«Не знаю. Этот человек совершенно сознательно считает себя гением. Кто такой гений? Как говорили у нас раньше - «большой человек». Гагарин большой. Это неприятно. Представьте, что у вас над ухом лошадь дышит. Просто дышит, сопит. Это уже неприятно. Рядом что-то большое и живое. Чего от него ожидать можно, чёрт его знает. Лучше отойти подальше. Сам Гагарин человек вполне безобидный и даже ничтожный. Но созданные им вещи смертоносны, по крайней мере опасны. Их опасность - в избыточности. Господь Бог не делает простых вещей. В каждой клетке живого организма содержится полная информация о его строении. На самом деле это совершенно ненужно. Такая информация должна быть в половых клетках, и то только в половинном объёме - но живой природе свойственна чудовищная избыточность. На 70-летие Ким Ир Сену подданные поднесли блюдо с рисовыми зёрнами, на которых местный левша вырезал под микроскопом полное собрание его сочинений. Это уже почти что расточительность живой природы. Для полноты картины Ким Ир Сену оставалось только сварить из этих зёрен кашу и съесть. У человека есть защитный механизм против избыточности живого мира. Человек верит в маленькое. Если бы человек постоянно сознавал, что над головой у него бездонная галактика, а сосед по коммуналке гений, или даже проще - просто предполагал, что соринка на его пиджаке длиной в 50 метров, а вес пепельницы на столе 50 килограмм, он бы сошёл с ума. Платой за это, конечно, являются некоторые ошибки. Соринка на пиджаке у фокусника действительно разрастается на глазах у изумлённой публики в бесконечную нить, а пепельница в кабинете у министра среднего машиностроения оказывается сделанной из урана и неосторожно уроненная пробивает деревянный пол насквозь. Но это исключения, которыми можно пренебречь. Мне кажется, что Гагарин это понимает и специально подыгрывает мещанам. Всё его поведение направлено на незаметное, но постоянное подведение собеседника к мысли о его ничтожности и незначительности. Другой вопрос, что и в своём самоуничижении он доходит до нечеловечески избыточной степени.» (с)
Д.Е.Галковский «Каша из топора» (Пьеса в трёх действиях и восемнадцати сценах, с эпилогом «Каша из топора». - 06.04.1991 - 18.07.1997)
До определённого момента, я наивно полагал, что мне не доведётся дойти до прямого цитирования Галковского, но потом подумал: «Pourquoi Pas?», к тому же речь идёт о старом не только доЖЖ’шном, но и доинтернетном тексте, по причине чего многие имели невольную возможность вообще его упустить.
Текст являлся составной частью Проекта «Иное», и как бы не заявляла Организация, Проект «Иное» предназначался не для массового читателя, что в принципе понятно даже если бегло приглядеться к Коллективу авторов. А если приглядеться действительно внимательно, а потом самым пристальным образом вдуматься в смысл приведённых ниже цитат и синтезировать их в индивидуальном сознании, то, возможно, отдельным читателям станет понятен уровень ИРОНИИ данной мистерии.
И так:
«Иное. Хрестоматия нового российского самосознания.»
Д.Е.Галковский. «Русская политика и русская философия.» (05.01.1994 - 11.11.1994)
http://old.russ.ru/antolog/inoe/galkov.htm - Editio Princeps (с обильными сокращениями)
http://samisdat.com/2/211-rp.htm - Полная переработанная версия
«XVIII век в России принято порицать за эклектизм, раскол между высшим слоем и народом и т.д. В целом это верно. Но этот век ознаменовался блестящими успехами России на международной арене, а его интеллектуальная бесплодность (кстати, совершенно не выделяющаяся из бесплодия предыдущих веков) искупилась последующим золотым веком русской культуры, который, конечно, XVIII веком был незримо подготовлен. Поэтому в чём-то XVIII век был удивительно гармоничен, соразмерен. Просто удобен. Русским было удобно жить в XVIII веке. Они в этом веке процветали. Европейские костюмы ещё не утратили бутафорского духа, русские ещё в них не поверили и сознавали себя актёрами, отсюда был элемент иронии, возможность альтернативного поведения. Двойственность ситуации из-за возможности двусмысленного поведения не мешала. И конечно, дух этого века максимально полно воплотился в старом русском масонстве, удивительно точно подходящим к сущности тогдашней культурной ситуации. Масонство давало широту взгляда, возможность «соединять несоединимое» и в конце концов возможность отступления. Ирония в XVIII веке, несомненно, присутствовала. Только что зарождающаяся русская личность была совершенно неиронична, но масонство давало стилизацию иронии. Пушкин уже был насквозь ироничен и придал реальное содержание заимствованной готовой форме. Эта ироничность - максимум, что потеряла в Пушкине последующая русская культура и здесь идеологическая судьба Соловьёва очень схожа с судьбой основоположника новой русской культуры.»
...
«Между прочим, задача модернизации православия из-за тысячелетнего опоздания неизбежно приводила к вывернутому наизнанку католичеству. Но идея католичества фонтанировала полторы тысячи лет, в католичестве присутствовала ИЗБЫТОЧНОСТЬ: заставили инженеров высочайшего класса делать кочерги - они сделали, всё что можно и даже больше - телескопические, с инкрустацией, невидимые, декоративные, квази-, псевдо- и, наконец, анти- кочерги. Естественно, русское православие, утверждая себя постоянно как НЕкатоличество (просто чтобы отстоять и утвердить своё право на существование), неизбежно становилось АНТИкатоличеством, то есть чем-то как раз совсем неоригинальным, так как коррелят католичеству был давно порождён в виде западноевропейского масонства. И София Премудрость Божия и тому подобные самобеглые произведения русского ума, увы, есть лишь кальки с западноевропейского масонства XVIII-XIX вв. Великий Соловьёв опять же это сознавал, например, читая панегирики Конту, которого он всерьёз предлагал объявить православным святым (!), что конечно было невозможно сделать всерьёз и что таким образом придавало всему соловьёвству некий оттенок, вполне прослеживаемый основателем «учения», но совершенно невидимый учениками и последователями.»
…
«Подлинная одежда русского интеллигента в 1917 г. - не строгая тройка и даже не китель, а фартук и колпак средневекового волшебника. Если в «Вехах» мы находим крестящихся и молящихся политологов, то здесь - изнуренных средневековым волшебством масонских практиков. Русские решили: если надеть фартук и колпак, государство будет управляться само собой. Нарядились, собрались в кружок. Взялись за руки, закрутили хоровод слева-направо - ничего не получается. Справа-налево - опять плохо. Подпрыгнули три раза, сказали: «Ширин-вырин-молодец!» Закопали пять золотых на Поле Чудес - опять ничего. Если в Европе масонство было «риторикой», декоративным оформлением некоторых реальных механизмов западного мира, то в России начала XX в. это обернулось чистой бутафорией. Картонным телефоном, который, вместо того, чтобы стоять на сцене и «изображать телефон», «поступил в продажу».
Как почти неизбежное следствие подобной фиктивности, к власти пришло ультралевое течение масонства, которое в лице Ленина и Троцкого откровенно издевалось над масонством, считало масонов полезными ничтожествами. Масонство, успешно контролирующее государственного левиафана в Европе и Америке, не смогло сделать этого в России, во-первых, потому, что русское государство по концентрации в себе мощи нации на порядок превосходило даже прусскую монархию в период её самого оголтелого солдафонства, и, во-вторых, потому, что система масонских лож в России в лучшем случае могла быть организацией немецких землячеств в Прибалтике, но не имела «низового аппарата» (на котором все и держится) в коренной России. Бумажный тигр «телефонного права» масонов ничем не обеспечивался. В результате, их даже не уничтожили, а использовали как «вторичное сырье» для международной дипломатической игры молодой советской республики, создания системы глобального шпионажа и т.д. (В последнее время по этому поводу началась публикация ряда красноречивых документов - например, о деятельности украинских масонских лож в Польше 20 - 30-х гг., полностью контролируемой ОГПУ.)
Действия, аналогичные действиям русской интеллигенции, сделавшей в начале ХХ века ставку на политическое масонство, предприняли бы люди, решившие противопоставить мощи русского государства неофициальный совет старейшин, столь характерный для Востока. Действительно, например на Северном Кавказе, старейшины родов обладают огромной властью, служащей реальным противовесом произволу чиновников и тираническим устремлениям молодых честолюбцев. Дело, однако, в том, что в России никаких родов нет, и более того, старики в русских деревнях подвергаются насмешкам как бесполезные едоки - «заедающие чужой век» комичные паразиты. Для полноты картины эту аналогию следует продолжить. Предположим, что зоркое и попечительное русское государство инициативу услужливых реформаторов поддержало и развило: правильно, «старикам везде у нас почёт», необходимо развивать и поощрять институт русских старейшин. И вот уже по всей стране созданы соответствующие «домоуправления», где совершенно ничтожные русские пьяницы «заседают», получают от государства «зарплату» и превращаются в третьестепенный, но болезненный элемент всё того же родного государства.
Вот трагикомическая история западноевропейского масонства в России XX века. На Западе масонство очень сильно и обладает реальной силой - в России его переварили за полгода, заставили плясать под дудочку, чего не удалось даже Наполеону и Гитлеру. Через пять лет после революции по всему миру были созданы огромные партии фанатичных сторонников Великого Ленина. Коммунисты шатали основание Веймарской республики, превратились в международную проблему. По приказу из Кремля в независимых европейских государствах 20- 30-х годов поднимались вооружённые восстания. Потом Россия захватила пол-Европы, превратилась в великую атомную державу, и наконец после подавления Пражской весны ООН объявило 1970 год международным годом Ленина.»
…
«Другое дело - организация своеобразного «ордена глумливой адаптации», создающего пародийную иллюзию коллективной жизни и вызывающего «смеховое снятие» рационально неразрешимой проблемы. Западноевропейское масонство с его неистребимой двусмысленностью вполне могло явиться в русских условиях элементом псевдоколлективистской поведенческой культуры. В этом смысле ошибка русского масонства не в его гипертрофированном развитии как таковом, а в том, что его шутовскую культуру приняли излишне серьезно, разрушив тем самым «идеологический лак», в течение столетий предохраняющий западное масонство от агрессивной внешней среды. В русском масонстве была нарушена мера иронии. Возник русский тип «сурьезного масона», вроде Максима Ковалевского или Муромцева. При этом перестала замечаться подоплека живой религиозной жизни масонства, та интегрированная рационализмом XVIII в. западная культура карнавализма, на которую безуспешно и слишком поздно обращал внимание наиболее умный представитель младшего поколения русских масонов - Михаил Бахтин.
Воспринятое совершенно серьезно, масонство на русской почве превратилось в полную пародию. Одна из наиболее смешных книг в русской культуре - изданный в виде огромного тома парадный отчет о торжественных похоронах Максима Ковалевского. (Мелованная бумага, дорогой переплет, фотографии венков от благодарного человечества и многотысячной траурной процессии, надгробные речи, мировая скорбь.) При этом читателю книги совершенно непонятно, а кто такой, собственно говоря, этот Ковалевский, за что поистине царские почести оказываются второстепенному профессору и мелкому политику, да еще во время мировой войны (Ковалевский умер весной 1916 г.). Создается впечатление грандиозной мистификации, кажется, что никакого Ковалевского не было, и похороны его выдумали. Однако тон книги, в отличие от сталинских «Веселых ребят», непрошибаемо серьезный. И эта ни на чем не основанная серьезность производит впечатление полной несерьезности. Точно так же совершенно несерьезными выглядят преувеличенно серьезные политические лидеры русского масонства, вроде главы Первой Государственной Думы Муромцева или первого премьер-министра Временного правительства князя Львова. Последний, вообще, по единодушному отзыву современников, был способен много-много поддержать разговор на уровне «Salon Blödsinn», но изображал из себя «влиятельное лицо»: «Я употреблю все свое влияние…»
«Социал-паханизм» русских масонов возник на пустом месте. Пришел Ленин и сказал: «А хочешь, я тебе глаз выну». В Италии профану прокололи бы шилом сонную артерию, а в России «влиятельные лица» засвистели в свисток: «Полиция! Полиция! Хулиганы обижают!!!». Этот вопль был нелеп, и указ о поимке членов ленинского ЦК летом 1917 г. смешон. Если вы - страшные карбонарии, вознамерившиеся посреди мировой войны смахнуть с планеты величайшую монархию мира, то такие вопросы должны решаться в течение суток. Просто позвонить по телефону: «Тут появился КАКОЙ-ТО. Ходит и ходит, чего ему надо?» На следующий день сообщение в газете: «Труп Ленина с проломленным черепом обнаружен недалеко от железнодорожной станции». Вопль «Полиция!» был бы еще понятен, если бы к самой полиции относились с уважением. Но к этому времени полицию в России просто распустили (не надо «царских сатрапов» - у нас у самих «влияние»). И горе-паханов в пенсне и с интеллигентскими присказками «уделали» несколько десятков шпионов и уголовников, обладающих реальным ноу-хау внегосударственного насилия (общаком, бойцами, правилками, малинами, дурью и тому подобными аксессуарами организованной преступности). Могущественные и влиятельные русские масоны, «проводники европейской культуры, несущие свет просвещения», превратились в ничтожных интеллигентиков, с которыми можно было делать все что угодно: заставить плясать голыми на столе, выдумывать «сменовеховство» и «евразийство», проводить обновленческую реформу православия, писать панегирики Сталину, «рубать уголек» в шахтах, объяснять Лиону Фейхтвангеру преимущества реального социализма. Власти, «которая штыками и тюрьмами ограждает от ярости народной», не было, и «работающие под урок» могущественные бомбометатели оказались ничтожными полураздавленными червями перед наивным Лениным, который «понял буквально» и действительно стал уголовником.
Ленин на всех ПЛЕВАЛ. Его произведения ничего не дают для понимания личности: на печатное слово он плевал тоже. Сталин и Троцкий, да и прочие большевики вполне адекватны в письменной речи. За речами Сталина чувствуешь запах Сталина, кислый запах табака и пота, за статьями Троцкого видишь ход его мысли - мысли еврейского просветителя XVIII в., завороженного чудесами европейской цивилизации, но сохранившего восточную жестокость и презрение к социально беспомощному «индивидууму». За статьями Ленина нет ничего. За его письмами видна бешеная энергия манипулятора, который дергает за ниточки всех и вся на протяжении всей жизни, но сам совершенно анонимен. «Несуществующ». В сравнении с ним Ковалевский (по степени содержательности личности) - Леонардо да Винчи. Идея европейского «манипулирования», то есть «автономного управления», оказалась на русской почве манипулированием ничем, распределением ничего. Просто рабочие были максимально безлики и лучше всего подходили под стилистику «ничего». Господин из Сан-Франциско все же был господином - чем-то единичным, индивидуальным. «Группа товарищей» из Сан-Франциско снимала последнюю зацепку содержания, и «господин Никто» превращался в уже совершенно абстрактное «ничто».
Если абстрагироваться от неизбежных подсознательных устремлений, на уровне сознания и социальной практики Ленин был действительно атеистом, и в этом была его необыкновенная сила. На религию ему было плевать. В 20-е гг. в Советской России постоянно носились с образом роденовского "Мыслителя". Считалось, что это образ сознательного пролетария, запечатленного великим мастером в момент порождения «диалектического материализма». Между тем фигура «сознательного пролетария» венчала у Родена композицию «ВРАТА АДА». Социальный образ пролетария был погружен в Европе в контекст естественной мистерии жизни и смерти. Идея «эксплуатации» - циничного использования другого человека - была скрыта и нейтрализована сложной РИТОРИКОЙ. Английский аристократ считал местного пролетария скучной посредственностью, которой он в течение столетий устраивал тараканьи бега, но эта простая истина была обернута шелком риторики, сформировавшей, между прочим, у оруэлловского «прола» идеал джентльмена, идеал «достойной жизни». Русские же решили просто - а-а, тут ОБМАН, тут СОЦИАЛЬНАЯ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ, ну, раз так - вали все в яму. «Год в лагере и бирку на ногу». ТАКОЙ социальной риторики Запад не видел: рабочая партия, где нет ни одного рабочего и которая рабочих ненавидит лютой ненавистью. Соответственно насквозь риторичное масонство (собственно, атеизм, доведенный риторикой до степени религии) должно было привести в русских условиях к более чем оригинальным результатам. Если Вольтер выдвинул идею социального использования религии, то русские, не отягощенные грузом европейской культуры, пошли дальше и выдвинули идею социального использования АТЕИЗМА, явив в мировой истории первый пример атеистического государства. Если масонство по сути явилось инструментом хладнокровной утилизации западного христианства, то в восточном христианстве оно до такой степени не встретило сопротивления, что не исчерпанный до конца пафос «инструментализма» в конце концов обратил на русской почве в используемый материал само масонство. Русское масонство стало христианством (религией) и отнеслось само к себе как к христианству. То есть само себя переварило.
Радостная злоба «раскусившего ситуацию» Ленина: «Ах, МАСОН, ну так надевай колпак, пляши, дурачок». Своих «товарищей» он презирал, но при этом «относился терпимо», так как человек - животное. И всеми ими манипулировал. Его «гвардия» состояла из скотов, дегенератов и профессиональных неудачников, но он так ловко их стравливал, создал такую атмосферу переплетения интересов, взаимных интриг, столкновений и сплетен, что машина заработала сама. Все они крутились как белки в колесе. «Великий Ленин», который ненавидел и презирал любые формы духовной жизни, поступил со своими «товарищами» так, ударил по Западу так, что об этом вообще до сих пор ничего не написано. От Ленина Запад вот уже 80 лет только разевает беззвучно рот, как мальчишка, получивший отцовским сапогом под дых. На Западе до сих пор не вышло даже более или менее серьезной биографии этого человека.
Пограничное положение русской цивилизации дало неслыханную свободу политического манёвра. Великий Восток Франции (то есть Сюрте Женераль), в течение нескольких десятилетий безнаказанно издевавшийся над ковалевскими, трубецкими, керенскими и прочими смышлёными аборигенами, в конце концов доигрался и получил в лоб свой «свет просвещения» через зеркало ленинского хамства. Через 40 лет ВСЕ секретные масонские архивы Франции (как впрочем и архивы Сюрте Женераль) оказались в Москве. Гестапо с немецкой педантичностью собрало и вывезло их в Германию, где они были благополучно захвачены спецподразделениями Берии. После этого французы в течение десятилетий униженно выклянчивали у своих младших братьев архивы обратно»
…
«В основе происходящее в России после 1985 г. до удивления просто: смысл так называемой «перестройки» заключается в переводе государственной собственности в собственность партии. При этом партия, естественно, превращается в огромный закрытый клуб, то есть в «частное дело». И, как всякое частное дело, она должна переместиться со сцены социальной и политической жизни за кулисы. Коммунистическая партия в конце 80-х - начале 90-х гг. насильственно и грубо создала весь веер политических партий России, при этом «исчезнув». Но из её руководителей никто не исчез. Они возглавили партии, движения и даже новые государства. Речь идет о «внутренней партии», насчитывающей 50.000 членов, и лично контролируемом ими миллионном «обслуживающем аппарате». Все процессы происходят внутри этого миллиона, и собственность получит (и получает) этот миллион. Это карикатура на политическую жизнь современных западных государств и капитализм в целом. На Западе все политические партии имеют коррелят в надпартийной системе масонских лож. Но здание политической жизни Запада складывалось столетиями путем метода проб и ошибок и имеет огромное количество дополнительных архитектурных деталей. В России все это делается «по плану», с примитивной наглостью классического конструктивизма. И российский капитализм неизбежно носит пародийный, утрированный характер. «Сращение политики и бизнеса» понимается буквально, «звериная сущность капитализма» чуть ли не сознательно имитируется, когда начинающий бизнесмен всеми правдами и неправдами пытается заявить свою причастность к уголовному миру и т.д. Все это сопровождается «идеологическим прикрытием» в чрезвычайно глупой и вульгарной форме, рассчитанной на сельского обывателя. Если на Западе «капитал оказывает серьезное влияние на печать», то советская печать ВСЯ состоит из рептилий. ВСЕ советские газеты носят искусственный характер, являясь убыточными предприятиями, живущими за счет идеологических вливаний со стороны тех или иных финансовых и политических структур.»
- А теперь вернитесь а Авторскому коллективу Проекта «Иное». И подумайте.