Овсянки
Мелодрама, Россия, 2010, 75 мин.
Режиссёр: Алексей Федорченко
В ролях: Игорь Сергеев, Юлия Ауг, Юрий Цурило, Виктор Сухоруков.
Однако, имею ли я право ревниво разглагольствовать, доказывать и злорадно убеждать доколе, поёлику он тоже любит Мертвец Джармуша.
Вопрос - имею или нет?
Или по-другому - может ли мертвец быть женского пола?
- Посмотри на тех девушек в желтых купальниках с железной дороги. Они крутят рельсы, вколачивают костыли, кидают шпалы, а их дома ждут мятая постель, пьяные мужья, похоть…. А ты хандришь - говорил Юрка Светке.
А Светка лежала на диване, а слёзы тихо растекались по щекам и дивану.
Я так не могу, как может Юрка. Для меня воплощением женской судьбы вошла и не вышла, осталась на всю жизнь женщина за прилавком, которая, раздвинув бюстом атмосферу от Акдама до 72-го портвейна, а иногда она достигала всех трёх семёрок, смело бросала толпе:
- Ждите! Вас много. Я одна!
Эх, ей бы в своё время под защиту Зимний.
Толпа сразу понимала и ждала. Особенно дружно понимала без пятнадцати семь.
Я - не Юрка. Юрка - врач. У Юрки все братья и сестры, как один - врачи. Родители - врачи. Дедушка и бабушка - заслуженные врачи. У Юрки генетическое понимание женской души до генеалогической глубины, и ещё на это круглое нежное колено глубже.
И хотя мы с Юркой оба строители и теперь у нас одна Светка, мне до Юрки и до глубины женской души очень далеко.
Поэтому мне надо подумать. Беру рекламную паузу, и пока мимо идет реклама, расскажу тебе, почему я не стал этнографом.
С детства я любил заглядывать в чужие окна. Когда мы с папой или мамой шли домой поздним вечером, я заглядывался на светящиеся окна. Незашторенное окно притягивало и манило меня, как, став немного старше, притягивает и манит незашторенное окно женских ног, и пока мама или папа вёл меня за руку из детского сада, я перетаскивал детской волей за детскую ручку свой прилипший взгляд от одного окна к другому. Иногда детских сил не хватало, и я спотыкался. Тогда папа или мама говорил, чтобы я смотрел себе под ноги, а не куда попало. Но я не мог. Детских сил не хватало. Теперь я вырос и смотрю, куда попал. И с любовью вспоминаю, как меня ведут поздним темным вечером из садика, потому что мои родители много и долго работали и всегда не успевали забрать меня вовремя. Но тогда я смотрел в окна. И никогда не было желания проникнуть внутрь. Узнать, потрогать. Я смотрел на светящуюся из распахнутых штор тайну. А узнать и потрогать - всё равно, что стать гинекологом и убить, раскрыть, распахнув доверчиво придушить, ухватив за шейку крючковатыми щипцами тайну.
Потом я научился читать и где-то прочел, что за некоторыми окнами тоже живут люди. Потом я прочел, что люди бывают разными. С тех пор я иногда перечитываю это место, чтобы понять его, её, их, оных, моё. Потом у меня были Джеймс Джордж Фрэзер, Альберт Швейцер, Леви-Стросс, Карло Гинзбург, Эдвард Эванс-Притчард и теперь я хорошо вижу в окне, куда попал.
Во дворе, оставив на скамье перекуривать оранжевые накидки, они сражаются в настольный теннис. Суббота. Полдень. Обычно индейцы племени garimpeiros управляются метлами, граблями и лопатами в зарослях кустов и среди деревьев. Если к своему несчастью такой искатель алмазов находит золотой слиток, это считается дурной приметой; надо немедленно выбросить металл в воду: тот, кто оставит золото, обрекает себя на неудачу на многие недели. Иногда разгребающему листья и гравий руками достается удар колючим хвостом ядовитого ската. Такие раны заживают с трудом. Надо искать женщину, которая согласиться помочиться на рану. Но поскольку в округе найти можно только проституток, эта лечебная процедура чаще всего влечет за собой тяжелейшую форму сифилиса. Некуда податься настоящему индейцу. Для души остается только настольный теннис. И алмазы. Пока молод и здоров.
Вот такие печальные тропики.
Поэтому начать надо было так:
Овсянка обыкновенная, или желтоголовая, или лимонная (устар.) - Emb citrinella.
Мн. число - овсянки.
Внешний вид. У самца голова, грудь и брюшко желтые с коричневатыми полосками, спина и пятна по бокам груди коричневые, по бокам хвоста белые полоски. Самки желтовато-бурые с каштановым надхвостьем.
Песня - звонкое “зинь-зинь-зинь-зииииии...циик”, крик - звонкое “цик”.
Или ещё короче: не писать, не читать, не ходить, не платить, не смотреть, не жрать попкорн и колу, не вставать - «извините, разрешите пройти».
Отцедить на четверти строчки
- Психопатология обыденной жизни
и точки, точки.
Режиссёр: Алексей Федорченко
В ролях: Игорь Сергеев, Юлия Ауг, Юрий Цурило, Виктор Сухоруков.
Однако, имею ли я право ревниво разглагольствовать, доказывать и злорадно убеждать доколе, поёлику он тоже любит Мертвец Джармуша.
Вопрос - имею или нет?
Или по-другому - может ли мертвец быть женского пола?
- Посмотри на тех девушек в желтых купальниках с железной дороги. Они крутят рельсы, вколачивают костыли, кидают шпалы, а их дома ждут мятая постель, пьяные мужья, похоть…. А ты хандришь - говорил Юрка Светке.
А Светка лежала на диване, а слёзы тихо растекались по щекам и дивану.
Я так не могу, как может Юрка. Для меня воплощением женской судьбы вошла и не вышла, осталась на всю жизнь женщина за прилавком, которая, раздвинув бюстом атмосферу от Акдама до 72-го портвейна, а иногда она достигала всех трёх семёрок, смело бросала толпе:
- Ждите! Вас много. Я одна!
Эх, ей бы в своё время под защиту Зимний.
Толпа сразу понимала и ждала. Особенно дружно понимала без пятнадцати семь.
Я - не Юрка. Юрка - врач. У Юрки все братья и сестры, как один - врачи. Родители - врачи. Дедушка и бабушка - заслуженные врачи. У Юрки генетическое понимание женской души до генеалогической глубины, и ещё на это круглое нежное колено глубже.
И хотя мы с Юркой оба строители и теперь у нас одна Светка, мне до Юрки и до глубины женской души очень далеко.
Поэтому мне надо подумать. Беру рекламную паузу, и пока мимо идет реклама, расскажу тебе, почему я не стал этнографом.
С детства я любил заглядывать в чужие окна. Когда мы с папой или мамой шли домой поздним вечером, я заглядывался на светящиеся окна. Незашторенное окно притягивало и манило меня, как, став немного старше, притягивает и манит незашторенное окно женских ног, и пока мама или папа вёл меня за руку из детского сада, я перетаскивал детской волей за детскую ручку свой прилипший взгляд от одного окна к другому. Иногда детских сил не хватало, и я спотыкался. Тогда папа или мама говорил, чтобы я смотрел себе под ноги, а не куда попало. Но я не мог. Детских сил не хватало. Теперь я вырос и смотрю, куда попал. И с любовью вспоминаю, как меня ведут поздним темным вечером из садика, потому что мои родители много и долго работали и всегда не успевали забрать меня вовремя. Но тогда я смотрел в окна. И никогда не было желания проникнуть внутрь. Узнать, потрогать. Я смотрел на светящуюся из распахнутых штор тайну. А узнать и потрогать - всё равно, что стать гинекологом и убить, раскрыть, распахнув доверчиво придушить, ухватив за шейку крючковатыми щипцами тайну.
Потом я научился читать и где-то прочел, что за некоторыми окнами тоже живут люди. Потом я прочел, что люди бывают разными. С тех пор я иногда перечитываю это место, чтобы понять его, её, их, оных, моё. Потом у меня были Джеймс Джордж Фрэзер, Альберт Швейцер, Леви-Стросс, Карло Гинзбург, Эдвард Эванс-Притчард и теперь я хорошо вижу в окне, куда попал.
Во дворе, оставив на скамье перекуривать оранжевые накидки, они сражаются в настольный теннис. Суббота. Полдень. Обычно индейцы племени garimpeiros управляются метлами, граблями и лопатами в зарослях кустов и среди деревьев. Если к своему несчастью такой искатель алмазов находит золотой слиток, это считается дурной приметой; надо немедленно выбросить металл в воду: тот, кто оставит золото, обрекает себя на неудачу на многие недели. Иногда разгребающему листья и гравий руками достается удар колючим хвостом ядовитого ската. Такие раны заживают с трудом. Надо искать женщину, которая согласиться помочиться на рану. Но поскольку в округе найти можно только проституток, эта лечебная процедура чаще всего влечет за собой тяжелейшую форму сифилиса. Некуда податься настоящему индейцу. Для души остается только настольный теннис. И алмазы. Пока молод и здоров.
Вот такие печальные тропики.
Поэтому начать надо было так:
Овсянка обыкновенная, или желтоголовая, или лимонная (устар.) - Emb citrinella.
Мн. число - овсянки.
Внешний вид. У самца голова, грудь и брюшко желтые с коричневатыми полосками, спина и пятна по бокам груди коричневые, по бокам хвоста белые полоски. Самки желтовато-бурые с каштановым надхвостьем.
Песня - звонкое “зинь-зинь-зинь-зииииии...циик”, крик - звонкое “цик”.
Или ещё короче: не писать, не читать, не ходить, не платить, не смотреть, не жрать попкорн и колу, не вставать - «извините, разрешите пройти».
Отцедить на четверти строчки
- Психопатология обыденной жизни
и точки, точки.