Жан-Луи Гаск. Однажды была вера. Продолжение 5
Повседневная еретическая жизнь castrum
После ужасов двадцати лет крестового похода, начиная с 1236 года, Инквизиция начала прочесывать этот край, эксгумируя трупы из освященной земли кладбищ, чтобы сжечь их публично. И в это время в Монсегюре, среди нежно белеющих снежных вершин, устремленных к небесам, донжон Раймонда де Перейля возвышался над мирной маленькой деревней вдалеке от этих ужасных преследований. Как минимум тридцать домой стояло на хребте. По улицам ходили добрые мужчины и добрые женщины, которые там жили. На южной стороне скал были вырублены скамейки, чтобы люди могли посидеть и погреться на солнышке. Епископ Бертран Марти проповедовал по воскресеньям и праздничным дням «в доме еретиков», самом большом. Однажды на одной из его проповедей собралось около 130 человек.
Сегодня археологи выдвигают множество теорий того, как выглядел castrum, и они часто противоречат друг другу. Кажется, что самый большой дом должен был располагаться на террасе к северо-западу от донжона. С другой стороны, трудно вообразить, чтобы там могло поместиться 130 человек. Современный замок настолько разрушил облик первоначальной кастральной деревни, что теперь очень сложно выдвигать - и даже пытаться строить - какие-либо теории на счет восстановления ее вида.
Кажется вероятным, что место, где стоял донжон Раймонда де Перейля, соответствует в какой-то степени положению нынешнего замка - на самой высокой точке хребта. Можно себе представить, что дома деревни расходились от него круговыми улицами на разных уровнях, потому что сохранились их следы и остатки. Тексты говорят нам об улицах и называют по именам жителей некоторых домов. Деревня занимала самую верхнюю часть pog, по крайней мере, до уровня нынешнего леса. На восточной части хребта расчищены основания домов, а также разрушенные остатки одного из укреплений первоначального castrum, сложенные из сухих камней.
Основания этих домов были открыты археологами недавно во время раскопок. В одном из очагов осталось каменное ядро, разбившее хрупкую крышу. Скорее всего, это произошло во время одного из последних сражений. Как и другие дома, где жили еретики, все жилища castrum Монсегюр были стерты с лица земли по приказу Инквизиции. И сегодня не осталось ничего, кроме их развалин.
Знатные семьи и рыцари, скорее всего, жили вокруг донжона. Укрепленная деревня Монсегюр не была одиноким убежищем, где катары жили оторванными и отрезанными от мира, совсем наоборот. Связи между Монсегюром и верующими на равнине не прекращались никогда. Укрепленная деревня была не просто убежищем, это была настоящая функционирующая деревня. Монахи и монахини открыли в своих домах мастерские. Многие из них работали по текстилю, покупали материал - лен или шерсть - и делали из него ткани. Но также производили перчатки, шляпы, сюрко (верхняя мужская одежда типа короткого плаща, прим.пер.), платья. Местные торговцы часто бывали в этой деревне. Верующие также приносили дары Церкви и своим близким, в основном, зерно. Иерархия - епископы и диаконы - исполняли свои функции, то есть занимались тем, что заставляло колебаться Раймонда де Перейля: посылали на равнину под эскортом своих проповедников. Если верующие совершали путешествие в Монсегюр, чтобы послушать проповедь или навестить родственников, то больные должны были иметь возможность получить там consolament или, как минимум, принять у себя добрых людей, которые уделяли им таинство дома. Каждый месяц добрые мужчины и добрые женщины совершали свою culpe - исповедь, или apparelhament, перед своими диаконами. Под защитой верных проводников они совершали путешествие - часто ночью - через безопасные места, направляясь в Монсегюр.
Брадобрей из Мирпуа, Пьер Флайран, был одним из таких добрых верующих, верным другом Церкви Божьей и добрых людей, как и его отец, брат и сестра Морина. Он делал множество услуг для Церкви, принимал и прятал добрых людей, особенно у себя в Мирпуа. Он часто брил добрых людей и иногда делал им кровопускание. Он ел благословленный ими хлеб, слушал их проповеди и, не задумываясь, преклонял колени перед ними, «поклоняясь» им, когда встречался с ними на дороге.
Он покупал для них хлеб, вино и рыбу «за их деньги» - уточнял он, но также и материалы для пряжи - шерсть или лен. В родном городе Мирпуа он слушал их проповеди, часто разделяя с ними трапезу. Он был одним из доверенных людей катарской Церкви. Когда какой-нибудь больной призывал добрых людей к смертному одру, именно он искал и сопровождал их. Также, когда умер добрый человек Пьер Барт, именно Пьер Флайран нашел людей, которые помогли ему похоронить умершего, «возле замка Мирпуа», за городом, на галечном берегу реки Эрс.
Пьер Флайран даже оказался очень мужественным: около 1235 года «французы», занявшие Мирпуа, получили информацию о том, что «еретики часто приходят в Орибель», между Отривом и Мюрет. Солдаты и французские рыцари попробовали арестовать их, но не смогли перейти реку, поскольку уровень воды в Арьеже сильно поднялся. Ночью храбрый Пьер Флайран и его друг Гийом Барт прибыли в Орибель, в шестидесяти километрах от Мирпуа. Им удалось переправиться через Арьеж по бурному течению, подвергая опасности свои жизни. Они предупредили добрую женщину Кондорс и ее подруг, что французы их искали, но не смогли пересечь Арьеж «из-за того, что вода поднялась, и повернули назад». Предупрежденные добрые женщины смогли спасти свои жизни.
Дорогу в Монсегюр брадобрей из Мирпуа знал прекрасно. Он часто ходил по дороге через перевал Пейре, чтобы спуститься к Лордату и долине Арьежа. Однажды в обществе других купцов и странствующих торговцев, находясь у подножия pog, он остановился, чтобы позвать доброго человека Пьера Боннета. «Через какое-то время последний спустился вниз со своим товарищем. Мужчины переговорили между собой, а потом брадобрей пошел дальше со своими спутниками по дороге. Возвращаясь из Лордата, Пьер Флайран снова сделал остановку у подножия pog, и те же добрые люди спустились с вершины горы, принеся ему две пары ножниц и бритву,
«чтобы наточить их на жернове».
Через несколько дней он вернулся в Монсегюр с заточенными ножницами и бритвой и дал добрым людям штаны и башмаки. Пьер Боннет заплатил ему за них:
«Он дал мне семь с половиной тулузских су, чтобы я сделал рубаху для моей жены Азалаис».
Чуть позже Пьер Флайран вернулся в Монсегюр со своим другом Раймондом де Маллеоном, и принес доброму человеку Боннету «три рулона ткани из льна», а также сделал ему подарок - красивый нож.
В музее Монсегюра среди множества предметов, найденных археологами, можно увидеть красивую пару хорошо сохранившихся ножниц. Возможно, именно их наточил однажды храбрый Пьер Флайран, брадобрей из Мирпуа. Среди других предметов, найденных на раскопках, наверное, самые трогательные те, которые принадлежали женщинам, потому что после костра Монсегюра эта местность стала всего лишь военным постом. Кольца, пинцеты, иглы, наперстки - столько удивительных свидетельств повседневной жизни этих женщин, которые, возможно, отправились в мрачном кортеже вниз к подножию pog, где их сожгли живьем.
Благодаря реестрам Инквизиции можно представить эту повседневную жизнь между небом и землей, мастерские, в которых они работали, эти добрые мужчины и добрые женщины с умелыми руками. Мы можем последовать за одной из молодых женщин, которая там, наверху, шла по улице: Ломбарда, дочь Беренгера де Лавеланет, принесла зерно в дом мельника, доброго человека Понса Айса. После того, как он смолол зерно на ручной мельнице, Ломбарда отдала муку в пекарню Гильельмы д’Эн Марти и ее подруг, чтобы они спекли хлеб.
После ужасов двадцати лет крестового похода, начиная с 1236 года, Инквизиция начала прочесывать этот край, эксгумируя трупы из освященной земли кладбищ, чтобы сжечь их публично. И в это время в Монсегюре, среди нежно белеющих снежных вершин, устремленных к небесам, донжон Раймонда де Перейля возвышался над мирной маленькой деревней вдалеке от этих ужасных преследований. Как минимум тридцать домой стояло на хребте. По улицам ходили добрые мужчины и добрые женщины, которые там жили. На южной стороне скал были вырублены скамейки, чтобы люди могли посидеть и погреться на солнышке. Епископ Бертран Марти проповедовал по воскресеньям и праздничным дням «в доме еретиков», самом большом. Однажды на одной из его проповедей собралось около 130 человек.
Сегодня археологи выдвигают множество теорий того, как выглядел castrum, и они часто противоречат друг другу. Кажется, что самый большой дом должен был располагаться на террасе к северо-западу от донжона. С другой стороны, трудно вообразить, чтобы там могло поместиться 130 человек. Современный замок настолько разрушил облик первоначальной кастральной деревни, что теперь очень сложно выдвигать - и даже пытаться строить - какие-либо теории на счет восстановления ее вида.
Кажется вероятным, что место, где стоял донжон Раймонда де Перейля, соответствует в какой-то степени положению нынешнего замка - на самой высокой точке хребта. Можно себе представить, что дома деревни расходились от него круговыми улицами на разных уровнях, потому что сохранились их следы и остатки. Тексты говорят нам об улицах и называют по именам жителей некоторых домов. Деревня занимала самую верхнюю часть pog, по крайней мере, до уровня нынешнего леса. На восточной части хребта расчищены основания домов, а также разрушенные остатки одного из укреплений первоначального castrum, сложенные из сухих камней.
Основания этих домов были открыты археологами недавно во время раскопок. В одном из очагов осталось каменное ядро, разбившее хрупкую крышу. Скорее всего, это произошло во время одного из последних сражений. Как и другие дома, где жили еретики, все жилища castrum Монсегюр были стерты с лица земли по приказу Инквизиции. И сегодня не осталось ничего, кроме их развалин.
Знатные семьи и рыцари, скорее всего, жили вокруг донжона. Укрепленная деревня Монсегюр не была одиноким убежищем, где катары жили оторванными и отрезанными от мира, совсем наоборот. Связи между Монсегюром и верующими на равнине не прекращались никогда. Укрепленная деревня была не просто убежищем, это была настоящая функционирующая деревня. Монахи и монахини открыли в своих домах мастерские. Многие из них работали по текстилю, покупали материал - лен или шерсть - и делали из него ткани. Но также производили перчатки, шляпы, сюрко (верхняя мужская одежда типа короткого плаща, прим.пер.), платья. Местные торговцы часто бывали в этой деревне. Верующие также приносили дары Церкви и своим близким, в основном, зерно. Иерархия - епископы и диаконы - исполняли свои функции, то есть занимались тем, что заставляло колебаться Раймонда де Перейля: посылали на равнину под эскортом своих проповедников. Если верующие совершали путешествие в Монсегюр, чтобы послушать проповедь или навестить родственников, то больные должны были иметь возможность получить там consolament или, как минимум, принять у себя добрых людей, которые уделяли им таинство дома. Каждый месяц добрые мужчины и добрые женщины совершали свою culpe - исповедь, или apparelhament, перед своими диаконами. Под защитой верных проводников они совершали путешествие - часто ночью - через безопасные места, направляясь в Монсегюр.
Брадобрей из Мирпуа, Пьер Флайран, был одним из таких добрых верующих, верным другом Церкви Божьей и добрых людей, как и его отец, брат и сестра Морина. Он делал множество услуг для Церкви, принимал и прятал добрых людей, особенно у себя в Мирпуа. Он часто брил добрых людей и иногда делал им кровопускание. Он ел благословленный ими хлеб, слушал их проповеди и, не задумываясь, преклонял колени перед ними, «поклоняясь» им, когда встречался с ними на дороге.
Он покупал для них хлеб, вино и рыбу «за их деньги» - уточнял он, но также и материалы для пряжи - шерсть или лен. В родном городе Мирпуа он слушал их проповеди, часто разделяя с ними трапезу. Он был одним из доверенных людей катарской Церкви. Когда какой-нибудь больной призывал добрых людей к смертному одру, именно он искал и сопровождал их. Также, когда умер добрый человек Пьер Барт, именно Пьер Флайран нашел людей, которые помогли ему похоронить умершего, «возле замка Мирпуа», за городом, на галечном берегу реки Эрс.
Пьер Флайран даже оказался очень мужественным: около 1235 года «французы», занявшие Мирпуа, получили информацию о том, что «еретики часто приходят в Орибель», между Отривом и Мюрет. Солдаты и французские рыцари попробовали арестовать их, но не смогли перейти реку, поскольку уровень воды в Арьеже сильно поднялся. Ночью храбрый Пьер Флайран и его друг Гийом Барт прибыли в Орибель, в шестидесяти километрах от Мирпуа. Им удалось переправиться через Арьеж по бурному течению, подвергая опасности свои жизни. Они предупредили добрую женщину Кондорс и ее подруг, что французы их искали, но не смогли пересечь Арьеж «из-за того, что вода поднялась, и повернули назад». Предупрежденные добрые женщины смогли спасти свои жизни.
Дорогу в Монсегюр брадобрей из Мирпуа знал прекрасно. Он часто ходил по дороге через перевал Пейре, чтобы спуститься к Лордату и долине Арьежа. Однажды в обществе других купцов и странствующих торговцев, находясь у подножия pog, он остановился, чтобы позвать доброго человека Пьера Боннета. «Через какое-то время последний спустился вниз со своим товарищем. Мужчины переговорили между собой, а потом брадобрей пошел дальше со своими спутниками по дороге. Возвращаясь из Лордата, Пьер Флайран снова сделал остановку у подножия pog, и те же добрые люди спустились с вершины горы, принеся ему две пары ножниц и бритву,
«чтобы наточить их на жернове».
Через несколько дней он вернулся в Монсегюр с заточенными ножницами и бритвой и дал добрым людям штаны и башмаки. Пьер Боннет заплатил ему за них:
«Он дал мне семь с половиной тулузских су, чтобы я сделал рубаху для моей жены Азалаис».
Чуть позже Пьер Флайран вернулся в Монсегюр со своим другом Раймондом де Маллеоном, и принес доброму человеку Боннету «три рулона ткани из льна», а также сделал ему подарок - красивый нож.
В музее Монсегюра среди множества предметов, найденных археологами, можно увидеть красивую пару хорошо сохранившихся ножниц. Возможно, именно их наточил однажды храбрый Пьер Флайран, брадобрей из Мирпуа. Среди других предметов, найденных на раскопках, наверное, самые трогательные те, которые принадлежали женщинам, потому что после костра Монсегюра эта местность стала всего лишь военным постом. Кольца, пинцеты, иглы, наперстки - столько удивительных свидетельств повседневной жизни этих женщин, которые, возможно, отправились в мрачном кортеже вниз к подножию pog, где их сожгли живьем.
Благодаря реестрам Инквизиции можно представить эту повседневную жизнь между небом и землей, мастерские, в которых они работали, эти добрые мужчины и добрые женщины с умелыми руками. Мы можем последовать за одной из молодых женщин, которая там, наверху, шла по улице: Ломбарда, дочь Беренгера де Лавеланет, принесла зерно в дом мельника, доброго человека Понса Айса. После того, как он смолол зерно на ручной мельнице, Ломбарда отдала муку в пекарню Гильельмы д’Эн Марти и ее подруг, чтобы они спекли хлеб.