Фильм Тима Роббинса "МЕРТВЕЦ ИДЕТ"
СОМНЕНИЕ
Хелен Преджан, католическая монахиня в миру, посвятившая свою жизнь работе с детьми из неблагополучных и неимущих семей, откликается на письмо приговоренного к смерти Мэтью Понселета. Хелен первый раз сталкивается с такой вот стороной своего призвания и пытается сделать все зависящее и независящее от нее, чтобы пробудить за несколько дней в человеке, стоящим на пороге камеры со смертельной инъекцией, «любви и правды чистые ученья».
Другой вопрос - а возможно ли сотворить такое чудо с человеком, приговоренным за изнасилование и зверское убийство двух подростков.
Что мы имеем в результате. Фильм вышел хорошим и приятно старомодным. Все эти крупные планы задумчивых лиц, спокойная, высококлассная игра Сьюзан Сарандон и Шона Пена, катарсис в конце фильма и все такое прочее. Все без истерик, надрывов и преувеличенных страстей-мордастей. Американцы умеют снимать фильмы так, что видишь: смертная казнь, как и убийство - такое же преступление закона божьего и человеческого. Надругательство над самой сущностью человека. И никто не может преступить закон «не убий», ни при каких обстоятельствах.
Все это очень гуманистично и человеколюбиво, но я не знаю, кто бы не требовал смертной казни на месте родителей подростков. Кто бы там призывал «милость к падшим» и разводил политесы из серии «бог простил, и я тебя прощаю». Такое возможно на шоу у Опры, но что-то мне подсказывает, что такое всепрощение куда более странно, чем требование крови. Понятно, что когда смотришь на преступника в исполнении Шона Пена - это одно, когда видишь реальные лица убийц - совсем иное. Можно, конечно, поверить, что перед казнью там кто-то раскаялся и уверовал, но всем известно, что под бомбежкой и на операционном столе атеистов нет. В газовой камере, на электрическом стуле, думаю тоже. Имеет ли это отношение к истинной вере? Вряд ли. Последняя попытка уцепиться за что-то, последний всплеск меркнущего сознания «нет, весь я не умру» или, там «я, конечно, вернусь». И кто бы что не говорил о том, что пожизненное заключение гораздо хуже смертной казни - люди, таки, норовят получить первое, а не второе.
Не знаю, закладывал ли режиссер Тим Роббинс высокие гуманистические идеалы в этот фильм. Для меня «Мертвец идет» - о чудовищности наказания за чудовищное преступление. Но люди испокон веков предпочитают, чтобы «азъ воздам» совершилось при жизни, и было абсолютно симметричным. И кто их в этом упрекнет? Только не я.
«Мертвец идет» - хорошее кино, без морализаторства и нажимания на больные точки. Этот фильм -противоречие оставляет в душе большое сожаление о том, что ничего не повернешь вспять. Мертвые не воскреснут, преступник не станет нормальным. Но правосудие свершилось.
Или нет?
Хелен Преджан, католическая монахиня в миру, посвятившая свою жизнь работе с детьми из неблагополучных и неимущих семей, откликается на письмо приговоренного к смерти Мэтью Понселета. Хелен первый раз сталкивается с такой вот стороной своего призвания и пытается сделать все зависящее и независящее от нее, чтобы пробудить за несколько дней в человеке, стоящим на пороге камеры со смертельной инъекцией, «любви и правды чистые ученья».
Другой вопрос - а возможно ли сотворить такое чудо с человеком, приговоренным за изнасилование и зверское убийство двух подростков.
Что мы имеем в результате. Фильм вышел хорошим и приятно старомодным. Все эти крупные планы задумчивых лиц, спокойная, высококлассная игра Сьюзан Сарандон и Шона Пена, катарсис в конце фильма и все такое прочее. Все без истерик, надрывов и преувеличенных страстей-мордастей. Американцы умеют снимать фильмы так, что видишь: смертная казнь, как и убийство - такое же преступление закона божьего и человеческого. Надругательство над самой сущностью человека. И никто не может преступить закон «не убий», ни при каких обстоятельствах.
Все это очень гуманистично и человеколюбиво, но я не знаю, кто бы не требовал смертной казни на месте родителей подростков. Кто бы там призывал «милость к падшим» и разводил политесы из серии «бог простил, и я тебя прощаю». Такое возможно на шоу у Опры, но что-то мне подсказывает, что такое всепрощение куда более странно, чем требование крови. Понятно, что когда смотришь на преступника в исполнении Шона Пена - это одно, когда видишь реальные лица убийц - совсем иное. Можно, конечно, поверить, что перед казнью там кто-то раскаялся и уверовал, но всем известно, что под бомбежкой и на операционном столе атеистов нет. В газовой камере, на электрическом стуле, думаю тоже. Имеет ли это отношение к истинной вере? Вряд ли. Последняя попытка уцепиться за что-то, последний всплеск меркнущего сознания «нет, весь я не умру» или, там «я, конечно, вернусь». И кто бы что не говорил о том, что пожизненное заключение гораздо хуже смертной казни - люди, таки, норовят получить первое, а не второе.
Не знаю, закладывал ли режиссер Тим Роббинс высокие гуманистические идеалы в этот фильм. Для меня «Мертвец идет» - о чудовищности наказания за чудовищное преступление. Но люди испокон веков предпочитают, чтобы «азъ воздам» совершилось при жизни, и было абсолютно симметричным. И кто их в этом упрекнет? Только не я.
«Мертвец идет» - хорошее кино, без морализаторства и нажимания на больные точки. Этот фильм -противоречие оставляет в душе большое сожаление о том, что ничего не повернешь вспять. Мертвые не воскреснут, преступник не станет нормальным. Но правосудие свершилось.
Или нет?