Рефлексия Х
P IX
Географическая разбросанность моей родни располагала к поездкам в разные регионы планеты. С изумлением читаю я в сегодняшних интернетах о каких-то братских славянских народах, которые якобы одинаковые, и потому один народ.
За всю страну сказать не могу, но помню свои яркие впечатления от разных столиц: Баку, Вильнюса, Киева, Москвы и, разумеется, Минска.
Конечно, ни жителей Баку, ни жителей Вильнюса никому из особенно семейно-oриентированных любителей ‘жить всем вместе’ не придёт в голову назвать братьями - и слава Богу! В Вильнюс своего детства и юности я приезжала как будто за границу - спокойные элегантные люди, иностранный язык, чистые подъезды с цветами в горшках на лестничных клетках (А что, так можно было? Спойлер - да, но не в Минске). За этими наблюдениями следовало ощущение, что я там - лишняя, и - желание ‘жить так же’, но у себя.
В Баку была лишь раз, и на мой минский детский взгляд, это была не другая страна, а другая планета. Особенно поразило отношение к деньгам. Сначала, когда нам внаглую не вернул сдачу таксист, мой ум с этим как-то справился - таксисты мухлевали и в Минске, просто не так открыто. Но когда нам не дал сдачу кассир в обычном продуктовом магазине - мой детский ум зашёл за разум. Беларусы поймут - у нас всё было и есть ‘до копейки’, тютелька в тютельку, и чтоб в конце смены касса сошлась, - или ни-дай-Бог, и посадят. В Баку же, после того, как бабушка напомнила о полагавшейся нам сдаче, нам её оба раза презрительно швырнули в лицо (в магазине я даже испугалась). В общем, бакинцы озадачили меня своим стилем жизни. Они носили красивые пальто, хотя было тепло; ходили на променады вдоль моря, которое на самом деле было озеро; мужчины не считали денег, при этом не производя впечатление супер-богачей; а женщины зачем-то соревновались в выпечке вкуснейших, но очень сложных тортов… Не постигнув ‘неписаных правил жизни города Баку’, я не почувствовала желания жить ни там, ни ‘как там’.
Москва, Киев и Минск были схожи тем, что люди там общались на условном русском - хотя в Украине это зачастую был суржик, в Беларуси - трасянка, а у москвичей имелся характерный забавный акцент. Не перепутаешь. Но кроме языка лично я не заметила какого-то особого сходства и не испытала потребности всем нам слиться в одну семью. В Австрии и Германии, например, тоже один язык, но их никто не путает и не объединяет. Если мексиканцы и страдают без своих аргентинских ‘братьев’, они делают это молча. Даже Великую Колумбию никто не пытается восстанавливать - а ведь в состав той, не побоюсь этого слова, могущественной державы, помимо Колумбии, входили Эквадор, Венесуэла, Панама, и даже части Перу и Бразилии - и ничего, живут как-то теперь все по-отдельности.
В силу возраста я не вникала в историческую и административную значимость столиц РСФР, УССР И БССР - в детстве мне это было рано, а в юности я не интересовалась историей. Я также не ассоциировала Москву со своей столицей - настолько она была ‘не моя’ по ощущениям. ‘Столица нашей страны’ - это было что-то из учебника, но не из жизни (скорее всего, тут опять надо делать поправку на исторические перемены периода, совпавшего с моeй юностью - я действительно чувствовала страну и родину так, как описываю).
Для меня, ехавшей в гости к родственникам, речь шла о трёх больших столичных городах, в которых, совершенно точно, не жил ‘один народ’. Несколько объединённые советской архитектурой, три столицы имели разный дух. В воздухе Москвы разливалось важное самодовольство, в Киеве это была чистая радость от жизни, а в Минске - светлая печаль. (Разумеется, я не променяла бы Минск на Киев. Только из-за того, что у соседей обаятельный ребёнок, не станешь любить его большего своего.)
В Москве у приезжего было два допустимых варианта поведения - непрерывно восторгаться открывшимися его взору красотами или с высунутым языком бегать по магазинам, зеленея от зависти. Москвичи не обращали особого внимания на всех этих ‘понаприехавших’, и лично у меня было ощущение, что я там - случайная и невидимая девочка. Жителей «самого лучшего города на Земле» отличало, в общем, чувство собственной важности, которое они и транслировали окружающим. Подозреваю, что в каких-то годах периода СССР, которые я не застала, ‘жить в Москве’ уже само по себе считалось достижением, но, ощущая величие и самодовольство, витавшие вокруг меня в Москве, я не понимала, на чём именно они были основаны. Гигантский город, много серьезных лиц, спешащих по важным делам, обилие красивой одежды и стильных причёсок (вероятно, и машин, - но они меня тогда не интересовали) и нескончаемые сорта и подвиды смутно знакомой или даже ранее не виданной еды. Я нашла москвичей отстранёнными и чопорными, хотя, конечно, ещё не знала таких слов. Они не были похожи на минчан.
В России я также ездила в Санкт-Петербург, по Золотому Кольцу, в Севастополь, в Кабардино-Балкарию и в Краснодарский край. Пересекалась там с разными людьми и очень бы удивилась, скажи мне кто-нибудь, что беларусы (в моём случае минчане, брестчане и жители Могилёвской области) были на них похожи. Не более, чем беларусы были похожи на поляков, литовцев или украинцев. По моему мнению - менее…
В Киеве приезжий сразу попадал на праздник жизни и вовлекался в гущу событий. Люди на улицах улыбались раз в десять чаще, чем в Минске, и безостановочно ‘юморили’. Они были очень живые, громкие и яркие - необычно одетые, например. По отношению к приезжим большинство прохожих было настроено любопытно-дружелюбно; заговаривать и шутить на улице с незнакомцами было нормой - ничего похожего я не наблюдала ни в Москве, ни в Минске (если, конечно, не считать маньяков и педофилов за любителей общаться). Уютные улочки, цветущие каштаны, золотые купола церквей и обильная, умопомрачительно вкусная еда.
Не знаю, с чем сравнить ощущения от Минска. Когда где-то родился и долго жил, - по умолчанию воспринимаешь бытующие там нравы, как норму. Уже много поездив по разным местам, в возрасте ближе к 30-ти, я смогла отделить ‘минское’ от ‘общечеловеческого’. В Минске моего детства я как будто бы ежедневно присутствовала на поминках хорошего человека. Сама трагедия смерти была уже как будто пережита, боль утраты притупилась, время присыпало всё песочком забвения, и минчан, собравшихся помянуть покойника на годовщину, лучше всего характеризовали бы такие словосочетания как ‘лёгкая печаль’, ‘светлая память’ и ‘тихая радость’ - вероятно оттого, что усопший уже отмучился и вознёсся… Эти плотно сжатые губы, эти явно подавленные эмоции, этот тихий и редкий смех, эти мученические выражения лиц - одновременно благородные и смирeнные…
Как менялись москвичи при суверенной России и киевляне при незалежній Украïне мне не ведомо, но когда повседневная жизнь ў незалежнай Беларусі слегка наладилась, - минчане повеселели (заметно, но тоже слегка). Базовая настройка минчанина - это такая отстранённость и ангельская прозрачность. Бывает, что ангелочков на картинах изображают упитанными и шаловливыми - это не минчане (это, возможно, киевляне:); а бывают такие ангелы - светлые, тонкие и немного грустные - вот это минчане. До последних двух-трёх лет мне было комфортно среди минчан - я также генетически сдержана в своих печалях и радостях и базово настроена на лёгкий минор, приправленный подтекстами и чёрным юмором. Но теперь у беларусов прибавилось новое качество - перманентная напряжённость. Она невооружённым взглядом заметна в беларуских каменных шеях и плечах, подтянутых к ушам. Она плотно висит в воздухе. У меня её нет.
Мифического бел-рус-украинского народа тоже нет, - ни с логической, ни с исторической, ни с лингвистической, ни с эмоционально-чувственной точек зрения. А теория ‘народов-братьев’, на мой взгляд, слаба. Под неё можно подвести какие угодно соседствующие страны. Болгарская и греческая национальная одежда и танцы-хороводы зачастую не отличимы, но болгары ни разу ни греки. Болгары, проживающие на прилегающих к Турции территориях, поголовно являются турецко-говорящими мусульманами, но разве турки болгарам братья? Подобные наблюдения можно сделать касаемо большинства стран-соседей. Беларуский и украинский народы всегда существовали, параллельно с русском. У них не всегда была государственность, но ‘народ’ и ‘государство’ - разные понятия. Правда в том, что беларусы прошли с Россией часть своего исторического пути, но правда и в том, что они прошли другую его часть с Литвой и Польшей. Ну и, разумеется, правда в том, что мне нравится, когда мои братья живут у себя дома, а я - у себя.
Возможно, адепты ‘одного народа’ путают беларуский-русский-украинский с почившим в бозе, царство ему небесное, советским народом? Советские люди, действительно, были все чем-то похожи, но это потому, что все непохожие - сидели. Курс на восстановление советской нации объяснил бы разные пробелы в теории о том, как три братских восточно-славянских народа должны, наконец, слиться в долгожданном экстазе. Например, что при этом слиянии должны делать остальные не-русские 100+ национальностей РФ? А с советской нацией всё понятно: встречает, например, влившийся в Россию беларус эвенка. У обоих по две руки и две ноги, и оба на свободе - ну, разумеется, они - братья!
Вот так сидишь себе за океаном, читаешь разрозненные новости, а они складываются в единый узор, и ты внезапно понимаешь, что отдельные славянские братья решили возродить на твоей исторической родине СССР. Шокированный внезапной догадкой, сначала думаешь: «а зачем???!!!», потом недоумеваешь: «но как…?!», и, наконец, напомнив себе, что ты уже 20 лет там не живешь, успокаиваешь свои фантомные боли отстранённым: «а интересно, что они там курят?»