют, всё равно не имеют, точка.
Такой подход возвращает сокровенный смысл процессу чтения, в ходе которого читатель слышит голоса Духа, а не привычный унылый бубнёж собственного скептического ума, то и дело перебивающий условно занимательный бубнёж чужого дяди-тёти, в который превращается текст, чей автор не был предварительно умерщвлён в сознании читателя.
_________________________
* За редкими счастливыми исключениями, благодаря которым жизнь хоть как-то да продолжается. Но их мало, и им очень трудно.
** "Многие", разумеется, не означает "все".
Издатели, маркетологи, продавцы, всё вот это вот, давно уже не посредники между автором и читателем, а заградотряды между ними (нами)*.
Проблема не в том, что они хотят многаденег - это нормальное желание для всякого производителя. Проблема в том, что они не умеют хотеть многаденег красиво. Не обучены держать лицо. В смысле, все эти так называемые «маркетинговые ходы» не то что прощёлкиваются с полпинка, а бросаются в глаза, захочешь - не развидишь. И выглядят, по большей части, даже не как обаятельно когтистые лапы властелинов-зла, а как трясущиеся от жадности брыли.
Другая проблема состоит в том, что у них, похоже, есть сверхзадача - препятствовать жизни во всей её великолепной сложности в пользу упрощения, этого вечного спутника небытия. Мне рассказывали, что работники книжных магазинов, ответственные за заполнение полок, зачастую просто не хотят новых имён. То есть, ВООБЩЕ НИКАКИХ новых имён, унесите пудинг, уберите его с глаз долой.
И окончательное решение всегда за ними. Они продают, точка.
Строго говоря, это не «другая», а первоочередная проблема. Но она почти целиком лежит в области невысказываемого, поэтому надо ещё крепко подумать, как о ней вообще говорить.
Ладно. Сейчас важно сказать, что заградотряды есть, имя им легион, и стоят они твёрдо, что твой мальчиш-кибальчиш это факт.
И когда прорываешься через эти заградотряды (в моём случае исключительно благодаря долгосрочной стратегии, выработанной давным-давно, двадцать лет назад, на основании простого принципа: пока тебя не принимают всерьёз, твои руки развязаны; в других случаях - по иным каким-нибудь, почти всегда неочевидным причинам), тень этих заградотрядов всё равно лежит на твоём челе, сколь бы высоким и вдохновенно бледным оно ни было. Если ты прорвался через них, значит, тебе пришлось играть в те же игры. Значит, ты тоже жаден, лжив и покорен, значит делаешь, чего скажут и когда скажут, вечно дрожишь в ожидании указаний и боишься выполнить их недостаточно тщательно, не угодить начальству и быть отлучённым от миски. По умолчанию считается, что так.
Дело, конечно, совершенно не в том, что это «обидно». А в том, что подобная убеждённость обесценивает авторский текст, хотим мы того или нет. Многие читатели**, кстати, хотят. Обычно неосознанно. И не со зла. Просто им легче жить с уверенностью, что глубоко тронувший их текст - всего лишь результат подённой работы батрака, пристроившегося у кормушки, а значит, насладившись всем этим увлекательным бла-бла-блаканьем, можно спокойно закрыть книжку и жить дальше, ничего не меняя, наслаждаясь торжеством своей унылой внутренней правоты, не выкупая из адского ломбарда уже неоднократно перезаложенную душу, потому что повода беспокоиться нет. Но это совсем отдельная тема, развёрнуто я её сейчас не потяну, и не потому что сложно, а потому что печально, скучно и бесполезно обо всём этом рассуждать. Я только хочу сказать, что «образ автора» часто становится дополнительной преградой между читателем и текстом, которым всего-то и надо - просто встретиться, без свидетелей. Но шансы у них исчезающе малы.
Что делать с заградотрядами в лице производителей и книготорговцев, я пока не знаю. Первое, что приходит в голову - вовсе без них обойтись. Но полное отсутствие посредников, производящих предварительный отбор и как бы легитимирующих всякий изданный текст в глазах публики, только кажется свободой. А на самом деле, полное отсутствие ориентиров делает процесс выбора настолько ресурсоёмким, что на само чтение сил уже не остаётся. Многие люди нуждаются во внешнем авторитетном подтверждении правильности своего выбора; грубо говоря, «если это издали, значит это не совсем безнадёжная графомания, и если текст мне нравится, я не обязательно совсем дурак». Мне эта особенность человеческой психики может сто раз не нравиться, но глупо отрицать, что она существует. И действовать приходится с учётом её.
Ну, то есть, в идеале, книгоиздание должно бы перейти в руки трепетных филантропов, пекущихся не о выгоде, а о развитии литературы (и общественного сознания, которое является фундаментом для всего остального, хотим мы того или нет). Но отловить пару дюжин мультимиллиардеров, вставить им по дополнительному сердцу и принудить к благотворительному книгоизданию лично я, увы, пока не в силах. У меня даже лишнего тёмного подвала нет, чтобы их там запереть на время обработки.
Однако преграды, которые читатель выстраивает между собой и текстом самостоятельно, разрушить можно. Старым добрым дедовским постструктуралистским методом, известным под названием «смерть автора». (Нет, физическая совершенно не помогает, даже наоборот, потому что обсуждать моральный облик покойников, воздвигая тем самым дополнительные заградотряды между читателем и текстом, легко и приятно, ряды некрофилов-любителей со временем только растут.)
Смерть автора нам нужна в чистом, простом и ясном Бартовском смысле: написанное и написавший не имеют никакого отношения друг к другу. Даже когда на самом деле имеют, всё равно не имеют, точка.
Такой подход возвращает сокровенный смысл процессу чтения, в ходе которого читатель слышит голоса Духа, а не привычный унылый бубнёж собственного скептического ума, то и дело перебивающий условно занимательный бубнёж чужого дяди-тёти, в который превращается текст, чей автор не был предварительно умерщвлён в сознании читателя.
_________________________
* За редкими счастливыми исключениями, благодаря которым жизнь хоть как-то да продолжается. Но их мало, и им очень трудно.
** "Многие", разумеется, не означает "все".