Сельская школа. История выживания и любви
Была одна деталь, мимо которой все прошли: материальное обеспечение образовательного процесса составляет 28 тысяч рублей в год. Это и есть подушевое финансирование? Значит, на каждого ученика приходится в год 1 тысяча рублей? В век объявленной модернизации? Учительская душа моя замерла. Я знала, если не увижу, как живет эта школа, спокойствия не обрету.
И я рванула в Иванкино, предварительно узнав: от Новосибирска три часа на электричке до Каргата, 36 км - до с. Маршанское, и 18 км - до Иванкина.
На мой вопрос, можно ли приехать, в школе ответили: «Приезжайте». Это показалось странным. Школы сегодня в большинстве своем зажаты. Несвободны. Страх выйти за параграф охватил многих. И учителя прежде всего.
…Первому таксисту объявила: «Еду в Иванкино».
- Да вас директор школы дожидается.
И это - правда! На подержанной «Ладе» Николай Васильевич Хоменко привез на станцию студентку педагогического колледжа. Она заезжала познакомиться с деревней, школой. Будет учить детей в начальных классах. Ей понравилось всё. И Хоменко был в отличном настроении.
Каргатский район безлесный. Тоскливые пейзажи. Но ближе к деревне появляется лес. Он опоясывает всю деревню. Есть в иванкинских сутках часа полтора-два, когда затухает закат и весь небосвод окрашивается в изумрудно-голубой цвет с яркими сияющими звездами. И уже чудится, что земля и небо неразделимы, потому что в этот голубой раствор, как сказал грузинский классик, погружен земной простор. И ты - в нем. Никогда ты не был близок к небу так, как здесь, в Иванкине.
Первая мысль, какая приходит в голову: «Какое счастье, что школу не закрыли!» Жить, учиться и воспитываться в такой природной среде - абсолютное благо для ребенка, не изможденного переездами по нашим дурацким дорогам. Благо для его здоровья. Благо для его психики.
Школа - как одна семья, от технички, повара до учителей и детей.
Вот что оказалось: учителя, взявшие в свои семьи девять человек, пребывают в большом смятении от телевизионных сенсаций. Когда брали детей в дом, никому в голову не приходила мысль о спасении школы.
- Ребенок не может быть средством решения какой-то задачи. У всех у нас был человеческий интерес, - говорит Людмила Заварзина, завуч школы.
А все началось с того, как одна женщина из Маршанки увидела однажды свою дальнюю родственницу с ребенком. В руках девочка держала кусок хлеба с маргарином. Запущенное и голодное дитя. Взяв двух детей, она объявила всем: «Девчонки, не бойтесь брать детей! Это не страшно».
Первыми взяли мальчика Людмила и Юрий Заварзины. Они приехали в Иванкино из Казахстана. Время было уезжать, хотя с казахами отношения были хорошими. Иванкино им понравилось. В особенности лес и трава-мурава. У них было двое сыновей. В 2007 году взяли из детдома Юру. Шел июль, а уже в конце декабря им позвонили: есть еще один ребенок. Андрею был один год и восемь месяцев. Они увидели его плачущим. Его нянчил подросток, оказавшийся братом Андрея. Значит, брать надо двоих. Но оказалось, что есть еще один брат - Толя. Новый год Заварзины встречали с шестью сыновьями. Здесь не спрашивают о трудностях воспитания, как не спрашивают о недостатках приемышей. «Есть всё, как в любой семье» - вот и весь сказ. Но не скрывают, что дети привносят в дом новые жизненные смыслы. И откуда-то появляется энергия жить, которая начинала как будто иссякать.
- Юра, тебе не кажется, что что-то изменилось в нашей семье? Как будто заново начали жить? - спрашивает Людмила мужа. И он согласно кивает. По части воспитания он в доме главный. Отец!
Настанет тот день и час, когда я начну лить слезы. Это случится вечером перед уходом детей на каток. Заварзин-старший завязывает ботинки пятилетнему Андрею, а тот все говорит-говорит-говорит без умолку.
- Эти коньки подарил мне старший брат. Я знал, что они мои… Я их увидел и понял: это мне! Это по моим ногам…
И вся эта нескончаемая говорильня про коньки на самом деле есть детский восторг от всего, что происходит: вот мой папа, вот мои братья. Вот моя деревня. Вот мои (мои!) коньки.
Он лихо двинулся к катку.
- Когда же он встал на них? - спрашиваю Юру.
- В два года, - отвечает отец.
А за полгода до этого брошенное дитя плакало без умолку на руках у брата Пети. А он, Петя, сегодня голкипер.
Учителя сказали правду про человеческий интерес.
- У нас двое детей, - говорит жена директора Алла Дмитриевна. - Дочь заканчивает педагогический университет, а Ваня на будущий год уедет в Маршанку учиться в десятый класс. Вот сидим мы однажды с мужем, тупо уставившись в телевизор. Я и говорю: «Вот уйдет Иван и что мы с тобой будем делать?»
Сначала Сережа был в гостях месяц. Он оказался общительным. Разговорчивым. Прошлая жизнь с матерью-бедолагой и жизнь в детском доме сплелись в сложный узел судьбы. Постепенно открывалась страшная картина детской жизни, где было всё: в пять лет Сережа с сестрой калымили. Мать подрядилась картошку убирать, а дети ее сортировали. Мать родила Сережу в 16 лет. Когда собралась родить третьего ребенка, двоих малышей повезла в роддом: не с кем было оставить. Иногда Сережа вспоминал про разных мужчин, что перебывали в доме: одного убили, другой - повесился. Сережа признавал только одну еду: куриные лапы. Те самые, которые выбрасывают в мусорку. Он сам вставал в угол, полагая, что совершил нечто, за что надо идти в угол. Он радовался, что его не били в детдоме ремнем, как били некоторых за то, что они то не спят, то не едят.
Прошлая жизнь врывалась привычками, жаргонными словечками и многим другим.
- Ничего! У моего пьяного деда тоже болела голова, - говорил Сережа Николаю Васильевичу, когда видел, как тот глотал таблетку от головной боли.
У него был синдром бродяжничества: чаще всего он вспоминал забор детдома, закрытый на замок. Железные прутья кто-то раздвинул, но пролезть на волю Сережа не мог. А там, за забором, деревенские дети катались на великах.
Он прошел все круги детского ада: приемник, больница, детдом…
Иногда у Аллы Дмитриевны возникала мысль: не увезти ли его обратно?
В тот месяц, когда решалась его судьба, Сережа больше всего боялся, что его вернут.
- Давай, я тебе сделаю веер!.. Давай, ноги помою… - говорил он Алле Дмитриевне.
Это были детские попытки задержаться в доме, приютившем его.Алла Дмитриевна горюет, что не смогли взять девочку, сестру Сережи. У Насти серьезные проблемы с глазами, ей нужна постоянная медицинская помощь.Однажды я завела речь о матерях-кукушках. Все-таки любопытное это социальное явление: запросто отдают троих, четверых. Рожают новых - и тут же бросают.
- Знаете, я бы и Катю приняла в дом, - говорит Алла.
Не сразу понимаю, что речь идет о матери Сережи. Изломанная судьба. Сиротливое детство.
Постепенно болезненные воспоминания покидали ребенка, но супруги Хоменко знают, что прошлая жизнь возвращается к Сереже в те часы, когда с ним не совладать. Однажды я увидела это.
Сережа встал угрюмым. Пил чай не умывшись. Никто и не настаивал. Отец и мать знают, что надо перетерпеть. Делали вид, что ничего не происходит.
И вот он, великий педагогический час. Мы в этот день все уезжали в Каргат. Николай Васильевич, вручая ключи от дома Сереже, сказал, что он теперь главная опора семьи. На нем остается все хозяйство. И надо запомнить: к спичкам и газу не подходить, в дом никого не впускать.
- А выпускать можно? - спросил ребенок.
Я видела, как выходил Сережа из своего оцепенения. Как он был горд доверием, оказанным ему. Как был счастлив, что рядом с ним две кошки, которых обычно удаляли в сарай на время отъезда.
Итак, деревня Иванкино приняла в дом 12 детей, а соседское большое село Маршанское - 32.
От деревни не спрятаться. Всё и все на виду. Как обиходят, как кормят детей, как с ними обращаются.
- Деньги гребут, а ребенок в джинсах ходит, - это уже приговор.
Однажды в деревню приехали работники того детского дома, из которого взяли детей. Они их не узнали. Внутренне и внешне это были совсем другие дети.
Школа
Я все думала, как определить доминантное состояние учительского коллектива, состоящего из восьми человек. Что они не жалуются, это сразу было понятно. У них одна забота - выжить. Выжить так, чтобы признали их право учить и воспитывать детей. Право остаться школе живой, наполненной детскими голосами. Они знают, что вполне обеспечивают тот уровень образования, который положен. Но многое не могут сделать потому, что нет средств. В апреле Иванкинская школа должна пройти презентацию. На соответствие определенным требованиям. Их будет прессовать Потребнадзор со своими СанПиНами. Снова прикажут спилить десять роскошных берез в школьном дворе. Они так красивы и высоки, что своими ветвями не застят света. Стоят в восьми метрах от самой школы, а положено стоять в пятнадцати…
Чтобы выжить, школе нужны демонстрационные столы по физике и химии, а это около 30 тысяч.
Хотя бы два-три компьютера…
Нужна электрическая плита для занятий по домоводству, а швейную машинку они кое-как купили.
Слава Богу, что СанПин не будет требовать теплого туалета, поскольку проект школы не предполагал его устройство. Потребнадзор вынужден будет смириться с белым домиком и буквами «Ж» и «М» с его обычными двумя очками.
А еще я узнала, что на школьный обед положено 20 рублей. Онищенко это не тревожит?
Всё, что могут, учителя приносят из дома. Все ремонтные работы по школе осуществляются двумя мужчинами - директором и физруком.
Про свою зарплату вам никто не скажет. Сколько дают, столько и надо. Больше того, им стыдно заходить в магазин. Они знают, что у людей денег нет. Даже если вы устроитесь где-то, платить вам будут сущую ерунду.
- У нашего соседа трое детей. Устроился разнорабочим. В день могут заплатить то 100 рублей, то 40, - говорит завуч Людмила Заварзина.
Социальная ситуация на селе претерпела серьезные изменения. Если раньше глава хозяйства жил на глазах у всей деревни и, значит, можно было с ним или поговорить, или обматерить на собрании, чему я не раз была свидетелем. Теперь иное: некто скупил хозяйство и живет в городе. Ему плевать на школу, на жизнь тех, из кого он тянет жилы. У него никакой ответственности. Хищник и есть хищник.
В школе есть так называемый стимулирующий фонд зарплаты. Это для учителей, добившихся определенных результатов. Так вот: никто не покушается на этот фонд. Его тратят на нужды школы.
Из своих 43 лет двадцать Николай Васильевич - директор школы. Родился в Иванкине. Выучился на учителя физики, сходил в армию и вернулся в деревню.У него уже разработан демографический атлас школы до 2020 года. В школе не будет меньше 24 человек. Будут годы, когда в школу пойдут 28 человек. Он очень надеется, что школа спасет деревню.
Гордость школы - хоккейная команда. В районе она заняла первое место, а в межрайонных соревнованиях - третье.
Мысль о катке возникла давно. Николай Васильевич все время думал то о детском здоровье, то о длинных зимних вечерах, которые должны быть заняты чем-то полезным для ребенка.
Нужна была хоккейная коробка. И он ее с физруком Николаем Семеновичем поставил: 40х23 м. Протянул рабицу, провел освещение. Купил коньки. Для коробки нужен был лес. Его выдал бывший директор совхоза, работавший к тому времени на пилораме. Нужны были и столбы. Затраты оказались большие - 67 тысяч рублей. Но радость - для всего села.
В четыре часа дня Ваня, сын директора школы, открывает комнату, где хранится спортинвентарь. Дети надевают коньки, и начинается красивейшее зрелище. Все на коньках!
У команды, имеющей спортивные успехи, нет спортивной одежды. Если предстоят соревнования, просят форму у соседней маршанской школы.
- Давайте купим форму! - кричу я.
Оказывается, форма не подъемна для школы. Нужно 150 тысяч рублей. Их никогда не будет.
Сколько же раз мы вместе со всем коллективом школы принимались считать, сбрасывая «лишние» рубли и копейки. Так вот, для полного счастья Иванкинской школе нужно 250 тысяч рублей. Цифра, от которой заходится учительское сердце. Невозможная мечта!
Я все хотела понять, как устроена жизнь в моем отечестве. Как? Если положена плита для домоводства, должны быть деньги для ее приобретения. Если президент объявил всеобщую компьютеризацию (скорее растленизацию- ибо школа так и не сумела дать понимание интернета как оружия против детей) , должны же быть деньги на компьютеры. Если физкультура объявлена чуть ли не главным предметом в школе, должны быть деньги на приобретение спортинвентаря. Купить футбольный мяч не на что. И кто-то должен обеспечить школе выход в интернет. А все дело в какой-то старой аппаратуре на телефонной станции, если я правильно поняла.
Мы поглядываем на веб-камеру, поставленную к выборам. И смех и грех! Эти бы денежки да на нужды школы…
А осенью будет праздник - 115 лет Иванкинской школе. Его проведут ранней осенью, когда школа и вся деревня будут в цветах и радости.
Живое чувство
Жизнь моя, начавшаяся с сельской школы, так или иначе оказалась связана с малокомплектными школами. Вся история уничтожения этих школ прошла на моих глазах. Объявленная в 60-х годах кампания по уничтожению неперспективных сел смела сотни малокомплектных школ и загнала первоклашек в убогие (но не такие уж и убогие и плюс шло интенсивное строительство новых сельских школ с оснащением не хуже, чем в городе ! Тогда в 70х и 80-х - это были самые лучшие сельские школы в мире. Целенаправленное продуманное уничтожение сельских школ началось с рыночной оккупацией 90-х) интернаты соседних сел. В пятницу они шли к себе домой, а в понедельник мы, учителя, с тревогой пересчитывали детей.
Худышка, Пресновка, Бедрищки, Крючки - по сей день сидят они в моей памяти как самые горькие страницы моей учительской жизни.
Никогда не забыть директора школы в Крючках Александра Дронова, который после закрытия школы ушел в соседний колхоз учетчиком. Каждое утро он совершал на своей лошаденке круг почета вокруг забитой школы. Он ладил штакетник, красил крыльцо и всё надеялся, что школу откроют. В деревне было всего-навсего девять дворов.
Одуряющее пахло черемухой, бесстрашно заявлялись зайцы в отсутствие людей, а школа, молчаливая и сирая, была в укор всем нам.
За последние 20 лет уничтожены тысячи школ. Дни, проведенные в Иванкинской школе, еще раз убедили меня, как важно ребенку вырастать в среде, которая щадит его.
Я провела уроки во втором, третьем, восьмом и девятом классах. Они написали сочинения о своей жизни с очень точным пониманием преимуществ учебы в родном селе и теми ограничениями, которые при этом неизбежны.
Когда я попыталась разыграть пушкинскую «Сказку о Золотой рыбке» и предложила сформулировать три желания, все дети, начиная со второго класса, спрашивали: «Эти желания для школы или для меня?» Да, да, первым это спросил Миша, приемный сын одной учительницы. Оказалось, что школа и есть их собственный дом. Они хотели бы сменить мебель, потому что в классах стоят шкафы, которые были еще тогда, когда их директор ходил в школу. Они мечтают о компьютерах, хотят детских книг (которых в библиотеке нет). Они хотят, чтобы были новые двери, подключение к интернету ( это то накой х детям ?), спортзал с тренажерами (которого никогда не будет).
«Так как у нас школа маленькая, в ней нет того, чего я хочу». (Юра Филиппов)
А хотел бы Юра, чтобы был музыкальный класс. Юра поет. Я прошу его напеть какую-нибудь песню. Он поет из репертуара Николая Расторгуева. И не голос Юры поразил меня. Природная музыкальность - вот что пленяет душу. Но Юра не напишет, что на конкурсах ему не раз советовали учиться специально. Он пишет, что школе нужны «важные приборы для обучения».
Они все пишут о любви к своей деревне.
«Я очень люблю свою деревню. В нашей деревне совхоз уже закрылся. И деревня держится и продолжает жить только лишь из-за нашей крохотной школы. Ее все время хотят закрыть.
Я хочу, чтобы у школы было современное оборудование. Чтобы у команды была хоккейная форма. Хочу жить по всем требованиям науки. У нас нет такой возможности. Если бы нашей школе дали хоть какое-нибудь оборудование: демонстрационные доски, форму, столы. Хоть что-нибудь! Все дети были бы так благодарны». (Иван Хоменко, 9-й класс)
Заливаешься стыдом, когда такое читаешь.
«Наша деревня замечательная. Леса, просторы, луга. Я не хочу, чтобы нашу деревню меняли. И закрывали школу. А еще я хочу, чтобы людям в деревне было где работать». (Александра Шенбергер, 8-й класс)
И вот что я поняла: казалось бы, лишенные многого, они имеют главное - устойчивую психику. То самое психическое здоровье, без которого нельзя состояться человеком. В них, даже самых маленьких, есть чувство ответственности не только за себя, но и за других, которые живут с ними рядом в деревне.
Размышляя о конце Нового времени, философ Гвардини писал, что уходят времена, «когда поле деятельности человека совпадало с полем его непосредственного переживания».
Есть опасность, что в эпоху господства опосредованного человек утрачивает непосредственное отношение как к природе, так и к другому человеку. Речь идет о живом чувстве, которое подменяется имитацией. Отточенная формула: «Человек - это то, что он переживает».Так вот: иванкинские дети воспитываются в гармонии с окружающей природой, в любви к родным и приемным братьям и сестрам, в той социоприродной среде, где живое чувство порождается как непосредственный ответ на увиденное и услышанное.
Неужели ничего нельзя сделать для этих детей?!
Хоть что-нибудь, как сказал Ваня Хоменко.
P.S: Мы едем в Каргат. Первое, что бросается в глаза, - новая помпезная церковь, возведенная каким-то богатым человеком.- Вам доводилось видеть школы, построенные богатыми? - спрашивает меня директор школы.- Нет, не доводилось.Только здесь, у железной дороги, прокладывающей путь в другие миры, я понимаю, что иванкинским детям нет выхода в большой мир. Им бы какую-нибудь «Газель», чтобы можно было выехать хотя бы в Каргат.- Иногда приезжает цирк, так хочется детей свозить, - говорит Алла Дмитриевна.Но «Газель» - это уже слишком. Размечтались!Мы прощаемся с Николаем Васильевичем. Я прошу дать мне его счет в банке - а вдруг мы соберем эти несчастные 250 тысяч.- Запомните, - говорит он. - Если ничего не выйдет, мы не будем в обиде. За желание помочь большое спасибо!И стыд снова заливает лицо.
P.P.S: Не причитайте над Россией, будто со сменой власти она рухнет. Не рухнет! Иванкино - ярчайшее свидетельство того, что в глубочайшей провинции, куда автобус ходит один раз в неделю, появляются люди с обостренным чувством ответственности за свою жизнь и жизнь других.
источник