первая встреча, последняя встреча
ОХОТА К ПЕРЕМЕНЕ МЕСТ
- Зажгите свет, - сказал Виктор Петрович. - Что у вас в сумке?
Лена снова вскрикнула и прижала сумку к себе.
- Ну, хватит визжать, - сказал он, не вставая с дивана, а наоборот, устраиваясь поудобнее, скрестив руки под затылком и положа ногу на ногу.
- Я не визжала, - возразила Лена. - Ну или чуточку. Но представьте: вхожу в комнату, а тут вы прямо как Юлий Цезарь…
- Что? - Виктор Петрович вскочил и сел, спустив ноги на пол. - Как кто?
Ведь он минуту назад сам о себе подумал: лежу, как убитый Цезарь в биографии Светония: dependente brachio… Что она, мысли читает?
- Как убитый Юлий Цезарь, - объяснила Лена. - Я тут в книге прочитала, вот.
Она подошла к шкафу, достала серо-зеленый том, нашла нужное место и низким голосом продекламировала: «Все разбежались; бездыханный, он остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки, со свисающей рукою, не отнесли его домой». Поставила книгу на место.
- Всё прочитала? - спросил Виктор Петрович. - Извините, прочитали…
- Ничего, - сказала Лена. - Можно на «ты». Нет, не всё. Начала первую главу, потом заглянула в конец. А вы, наверное, читали в подлиннике? Вы знаете латынь? Я тут у вас нашла книжки на латыни. Научите меня!
- Зачем?
- Так. Хочется. Иногда. Очень.
- Почему? - удивился Виктор Петрович.
Лена подошла к окну, раздвинула занавески, оперлась на подоконник.
- Вот смотрите, - сказала она, глядя в окно на улицу. - Люди ходят. Туда-сюда. Молодые, старые, модные, нищие, какие хотите. Так?
- Так, - кивнул он.
- Ага, - сказала она. - Теплые и упругие. А потом станут холодные и твердые. Все, понимаете? Они станут холодные и твердые, их положат в деревянные длинные коробочки. А потом сожгут или закопают. Всех. И меня тоже, обязательно. И поэтому я не знаю, что мне делать. Хочется наслаждаться. Хочется е**ться, - она обернулась и четко, бесстыдно повторила это слово еще раз, - мне хочется е**ться до изнеможения, исходить наслаждением, дрожать, терять сознание, и вот так засыпать. А еще хочется прочесть десять тысяч книг. Или даже больше. Читать с карандашом. Сидеть за столом, чтоб лампа горела. Делать пометки и выписки.
Хочу сама написать книгу! Десять книг.
Хочу стать святой. Делать добро. Раздавать добро горстями. Располосовать себе ляжки и кормить голодных людей своим мясом!
Или пойти на войну. Лететь на вертолете и стрелять по врагам. Чтоб они падали и горели! А я бы кричала «Ура! Огонь!»
Я не знаю, как жить, если меня потом все равно сожгут в печке. Или закопают в землю чтобы я сгнила.
Помогите мне.
Научите меня латыни. И греческому языку тоже. Прочитайте со мной разные древние трактаты. Водите моим пальцем по строчкам. Греческий-латынь, разденься и вынь. Я хочу давать пожилому, вроде вас. Потому что вы пере**ли сотню женщин. От вас пахнет этими бабами, и я буду как они, как все сто сразу.
Я напишу книгу. Я буду ее диктовать. А вы печатайте за мной, как машинистка. Я лягу, а ноутбук поставьте мне на живот. Это будет великая книга. Мне дадут Нобелевскую премию. Я возьму вас с собой в Швецию, на вручение. Вас, маму и папу - я его найду, найду, слышите?! Будет весело. Обещаю. Мама помирится с папой и с вами. У вас будет групповой секс. А я буду снимать вас на айфон и постить в инстаграм. Меня арестуют за порно. И вас тоже - вас, маму и папу. Всех! Я дам взятку - миллион. Нобелевская премия - это ведь миллион, да? Но у них в Швеции взятки давать нельзя. Нас посадят. Мы убежим. Побежим по льду в Питер. И утонем в ледяной воде.
То есть всё равно умрем. Правда, нас не похоронят, и это хорошо. Мы будем плавать в слабосоленой балтийской водичке. Класс, правда?
Она замолчала и встала посреди комнаты, прижимая свою сумку к груди.
«Совсем сумасшедшая. Как Аля. Еще сильнее», - подумал Виктор Петрович даже с некоторым удовольствием.
- Что вы молчите? - спросила она.
- Я просто не хотел вас перебивать. Вы всё сказали, Лена?
- Не знаю, - она так и продолжала стоять посреди комнаты. - Наверное, пока да. Пока всё. Вы меня научите латыни и греческому?
- Погодите, - сказал Виктор Петрович. - Вы мне так и не ответили на мой вопрос.
- Какой вопрос?
- На первый. Что у вас в сумке?
- В какой? - спросила Лена.
- У вас что, их много? - он усмехнулся.
Лена вышла в коридор и тут же вернулась, волоча за собой чемодан на колесиках, с выдвижной ручкой. Сверху к нему ремнем была приторочена большая дорожная сумка.
- Меня мама выгнала из дому, - сказала она. - Где можно разложить вещи?
- Зажгите свет, - сказал Виктор Петрович. - Что у вас в сумке?
Лена снова вскрикнула и прижала сумку к себе.
- Ну, хватит визжать, - сказал он, не вставая с дивана, а наоборот, устраиваясь поудобнее, скрестив руки под затылком и положа ногу на ногу.
- Я не визжала, - возразила Лена. - Ну или чуточку. Но представьте: вхожу в комнату, а тут вы прямо как Юлий Цезарь…
- Что? - Виктор Петрович вскочил и сел, спустив ноги на пол. - Как кто?
Ведь он минуту назад сам о себе подумал: лежу, как убитый Цезарь в биографии Светония: dependente brachio… Что она, мысли читает?
- Как убитый Юлий Цезарь, - объяснила Лена. - Я тут в книге прочитала, вот.
Она подошла к шкафу, достала серо-зеленый том, нашла нужное место и низким голосом продекламировала: «Все разбежались; бездыханный, он остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки, со свисающей рукою, не отнесли его домой». Поставила книгу на место.
- Всё прочитала? - спросил Виктор Петрович. - Извините, прочитали…
- Ничего, - сказала Лена. - Можно на «ты». Нет, не всё. Начала первую главу, потом заглянула в конец. А вы, наверное, читали в подлиннике? Вы знаете латынь? Я тут у вас нашла книжки на латыни. Научите меня!
- Зачем?
- Так. Хочется. Иногда. Очень.
- Почему? - удивился Виктор Петрович.
Лена подошла к окну, раздвинула занавески, оперлась на подоконник.
- Вот смотрите, - сказала она, глядя в окно на улицу. - Люди ходят. Туда-сюда. Молодые, старые, модные, нищие, какие хотите. Так?
- Так, - кивнул он.
- Ага, - сказала она. - Теплые и упругие. А потом станут холодные и твердые. Все, понимаете? Они станут холодные и твердые, их положат в деревянные длинные коробочки. А потом сожгут или закопают. Всех. И меня тоже, обязательно. И поэтому я не знаю, что мне делать. Хочется наслаждаться. Хочется е**ться, - она обернулась и четко, бесстыдно повторила это слово еще раз, - мне хочется е**ться до изнеможения, исходить наслаждением, дрожать, терять сознание, и вот так засыпать. А еще хочется прочесть десять тысяч книг. Или даже больше. Читать с карандашом. Сидеть за столом, чтоб лампа горела. Делать пометки и выписки.
Хочу сама написать книгу! Десять книг.
Хочу стать святой. Делать добро. Раздавать добро горстями. Располосовать себе ляжки и кормить голодных людей своим мясом!
Или пойти на войну. Лететь на вертолете и стрелять по врагам. Чтоб они падали и горели! А я бы кричала «Ура! Огонь!»
Я не знаю, как жить, если меня потом все равно сожгут в печке. Или закопают в землю чтобы я сгнила.
Помогите мне.
Научите меня латыни. И греческому языку тоже. Прочитайте со мной разные древние трактаты. Водите моим пальцем по строчкам. Греческий-латынь, разденься и вынь. Я хочу давать пожилому, вроде вас. Потому что вы пере**ли сотню женщин. От вас пахнет этими бабами, и я буду как они, как все сто сразу.
Я напишу книгу. Я буду ее диктовать. А вы печатайте за мной, как машинистка. Я лягу, а ноутбук поставьте мне на живот. Это будет великая книга. Мне дадут Нобелевскую премию. Я возьму вас с собой в Швецию, на вручение. Вас, маму и папу - я его найду, найду, слышите?! Будет весело. Обещаю. Мама помирится с папой и с вами. У вас будет групповой секс. А я буду снимать вас на айфон и постить в инстаграм. Меня арестуют за порно. И вас тоже - вас, маму и папу. Всех! Я дам взятку - миллион. Нобелевская премия - это ведь миллион, да? Но у них в Швеции взятки давать нельзя. Нас посадят. Мы убежим. Побежим по льду в Питер. И утонем в ледяной воде.
То есть всё равно умрем. Правда, нас не похоронят, и это хорошо. Мы будем плавать в слабосоленой балтийской водичке. Класс, правда?
Она замолчала и встала посреди комнаты, прижимая свою сумку к груди.
«Совсем сумасшедшая. Как Аля. Еще сильнее», - подумал Виктор Петрович даже с некоторым удовольствием.
- Что вы молчите? - спросила она.
- Я просто не хотел вас перебивать. Вы всё сказали, Лена?
- Не знаю, - она так и продолжала стоять посреди комнаты. - Наверное, пока да. Пока всё. Вы меня научите латыни и греческому?
- Погодите, - сказал Виктор Петрович. - Вы мне так и не ответили на мой вопрос.
- Какой вопрос?
- На первый. Что у вас в сумке?
- В какой? - спросила Лена.
- У вас что, их много? - он усмехнулся.
Лена вышла в коридор и тут же вернулась, волоча за собой чемодан на колесиках, с выдвижной ручкой. Сверху к нему ремнем была приторочена большая дорожная сумка.
- Меня мама выгнала из дому, - сказала она. - Где можно разложить вещи?