"Настя". Сорокин
- Никогда, никогда НИ-КОГ-ДА! Не читай этот рассказ! Ты слишком впечатлительна. Тебе потом очень трудно будет жить! - напутствовал N лет назад приятель.
Время даром не прошло - «Настя» отнюдь не первое, за что у Сорокина взялась. Читала не из желания пощекотать нервы, а сложить, наконец, свое мнение о слишком неоднозначном и заведомо полемичном. Каждый раз, открывая его книги, настраиваюсь, собираюсь, вдыхаю поглубже, как перед нырком в январскую прорубь, и выкручиваю на минимум рычажок «эмпатия».
Я знала, о чем рассказ, была в курсе заложенных аллегорий с метафорами и думала, что подготовилась.
Морально.
Смешно.
Разве можно быть готовой к Сорокину!?
Столь яркий, выпуклый и прекрасный слог сразу развертывает панораму. Вся прелесть юности в нежнейшем утре расслабляют, напрочь отбивая нюх - почти забываешь, зачем сюда пришел. И тут - хлоп! Понесла-а-ась!...
Дыхание перехватывает. За считанную страницу внутри все скручивается, а строчки в глазах начинают дрожать и расплываться. Буквы сжимаются и растягиваются, пульсируя, словно в такт бушующему пламени. Почти не глядя, просматриваешь текст, против воли выхватывая чудовищный смысл. Кажется, вот-вот пойдут волдырями собственные руки. Волосы дыбом.
В момент, когда физических ресурсов на чтение уже нет, звенит первый звонок:
«- А это моя дочь! - встал с бокалом вина Саблин. - Рекомендую, господа!»
Где вы видели, чтобы жаркое так представлялось? Ощущение тотального реализма и включенности в действие стремительно падает. От умопомрачительного текста почти абстрагируешься. Градус снижен.
За ним звенит второй:
«- Надоело ждать <…> всех подруг уж зажарили, а я все жду…
- Потерпи, персик мой, и тебя съедим».
Метафора проступает так отчетливо, что не заметить ее невозможно. Уже чувствуешь происходящее видеорядом где-то там, в глубине экрана.
И, как всегда, третий:
«- …я… прошу у вас руки вашей дочери» - хозяева бегут за пилой.
Аплодисменты. Занавес.
Это финальный аккорд, для восстановления всеобщего понимания. Здесь уже слышишь в голос насмехающегося автора:
- А про Наташу Ростову небось читали!? И радовались! И нравилось! А ведь ее к 16 годам сожрали окончательно, превратив через пару лет в самку плодовитую. Тогда Льва Николаевича читать не противно было, нет? Когда ее под беседы заумные, да болтовню фиглярскую уговорили, как миленькую. Ну, так вот вам! Кушайте на здоровье!
Фигурально. Тогда дети к 16 годам сжирались фигурально.
- Я ж мать! Ты матери не прекословь! - и ам язычок.
Церковь голову отколупывала, мужики, что попроще. И руки нужным людям раздавались направо-налево, только свистнет, и на тебе - хыр-хыр - свежачок. Без разрешения, без согласия, с болью и муками.
Само собой, мысль эту можно было бы передать и поумеренней, поспокойней, поудобоваримее (уж простите за каламбур). Только Сорокин так… конечно, умеет. Но не любит. И не будет. Посему всем не готовым - просьба пройти в другую дверь.
Я, к слову сказать, перечитывать пока тоже не собираюсь…
Время даром не прошло - «Настя» отнюдь не первое, за что у Сорокина взялась. Читала не из желания пощекотать нервы, а сложить, наконец, свое мнение о слишком неоднозначном и заведомо полемичном. Каждый раз, открывая его книги, настраиваюсь, собираюсь, вдыхаю поглубже, как перед нырком в январскую прорубь, и выкручиваю на минимум рычажок «эмпатия».
Я знала, о чем рассказ, была в курсе заложенных аллегорий с метафорами и думала, что подготовилась.
Морально.
Смешно.
Разве можно быть готовой к Сорокину!?
Столь яркий, выпуклый и прекрасный слог сразу развертывает панораму. Вся прелесть юности в нежнейшем утре расслабляют, напрочь отбивая нюх - почти забываешь, зачем сюда пришел. И тут - хлоп! Понесла-а-ась!...
Дыхание перехватывает. За считанную страницу внутри все скручивается, а строчки в глазах начинают дрожать и расплываться. Буквы сжимаются и растягиваются, пульсируя, словно в такт бушующему пламени. Почти не глядя, просматриваешь текст, против воли выхватывая чудовищный смысл. Кажется, вот-вот пойдут волдырями собственные руки. Волосы дыбом.
В момент, когда физических ресурсов на чтение уже нет, звенит первый звонок:
«- А это моя дочь! - встал с бокалом вина Саблин. - Рекомендую, господа!»
Где вы видели, чтобы жаркое так представлялось? Ощущение тотального реализма и включенности в действие стремительно падает. От умопомрачительного текста почти абстрагируешься. Градус снижен.
За ним звенит второй:
«- Надоело ждать <…> всех подруг уж зажарили, а я все жду…
- Потерпи, персик мой, и тебя съедим».
Метафора проступает так отчетливо, что не заметить ее невозможно. Уже чувствуешь происходящее видеорядом где-то там, в глубине экрана.
И, как всегда, третий:
«- …я… прошу у вас руки вашей дочери» - хозяева бегут за пилой.
Аплодисменты. Занавес.
Это финальный аккорд, для восстановления всеобщего понимания. Здесь уже слышишь в голос насмехающегося автора:
- А про Наташу Ростову небось читали!? И радовались! И нравилось! А ведь ее к 16 годам сожрали окончательно, превратив через пару лет в самку плодовитую. Тогда Льва Николаевича читать не противно было, нет? Когда ее под беседы заумные, да болтовню фиглярскую уговорили, как миленькую. Ну, так вот вам! Кушайте на здоровье!
Фигурально. Тогда дети к 16 годам сжирались фигурально.
- Я ж мать! Ты матери не прекословь! - и ам язычок.
Церковь голову отколупывала, мужики, что попроще. И руки нужным людям раздавались направо-налево, только свистнет, и на тебе - хыр-хыр - свежачок. Без разрешения, без согласия, с болью и муками.
Само собой, мысль эту можно было бы передать и поумеренней, поспокойней, поудобоваримее (уж простите за каламбур). Только Сорокин так… конечно, умеет. Но не любит. И не будет. Посему всем не готовым - просьба пройти в другую дверь.
Я, к слову сказать, перечитывать пока тоже не собираюсь…