(no subject)
Баржи на Гудзоне
Заместитель главного редактора "Власти" Вероника Куцыллопоехала в отпуск в Нью-Йорк. Вот что она там увидела.
Я очень боялась, что моей маме после Парижа Нью-Йорк не понравится. На третий день мама сказала, что проникается все большей нежностью к этому городу; и что называть его каменными джунглями может только тот, кто никогда не был в Центральном парке; и что Манхэттен по-настоящему красив; и что "Близнецы", два самых высоких здания Нью-Йорка (американцы их так и зовут - Twin Towers или просто Twins), вовсе не подавляют. Хотя смотреть на них, встав у входа и задрав голову вверх, страшновато: кажется, что здание вот-вот завалится на тебя.
В пятницу, 8-го, мы проходили мимо "Близнецов". Уличный рекламщик всучил нам два талона на смотровую площадку со скидкой. Мы уже видели Манхеттен с 86-го этажа "Empire state duilding", но были бы не прочь посмотреть и с 100-го - с крыши "Близнецов". Но только попозже, если хватит времени.
Во вторник в 9.15 меня разбудил телефонный звонок. Звонил Володя Ленский, мой университетский однокашник и корреспондент ТВ-6 в Нью-Йорке, накануне улетевший по работе в Канаду. В его квартире на 25-м этаже манхэттенского небоскреба на 60-й улице мы и жили уже семь дней моего отпуска.
- Просыпайтесь и поднимайтесь на крышу! В "Близнецов" врезался самолет. Два самолета! Едете до 52-го этажа, кнопка РН, а там по лестнице один пролет пешком.
Положив трубку, я включила CNN. По низу экрана - бегущая строка: хроника событий. Нашего скромного запаса английского хватило, чтобы понять: первый самолет crash в 8.45, второй - в 9.03.
В лифте наверх ехали еще двое: женщина средних лет с фотоаппаратом и молодой парень с ключами на пальце. Жильцы. Все молчали. Одновременно с нашим на 52-й пришли еще два лифта. Из них высыпало человек десять. Потопали гуськом по узкой лестнице. Дверь на крышу выходила на южную сторону.
- Oh, my God!
Это парень с ключами.
Ветер с Гудзона сносил дым с верхних этажей "Близнецов" на восток. Человек двадцать сгрудились у бетонного парапета крыши - просто смотрели, фотографировали, возбужденно переговаривались. Один мужчина размахивал руками, рубя одной ладонью по другой. Как мы поняли, он видел из своего окна, как второй самолет пробил "Близнецов".
Внезапно вид горящих небоскребов начал меняться. Дым, уходивший в сторону, вдруг пошел резко вниз, вдоль ближнего к нам здания, и вместе с ним - часть "Близнеца". Удара не было слышно. Клубы дыма взметнулись снизу, пошли в стороны и через пару минут затянули почти всю южную оконечность Манхэттена.
- О, Господи!
Это мама.
Впервые мы увидели в холле нашего дома двух охранников, внимательно рассматривавших всех входящих и выходящих из здания. И впервые наш швейцар (абсолютно киношный пожилой негр в коричневой ливрее) не улыбнулся, говоря своим низким джазовым голосом традиционное "Hello, ladies", и не пожелал "Have a nice day".
Первый таксист отказался ехать в сторону "Близнецов". Второй оказался смелее. Мы смогли доехать только до 42-й улицы. Полиция сгоняла машины в стороны - дальше только пешком. Мы пошли.
На улицах толпился народ. Многие были с радиоприемниками, но вместо рэпа оттуда доносились только новости. Приемники стояли на тротуарах, люди - вокруг них. Радио было включено и в некоторых припаркованных машинах. Их владельцы открыли окна, и возле этих радиоточек тоже толпились люди.
На уровне 14-й улицы к 9-й авеню, по которой мы шли, примыкает Хадсон-стрит. Только здесь стала видна гигантская дымовая завеса над Южным Манхэттеном: до сих пор ее скрывали окрестные небоскребы.
У одного из подъездов сидели на складных стульях и смотрели на дым два старика. Один из них сказал: "Like Pearl Harbor" (потом это сравнение повторит один из сенаторов, а еще позже, выступая вечером с обращением к народу, - Джордж Буш). Судя по возрасту, старик вполне мог видеть Перл-Харбор вживую.
Ближе к WTC лица людей становились все напряженнее. Хотя для многих происходящее было чем-то вроде развлечения - некоторые юные велосипедисты восторженно катались по пустым мостовым, уворачиваясь от машин полиции и "скорой"; в небольшом скверике гоготала компания школьников-переростков; какая-то девушка, смеясь, болтала по телефону. Вдруг улица затихла. Со стороны "Близнецов" несся "Форд"-мини-вэн, прежде, похоже, темно-синий, а теперь покрытый толстым, в два пальца, слоем бетонной крошки. "Дворники" расчистили только небольшой кусок лобового стекла. От движения бетонная пыль сдувалась, и за "Фордом" тянулся густой шлейф. Все остановились и поворачивались вслед "Форду", пока его было видно.
Южный Манхэттен был полностью закрыт на уровне Томас-стрит - это в семи минутах ходьбы от "Близнецов". Из-за ограждения выбирались пожарные и полицейские цвета проехавшего "Форда". Они сдвигали на грудь респираторы и неприветливо смотрели на толпу. Двое полицейских, выбравшись из запыленной машины, звонили из соседних телефонных автоматов и синхронно говорили в две трубки: "I`m o`key!"
Сквозь проезд, пронзительно завывая, выбирались "скорые" и огромные туристические автобусы Academy с затемненными стеклами. Только теперь они были не туристическими, а эвакуационными. По параллельной улице к месту катастрофы шла колонна пустых желтых школьных автобусов, знакомых любому, кто хоть раз видел американский фильм про детей. Мы насчитали пятьдесят и бросили, потому что колонне не было видно конца.
На следующее утро через Гудзон вереницей потянулись баржи. Их было видно из нашего окна. По телевизору сказали, что это везут тела погибших в морги Нью-Джерси.
Подробнее:http://kommersant.ru/doc/282941Подробнее:http://www.kommersant.ru/doc/282941
и продолжение:
Та осень в Нью-Йорке
Вероника Куцылло о том, что она увидела в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года
10 лет назад я писала колонку в журнал «Власть» про 11 сентября 2001 года. Сегодня перечитала и поняла, что там нет главного.
Таксист, согласившийся 11 сентября везти нас в южный Манхеттен, внезапно затормозил у голосующей пожилой американки. Она не плакала, только лицо у нее было затвердевшее. «У меня там сын работает, в южной башне», - сказала она. Таксист повернулся к нам: «Вы не будете против, если я ее тоже повезу? У нее там сын работает, в южной башне». Он посадил ее на переднее сиденье, чего нью-йоркские таксисты обычно не делают, и мы ехали все вместе и молчали. А что можно сказать, если никакой южной башни уже нет?
По пути к ВТЦ люди окружали редких полицейских (основная масса была там, у рухнувших башен). И полицейские, вслушиваясь в свои рации, пересказывали людям все, что сами могли узнать. А навстречу из-за ограждения шли совершенно серые люди, покрытые мелкой бетонной пылью и нельзя было понять - кто это: белый, негр или китаец. И выезжали серые машины, еще недавно бывшие красными или белыми, черными или желтыми. И казалось, что все мы теперь покрыты этой пылью навсегда, и хотелось отряхнуться, выплюнуть ее из легких, выбить из головы, но не получалось.
На четвертый день после 11 сентября мы решили поужинать в ближайшем ресторанчике. Мы заходили туда всю неделю до 11-го, а вот сразу после - не получалось: покупали продукты в супермаркете за углом и готовили дома. А на четвертый день пошли.
Знакомого грека, который обслуживал наш столик до 11-го, не было. Я забеспокоилась: а вдруг он проходил рядом с ВТЦ? А вдруг у него там из семьи кто-нибудь работал?
Заказ принял хмурый итальянец. После 11-го все были хмурые, Нью-Йорк на какое-то время перестал улыбаться. И вдруг от кухни, сияя улыбкой, - наш грек. Оказывается, его перекинули на другие столики, но официант-итальянец, передавая наш заказ, сказал: «Там твои пришли». И он побежал к своим. Своим - потому что Европа, потому что русские, а значит - православные (и не важно, верит ли кто-то из нас в Бога). Он бежал, сияя, и еще издалека говорил, как он рад видеть нас живыми и здоровыми. Оказывается, он тоже все эти дни переживал: а вдруг мы там мимо проходили и поэтому больше не приходим ужинать в ресторан…
11 сентября поразило меня вот этой общностью. Когда перед лицом трагедии совершенно не важно - кто ты: американец, грек, русский, живешь здесь или приехал погостить. Утром 11-го, когда мы смотрели на горящих «Близнецов» с крыши 52-этажного небоскреба на 60-й улице Манхеттена, и первая из башен стала падать, «Оh, my God!» американцев и «О, Господи!» моей мамы звучали совершенно одинаково.
12-го я пошла сдавать кровь в госпиталь недалеко от нашего дома. Мы так же вперемешку стояли в очереди. Девушка-волонтер записывала всех: фамилия, адрес, телефон. Записала и меня, спросила, из какой страны, сказала большое спасибо, крови сейчас много, если закончится, обязательно вам позвоним. И еще раз спасибо. Не позвонили, но мне до сих пор важно, что где-то там была запись на сдачу крови пострадавшим при теракте: «Veronika Kutsyllo, Russia». И я верю: если бы моя четвертая, резус положительный, понадобилась, они бы позвонили. Но она не понадобилась. Я помню, как в те дни врачи в наспех разбитом в скверике в районе 40-х улиц полевом госпитале с надеждой вглядывались а сторону даунтауна. Они ждали раненых, они надеялись, что кого-то откопают. Но раненых не было.
Когда спустя несколько дней открыли манхеттенские мосты, мы решили уехать из города - хоть на немного. Мы переехали Гудзон и вскоре, уже за городом, увидели на поперечном мосту одного человека, который размахивал американским флагом. Он стоял лицом к машинам, ехавшим со стороны Манхеттена, и машины гудели ему в ответ. И для меня в этом одном американце было в сотню раз больше патриотизма, чем сейчас в тысячах «нашистов» на проспекте Сахарова.
Мы улетали 17-го (вместо 14-го по билету). Если не ошибаюсь, это был первый день, когда американцы открыли воздушное пространство. JFK был забит пассажирами. В сторону регистрации клубилась огромная очередь. Мы приготовились стоять в ней несколько часов. Но в какой-то момент через толпу стали пробираться сотрудники аэропорта с мегафонами. Они говорили: «Граждане Соединенных Штатов! Мы просим вас пропустить вперед граждан других государств. Многие из них не рассчитывали задержаться так надолго в США, у многих кончаются деньги. Им надо домой. А вы - дома». И очередь, взвихрившись чемоданами и сумками, стала распадаться. Американец, стоявший впереди нас, обернулся, протискиваясь в толпе, и сказал: «Счастливого пути! Берегите себя!»
Я не обманывалась насчет двух истребителей, сопровождавший взлет нашего «Боинга». Мама сказала: «Смотри, нас охраняют». Я ответила: «Нет, мам, это от нас охраняют». Со стороны южного Манхеттена все еще поднимался дым. А я думала о том, что истребители-истребителями, а главное - это люди. И что теперь для меня Америка навсегда останется родной, потому что нельзя вместе с ними пережить такое и не понять, что американцы - такие же, как мы. Может, даже немного лучше. Сказала бы я «Счастливо пути!» иностранцу, из-за которого меня попросили выйти из очереди? Не уверена.
Подробнее:http://www.kommersant.ru/doc/177112
by КоммерсантЪ