Вы нам писали: Что делать с творческим затишьем
Таинственная Марианна _squaw прочитала мой постинг Сколько же нужно свободного времени? и спрашивает у меня, что делать, если раньше рисовал, но когда-то бросил. А теперь уже всё есть - и материалы, и время, но не совсем понятно, как вернуть былое удовольствие от творчества и как научиться желать творить. Я написала Марианне, что у меня на этот счёт есть своя история, и она очень удивилась. Рассказываю её здесь, в том числе и для Марианны.
"здравствуйте, прочитала ваш пост про время для творчества
и хочу попросить у вас совета
раньше много рисовала и в общем получалось неплохо
потом со временем стало трудно и местом, и даже красок не было
ну, это неважно
прошло, наверное, больше десяти лет
и время снова появилось, и место, и любые материалы
но разучилась - глаза видят, а руки не могут
понимаю, что надо сидеть и "набивать руку"
а не могу - такое всё кривое и отвратительное, что смотреть противно
и стыдно, и обидно
какой-то "комплекс отличника"...
есть ли способ преодолеть это как-то менее болезненно, чтобы вернулось было удовольствие
как вы думаете?
спасибо.
марианна"
Мне кажется, что у любого творческого человека бывали такие периоды в жизни, когда казалось, что всё это творчество только мешает жить, лишает сна, терзает и, по сути дела, не приносит никакого удовлетворения: ни морального, ни финансового. И вообще - вот есть какая-то постоянная работа - на неё уходит много сил. Есть семья, которая желает моего участия, любви и заботы. Есть ещё какие-то проблемы, связанные с элементарным обустройством жизни, здоровьем и т.д. А всё эти творческие кружева только отвлекают от настоящей жизни, настоящих забот и проблем. Говоря прямо, есть настоящая жизнь, а есть творчество, с которого пользы, как с козла молока.
Я тоже не исключение. В моей жизни был такой период, когда я 2 года не просто не бралась за бумагу и карандаш, а была даже на все 100% уверена, что всё, это не моё и моим уже быть не может. Что я больше не хочу и не умею, тема закрыта навсегда. Мне даже казалось, что все эти увлечения лепкой, рисованием, живописью были всего лишь детскими увлечениями. А теперь наступила взрослая жизнь и нужно думать, как и куда грести, не отвлекаясь на глупости.
Сейчас уже трудно сказать, что послужило тогда толчком к отказу от творчества вообще. Казалось бы, всё было хорошо - на тот момент я нарисовала 2 детские книги, будучи самым молодым иллюстратором у своих авторов. С таким достойным портфолио можно было бы подумывать о других заказах на книги, о других потенциальных клиентах или какой-то творческой работе. Но почему-то я этого не сделала.
Сейчас, когда я вспоминаю о том времени, я понимаю, что меня так воспитали. Семья у меня очень творческая, но никто, повторюсь, никто не зарабатывал творчеством на жизнь настолько, чтобы прокормить себя, кошку и ребёнка. Когда я со своей серебряной медалью после школы (увы, 4-ка по русскому) хотела поступать в Краснодаре в Кубанский Государственный Университет на художественно-графический факультет, папа уныло пожал плечами и сказал, что если я хочу всю жизнь прожить в нищете, то могу со спокойным сердцем уезжать из родительского дома и становиться художником. Мама меня тоже не поддержала, хотя именно ей я обязана своими умениями, своей любовью к рисованию и искусству вообще. Именно она забрасывала меня всевозможными книгами и красками - это были единственные вещи в нашей советской семье, на которых запрещалось экономить. Именно она записала меня в художественную школу и даже записала в художку и приставила ко мне старшего брата, чтобы он меня, первоклашку, водил на занятия и не скучал, пока ждёт. Сколько я помню маму, её братьев, бабушку - все рисовали, делали чеканки, занимались резьбой по дереву, мозаикой, но упорно жили с мыслью, что художники, скульпторы, мозаичники - не они.
Так я поступила учиться на АСУ в Таганроге, была отличницей, рисовала каждый день в стол, удивляя подругу, с которой мы снимали комнату, своими умениями, пока друг детства моего будущего мужа - Макс (auxent) не посоветовал меня как художника двум замечательным авторам прекрасных учебников и детских книг Ольге Леонидовне Соболевой и Василию Василиевичу Агафонову. Макс делал тогда для них вёрстку, а они искали человека, который бы умел рисовать, но также разбирался бы в физике и математике, потому что именно сказки по физике и математике нужно было иллюстрировать. Нужно ли рассказывать, насколько я воспряла духом? В тот момент я была в Таганроге на практике и не имела с собой ни одного рисунка, чтобы показать авторам. За один только вечер я сделала на одном дыхании 3 иллюстрации, а на следующий день уже сидела на диванчике у О.Л. и В.В., гладила их многочисленных кошек и собачек и принимала поздравления и напутствия к началу нового отрезка моей жизни.
Когда я нарисовала 2 книги для них, наступило небольшое затишье, да и проблемы личного характера стали отнимать много сил и времени. Вот в это самое затишье ко мне снова стали лезть мысли о моей художественной ненастоящести! Что настоящие-то художники - они там где-то далеко-о-о. Они, они, они такие, такие, ну совсем другие. Точно уж не такие, как я! А я, ну кто я такая? Ну подумаешь, нарисовала 2 книги к 19 году рождения. Подумаешь. А потом ещё бесконечные сессии, экзамены-дипломы, временный разрыв отношений и скандалы с родителями, потому что я съхалась и стала жить с мальчиком без того, чтобы выйти за него замуж. А потом и переезд в другую страну. В общем рисование и мои художественные успехи как-то выцвели, стали какими-то совсем далёкими и как будто чужими.
По приезду в Германию мы оказались просто в чудовищных условиях. Там, в России, у меня остался любимый человек, друзья... Там у нас был большой дом, огромный сад с вишнями, яблонями, густыми зарослями малины за домом, огородом, кустом сирени прямо под окнами веранды и густой виноградник, который летом так туго оплетал двор, что среди кубанской жары там даже днём было уморительно прохладно. Там у нас всё было... И всё это мы оставили ради какого-то лагеря, где мы всей семьёй - мама, папа, я, двое сестёр и брат были вынуждены жить месяц в одной тесной комнатушке, спать на двухярусных кроватях, ждать, когда же нас вызовут на тест немецкого языка, когда же нам выдадут документы, когда нам не нужно будет унижаться в столовой, бегая 3 раза в день за пайком и проходить унизительные медосмотры.
Дело в том, что всех переселенцев, по большей части чьи родственники жили в Северной Рейн-Вестфалии, привозили сначала в так называемый накопитель в городе Хамм. Там нужно было находиться, пока всех не пересчитали, не проверили на вшивость и на знание языка, выдали временные документы и распределили на следующее временное место жительства. До того часа, как мы оказались в Хамме, я ни разу в своей жизни не испытывала столько презрения со стороны окружающих, столько унижений и насмешек и всё это в добавку к чужому языку, чужой культуре и общему культурному шоку - до этого я никогда не была за границей. Ну и я никогда в жизни не была вынуждена день и ночь находиться в одной комнате со всей своей семьёй. Через пару дней мы жутко перессорились, высказали всё, что друг о друге думаем и т.д. и т.п.
Знакомые и родные, уехавшие лет на 10-15 раньше нас в Германию, рассказывали чудные вещи, что немцы встречали их с музыкой и фанфарами в аэропорту, селили сразу в отдельные дома и давали приличные суммы денег на первое время, пока люди не обустраивались на новой Родине. Когда же мы в конце 90-х попали в Германию, никто уже не радовался новым переселенцам. Нас считали нахлебниками, хотя, признаться, многие ими действительно были и остаются по сей день. Особенно тяжко было смотреть на пожилых людей - бывших профессоров и преподавателей, врачей, юристов, людей искусства: в новой стране они за одну ночь стали никем.
Из Хамма мы попали в город Унна-Массен, где нам досталась комната попросторнее - тоже одна на всех, но с отдельной кухней на 3 квартиры, отдельными ванной и душем. Отношение к нам, правда не улучшилось. И, как ни странно, именно в тот момент, когда у меня, как мне казалось тогда, исчезли шансы на нормальную жизнь и работу, когда я была вунждена долгие месяцы жить в разлуке с любимым человеком, когда вокруг не было ни одного приветливого лица и моё будущее представлялось мне более, чем туманным, на одной из полок в супермаркете я заметила детские альбомы для школы и дешёвенькие простые карандаши. Тот день стал для меня переломным. Никто не мог обидеть то, что было у меня внутри. Никто не мог над ним посмеяться и унизить, потому что это было только моё, и входа туда никому кроме меня не было!
К тому же альбом стал поводом уходить из душной комнаты с плачущей мамой, молчаливым папой и грустно вздыхающими маленькими сестрёнками, которые не понимали ни слова в школе и, похоже, страдали поболе моего. Альбом был поводом уединяться где-нибудь на скамейке, рисовать и плакать. Мысленно я десяток раз на день собирала чемодан и уезжала назад ДОМОЙ, в Россию, где меня любили, знали, ценили. Сквозь слёзы я рисовала немецкие берёзки, осень, лавочки. От тоски по дому на страницах стали появляться Питерские мостики - перед отъездом в Германию мы с моим будущим мужем собрали за час чемоданы и уехали в путешествие по Москве и Питеру. Прощальное турне, так сказать.
А дальше было ещё хуже. Из Унна-Массена мы уехали в Бохум - жуткие условия жизни, куча неприятностей. Нас, как когда-то советских студентов, отправили туда по распределению. Немецкие власти боялись, что если переселенцы будут сами решать, где жить, то будут селиться русский к русскому, татарин к татарину. Чтобы не появлялись русские гетто, приезжих селили так, чтобы рассредоточить более менее равномерно по карте Германии. В Бохуме мы пережили свою первую настоящую трагедию - заболели обе мои сестры, когда у нас ещё не было никакого медицинского страхования и возможности попасть к врачу, мама совсем перестала двигаться, потому что уже перед отъездом в Германию русские врачи ей давали всего 2 месяца жизни. На такой отчаянный шаг, как переезд в другую страну, мы решились по большому счёту из-за мамы. Родители всё поставили на одну карту: всё продали и кучу всего бросили на произвол судьбы в надежде на то, что либо маме помогут и её смогут прооперировать, либо, в случае смерти, она будет спокойна, что приложила все усилия, чтобы увезти детей к своему отцу, нашему дедушке, и своим родным, обеспечить всем нам, включая папу, нормальную жизнь.
Не буду описывать всех подробностей, через что пришлось пройти, как тяжело было влиться в новую, незнакомую систему, как тяжело было найти новых друзей и привыкнуть к совершенно другому образу жизни и как тяжело было научиться снова верить в себя. Многие бывшие соотечественники только ликуют и говорят, что так им и нужно этим эмигрантам. Особенно сильно меня потрясло, когда я услышала такую фразу от своей школьной подруги на мои рассказы о трудностях интеграции в чужой стране. Но не буду о грустном. Везде хорошо, где нас нет.
Расскажу лучше о том, что через несколько месяцев мой альбом заполнился рисунками! Оказалось, что рисование было единственной, выражаясь языком программистов, константой в моей жизни - сменилось место жительства, отношение к жизни, в частности к людям вообще, изменились язык, профессия, но моя любовь к творчеству отсталась. Только потом я поняла, что этот маленький альбом с очень плохой, тонкой бумагой для мазни школьника меня спас. Звучит может как штамп, но, дорогая Марианна, прислушайтесь к себе. Признайтесь сами себе, зачем Вы рисуете? Для себя или для других?
Если Вы посмотрите на процесс рисования, как на вещь, которая от Вас неотделима и жизненно необходима, то тут же всё настроиться на нужную волну. И рисунки не будут слишком кривыми, и линии более уверенными, и комплексы рассосуться. Потому что ежедневное рисование, это как чистить зубы - Вы не делаете это для других, правда же? Вы делаете это для себя. Вот и делайте! Набивайте руку так долго и так нудно, как хочется. Только от Вас зависит, когда остановиться, когда хватит, когда уже достаточно чисто и красиво.
Может Вы просто не знаете, что порисовать? Может желание рисовать подменяется желанием рисовать сразу так, чтобы все ахнули, т.е. желанием общественного признания? Что ж, это тоже может быть стимулом, но не делайте ничего, что Вам не было бы в радость.
Рисуйте в своё удовольствие и только то, что вам нравится: кошечек, чашечки, цветочки - любые глупости, от которых становится хорошо именно Вам, а не потенциальным критикам: родителям, мужьям, дядям-тётям, друзьям. Т.е. единственный способ начать снова рисовать - признаться, зачем Вам это нужно: чтобы удивить других - подумайте, как и чем это этого можно достичь; чтобы найти внутреннее спокойствие - рисуйте и никому не показывайте, пока сами не решите, что пришло время.
Мне нужна была внутрення поддержка, силы, уверенность, что я не заканчиваюсь там, где недоброжелатели обо мне думали, мне нужно было время подумать, время остаться наедине с собой, а когда его заполучить творческому человеку, как ни в процессе рисования? Вдруг и Вам нужно просто время для себя? Или может и Вам привили когда-то чувство, что искусство и творчество вообще - это глупости, а если заниматься, то уж сразу не хуже, чем это делал Дюрер или Леонардо. Делайте для себя и всё получится!
Сходите к нам в сообщество art_expiration, посмотрите, как люди отрываются на разворотах, делают по высокохудожественным меркам некоторых критиков самые настоящие глупости. Однако посмотрите, сколько радости это приносит, и насколько за год с хвостиком нашего существования выросли некоторые авторы! Позвольте рисованию стать не обязанностью, а увлекательной частью Вашей жизни. И, если боитесь, что Вас кто-то осудит за занятия глупостями, смело отвечайте, что Ваша жизнь не глупость - а только Ваша жизнь и Ваше право получать удовольствие так, как Вам удобно и доступно.
Посмотрите на меня. Вопреки всему я выучилась на иллюстратора и дизайнера графики. Я работаю по своей специальности и кормлю себя и свою семью "глупым" творчеством. Если у Вас другая профессия, всё равно не отчаивайтесь. Какая разница. Главное, чтобы Вы знали, что Вы не заканчиваетесь на работе, жизненных проблемах и прочем. У Вас есть что-то ещё, большее и высшее - дар материализовать мысль. Не закапывайте его только потому, что что-то не получается. Рисуйте каждый день и рисуйте только то, что по-настоящему приносит именно Вам удовольствие, и всё станет на свои места.
"здравствуйте, прочитала ваш пост про время для творчества
и хочу попросить у вас совета
раньше много рисовала и в общем получалось неплохо
потом со временем стало трудно и местом, и даже красок не было
ну, это неважно
прошло, наверное, больше десяти лет
и время снова появилось, и место, и любые материалы
но разучилась - глаза видят, а руки не могут
понимаю, что надо сидеть и "набивать руку"
а не могу - такое всё кривое и отвратительное, что смотреть противно
и стыдно, и обидно
какой-то "комплекс отличника"...
есть ли способ преодолеть это как-то менее болезненно, чтобы вернулось было удовольствие
как вы думаете?
спасибо.
марианна"
Мне кажется, что у любого творческого человека бывали такие периоды в жизни, когда казалось, что всё это творчество только мешает жить, лишает сна, терзает и, по сути дела, не приносит никакого удовлетворения: ни морального, ни финансового. И вообще - вот есть какая-то постоянная работа - на неё уходит много сил. Есть семья, которая желает моего участия, любви и заботы. Есть ещё какие-то проблемы, связанные с элементарным обустройством жизни, здоровьем и т.д. А всё эти творческие кружева только отвлекают от настоящей жизни, настоящих забот и проблем. Говоря прямо, есть настоящая жизнь, а есть творчество, с которого пользы, как с козла молока.
Я тоже не исключение. В моей жизни был такой период, когда я 2 года не просто не бралась за бумагу и карандаш, а была даже на все 100% уверена, что всё, это не моё и моим уже быть не может. Что я больше не хочу и не умею, тема закрыта навсегда. Мне даже казалось, что все эти увлечения лепкой, рисованием, живописью были всего лишь детскими увлечениями. А теперь наступила взрослая жизнь и нужно думать, как и куда грести, не отвлекаясь на глупости.
Сейчас уже трудно сказать, что послужило тогда толчком к отказу от творчества вообще. Казалось бы, всё было хорошо - на тот момент я нарисовала 2 детские книги, будучи самым молодым иллюстратором у своих авторов. С таким достойным портфолио можно было бы подумывать о других заказах на книги, о других потенциальных клиентах или какой-то творческой работе. Но почему-то я этого не сделала.
Сейчас, когда я вспоминаю о том времени, я понимаю, что меня так воспитали. Семья у меня очень творческая, но никто, повторюсь, никто не зарабатывал творчеством на жизнь настолько, чтобы прокормить себя, кошку и ребёнка. Когда я со своей серебряной медалью после школы (увы, 4-ка по русскому) хотела поступать в Краснодаре в Кубанский Государственный Университет на художественно-графический факультет, папа уныло пожал плечами и сказал, что если я хочу всю жизнь прожить в нищете, то могу со спокойным сердцем уезжать из родительского дома и становиться художником. Мама меня тоже не поддержала, хотя именно ей я обязана своими умениями, своей любовью к рисованию и искусству вообще. Именно она забрасывала меня всевозможными книгами и красками - это были единственные вещи в нашей советской семье, на которых запрещалось экономить. Именно она записала меня в художественную школу и даже записала в художку и приставила ко мне старшего брата, чтобы он меня, первоклашку, водил на занятия и не скучал, пока ждёт. Сколько я помню маму, её братьев, бабушку - все рисовали, делали чеканки, занимались резьбой по дереву, мозаикой, но упорно жили с мыслью, что художники, скульпторы, мозаичники - не они.
Так я поступила учиться на АСУ в Таганроге, была отличницей, рисовала каждый день в стол, удивляя подругу, с которой мы снимали комнату, своими умениями, пока друг детства моего будущего мужа - Макс (auxent) не посоветовал меня как художника двум замечательным авторам прекрасных учебников и детских книг Ольге Леонидовне Соболевой и Василию Василиевичу Агафонову. Макс делал тогда для них вёрстку, а они искали человека, который бы умел рисовать, но также разбирался бы в физике и математике, потому что именно сказки по физике и математике нужно было иллюстрировать. Нужно ли рассказывать, насколько я воспряла духом? В тот момент я была в Таганроге на практике и не имела с собой ни одного рисунка, чтобы показать авторам. За один только вечер я сделала на одном дыхании 3 иллюстрации, а на следующий день уже сидела на диванчике у О.Л. и В.В., гладила их многочисленных кошек и собачек и принимала поздравления и напутствия к началу нового отрезка моей жизни.
Когда я нарисовала 2 книги для них, наступило небольшое затишье, да и проблемы личного характера стали отнимать много сил и времени. Вот в это самое затишье ко мне снова стали лезть мысли о моей художественной ненастоящести! Что настоящие-то художники - они там где-то далеко-о-о. Они, они, они такие, такие, ну совсем другие. Точно уж не такие, как я! А я, ну кто я такая? Ну подумаешь, нарисовала 2 книги к 19 году рождения. Подумаешь. А потом ещё бесконечные сессии, экзамены-дипломы, временный разрыв отношений и скандалы с родителями, потому что я съхалась и стала жить с мальчиком без того, чтобы выйти за него замуж. А потом и переезд в другую страну. В общем рисование и мои художественные успехи как-то выцвели, стали какими-то совсем далёкими и как будто чужими.
По приезду в Германию мы оказались просто в чудовищных условиях. Там, в России, у меня остался любимый человек, друзья... Там у нас был большой дом, огромный сад с вишнями, яблонями, густыми зарослями малины за домом, огородом, кустом сирени прямо под окнами веранды и густой виноградник, который летом так туго оплетал двор, что среди кубанской жары там даже днём было уморительно прохладно. Там у нас всё было... И всё это мы оставили ради какого-то лагеря, где мы всей семьёй - мама, папа, я, двое сестёр и брат были вынуждены жить месяц в одной тесной комнатушке, спать на двухярусных кроватях, ждать, когда же нас вызовут на тест немецкого языка, когда же нам выдадут документы, когда нам не нужно будет унижаться в столовой, бегая 3 раза в день за пайком и проходить унизительные медосмотры.
Дело в том, что всех переселенцев, по большей части чьи родственники жили в Северной Рейн-Вестфалии, привозили сначала в так называемый накопитель в городе Хамм. Там нужно было находиться, пока всех не пересчитали, не проверили на вшивость и на знание языка, выдали временные документы и распределили на следующее временное место жительства. До того часа, как мы оказались в Хамме, я ни разу в своей жизни не испытывала столько презрения со стороны окружающих, столько унижений и насмешек и всё это в добавку к чужому языку, чужой культуре и общему культурному шоку - до этого я никогда не была за границей. Ну и я никогда в жизни не была вынуждена день и ночь находиться в одной комнате со всей своей семьёй. Через пару дней мы жутко перессорились, высказали всё, что друг о друге думаем и т.д. и т.п.
Знакомые и родные, уехавшие лет на 10-15 раньше нас в Германию, рассказывали чудные вещи, что немцы встречали их с музыкой и фанфарами в аэропорту, селили сразу в отдельные дома и давали приличные суммы денег на первое время, пока люди не обустраивались на новой Родине. Когда же мы в конце 90-х попали в Германию, никто уже не радовался новым переселенцам. Нас считали нахлебниками, хотя, признаться, многие ими действительно были и остаются по сей день. Особенно тяжко было смотреть на пожилых людей - бывших профессоров и преподавателей, врачей, юристов, людей искусства: в новой стране они за одну ночь стали никем.
Из Хамма мы попали в город Унна-Массен, где нам досталась комната попросторнее - тоже одна на всех, но с отдельной кухней на 3 квартиры, отдельными ванной и душем. Отношение к нам, правда не улучшилось. И, как ни странно, именно в тот момент, когда у меня, как мне казалось тогда, исчезли шансы на нормальную жизнь и работу, когда я была вунждена долгие месяцы жить в разлуке с любимым человеком, когда вокруг не было ни одного приветливого лица и моё будущее представлялось мне более, чем туманным, на одной из полок в супермаркете я заметила детские альбомы для школы и дешёвенькие простые карандаши. Тот день стал для меня переломным. Никто не мог обидеть то, что было у меня внутри. Никто не мог над ним посмеяться и унизить, потому что это было только моё, и входа туда никому кроме меня не было!
К тому же альбом стал поводом уходить из душной комнаты с плачущей мамой, молчаливым папой и грустно вздыхающими маленькими сестрёнками, которые не понимали ни слова в школе и, похоже, страдали поболе моего. Альбом был поводом уединяться где-нибудь на скамейке, рисовать и плакать. Мысленно я десяток раз на день собирала чемодан и уезжала назад ДОМОЙ, в Россию, где меня любили, знали, ценили. Сквозь слёзы я рисовала немецкие берёзки, осень, лавочки. От тоски по дому на страницах стали появляться Питерские мостики - перед отъездом в Германию мы с моим будущим мужем собрали за час чемоданы и уехали в путешествие по Москве и Питеру. Прощальное турне, так сказать.
А дальше было ещё хуже. Из Унна-Массена мы уехали в Бохум - жуткие условия жизни, куча неприятностей. Нас, как когда-то советских студентов, отправили туда по распределению. Немецкие власти боялись, что если переселенцы будут сами решать, где жить, то будут селиться русский к русскому, татарин к татарину. Чтобы не появлялись русские гетто, приезжих селили так, чтобы рассредоточить более менее равномерно по карте Германии. В Бохуме мы пережили свою первую настоящую трагедию - заболели обе мои сестры, когда у нас ещё не было никакого медицинского страхования и возможности попасть к врачу, мама совсем перестала двигаться, потому что уже перед отъездом в Германию русские врачи ей давали всего 2 месяца жизни. На такой отчаянный шаг, как переезд в другую страну, мы решились по большому счёту из-за мамы. Родители всё поставили на одну карту: всё продали и кучу всего бросили на произвол судьбы в надежде на то, что либо маме помогут и её смогут прооперировать, либо, в случае смерти, она будет спокойна, что приложила все усилия, чтобы увезти детей к своему отцу, нашему дедушке, и своим родным, обеспечить всем нам, включая папу, нормальную жизнь.
Не буду описывать всех подробностей, через что пришлось пройти, как тяжело было влиться в новую, незнакомую систему, как тяжело было найти новых друзей и привыкнуть к совершенно другому образу жизни и как тяжело было научиться снова верить в себя. Многие бывшие соотечественники только ликуют и говорят, что так им и нужно этим эмигрантам. Особенно сильно меня потрясло, когда я услышала такую фразу от своей школьной подруги на мои рассказы о трудностях интеграции в чужой стране. Но не буду о грустном. Везде хорошо, где нас нет.
Расскажу лучше о том, что через несколько месяцев мой альбом заполнился рисунками! Оказалось, что рисование было единственной, выражаясь языком программистов, константой в моей жизни - сменилось место жительства, отношение к жизни, в частности к людям вообще, изменились язык, профессия, но моя любовь к творчеству отсталась. Только потом я поняла, что этот маленький альбом с очень плохой, тонкой бумагой для мазни школьника меня спас. Звучит может как штамп, но, дорогая Марианна, прислушайтесь к себе. Признайтесь сами себе, зачем Вы рисуете? Для себя или для других?
Если Вы посмотрите на процесс рисования, как на вещь, которая от Вас неотделима и жизненно необходима, то тут же всё настроиться на нужную волну. И рисунки не будут слишком кривыми, и линии более уверенными, и комплексы рассосуться. Потому что ежедневное рисование, это как чистить зубы - Вы не делаете это для других, правда же? Вы делаете это для себя. Вот и делайте! Набивайте руку так долго и так нудно, как хочется. Только от Вас зависит, когда остановиться, когда хватит, когда уже достаточно чисто и красиво.
Может Вы просто не знаете, что порисовать? Может желание рисовать подменяется желанием рисовать сразу так, чтобы все ахнули, т.е. желанием общественного признания? Что ж, это тоже может быть стимулом, но не делайте ничего, что Вам не было бы в радость.
Рисуйте в своё удовольствие и только то, что вам нравится: кошечек, чашечки, цветочки - любые глупости, от которых становится хорошо именно Вам, а не потенциальным критикам: родителям, мужьям, дядям-тётям, друзьям. Т.е. единственный способ начать снова рисовать - признаться, зачем Вам это нужно: чтобы удивить других - подумайте, как и чем это этого можно достичь; чтобы найти внутреннее спокойствие - рисуйте и никому не показывайте, пока сами не решите, что пришло время.
Мне нужна была внутрення поддержка, силы, уверенность, что я не заканчиваюсь там, где недоброжелатели обо мне думали, мне нужно было время подумать, время остаться наедине с собой, а когда его заполучить творческому человеку, как ни в процессе рисования? Вдруг и Вам нужно просто время для себя? Или может и Вам привили когда-то чувство, что искусство и творчество вообще - это глупости, а если заниматься, то уж сразу не хуже, чем это делал Дюрер или Леонардо. Делайте для себя и всё получится!
Сходите к нам в сообщество art_expiration, посмотрите, как люди отрываются на разворотах, делают по высокохудожественным меркам некоторых критиков самые настоящие глупости. Однако посмотрите, сколько радости это приносит, и насколько за год с хвостиком нашего существования выросли некоторые авторы! Позвольте рисованию стать не обязанностью, а увлекательной частью Вашей жизни. И, если боитесь, что Вас кто-то осудит за занятия глупостями, смело отвечайте, что Ваша жизнь не глупость - а только Ваша жизнь и Ваше право получать удовольствие так, как Вам удобно и доступно.
Посмотрите на меня. Вопреки всему я выучилась на иллюстратора и дизайнера графики. Я работаю по своей специальности и кормлю себя и свою семью "глупым" творчеством. Если у Вас другая профессия, всё равно не отчаивайтесь. Какая разница. Главное, чтобы Вы знали, что Вы не заканчиваетесь на работе, жизненных проблемах и прочем. У Вас есть что-то ещё, большее и высшее - дар материализовать мысль. Не закапывайте его только потому, что что-то не получается. Рисуйте каждый день и рисуйте только то, что по-настоящему приносит именно Вам удовольствие, и всё станет на свои места.