Начинаю размещать биографию Пейре Отье авторства Анн Бренон. "Последний из катаров"
Анн Бренон
Последний из катаров
Пейре Отье
(1245-1310)
Через пятьдесят лет после Монсегюра нашелся человек, поднявший факел борьбы…
Жану-Луи
«Хороший клирик, который критиковал
других клириков, за это они его и сожгли»
Беренгер Эскулан.
Фуа, 1320 год.
Предисловие
Эта история окончилась в Тулузе, в Пасхальную неделю 1310 года. На паперти кафедрального собора Сен-Этьен, перед собравшимся народом прозвучали приговоры Инквизиции. Потом, у старого кладбища, зажгли огромный костер из живых факелов. После чего пепел еретиков собрали, утрамбовали, уложили на тележки и сбросили в Гаронну, чтобы очищенный город смог, наконец, как следует отпраздновать Страсти Спасителя.
А началось всё между Аксом и Лордатом; то есть, с современной точки зрения, на самом юге Франции, там, где к пиренейским долинам спускаются со снеговых вершин горные уступы, возле самой испанской границы. Это край прохожих и переходов, край вызывающий ассоциации с проигравшими испанскими республиканцами, искателями свободы, с суровой гордостью, с молчаливым мужеством. Это высокогорный Арьеж, край сопротивления, и сегодня он по-прежнему бунтарский. Несмотря на то, что асфальтированные дороги уже немного облегчают подъем в горы и преодоление перевалов в Андорру и Сердань, несмотря на то, что эти снежные нагорья называются горнолыжными станциями, а на бывших пастбищах под небесами бродят туристы. Но в последние годы 13 века эти нагромождения скал и горные потоки знаменовали крайний юг продвижения французского влияния, и здесь, на этих вершинах, оно сталкивалось с влиянием каталонских графов и королевства Арагон. Хозяином этих вершин был граф де Фуа. При поддержке виконта Кастельбо, он создал собственное феодальное княжество и вел игру с двумя королями, гордясь своей квази-независимостью. Между городами Тарасконом и Аксом высокогорная долина Арьежа формировала край Сабартес - настоящий заповедник преданности графу. В глубине долины располагались несколько бургад вдоль дороги, иногда пересекавшй бурный Арьеж, через который изредка были перекинуты шаткие мосты. А наверху, параллельно дороге, на головокружительной высоте, находились деревни на карнизах, доминирующие над рекой под стать соседним замкам: Ларнату, Люзенаку и, конечно, Лордату.
Под конец Средневековья здесь жил Пейре Отье, сын этой земли. Пиренейский горец, что означает, человек в некотором роде суровый и выносливый, человек упорный, даже если он и не был простым крестьянином. Он говорил на окситан с горным акцентом - и именно потому мы знаем, как звучало его настоящее имя - Пейре - по-французски Пьер. Однако он прекрасно умел читать и писать, в том числе и по-латыни. Пейре Отье - человек ученый, именитый, принадлежащий к кругу людей, наиболее близких к Рожеру Бернату Ш де Фуа, искусный юрист, который иногда вмешивается в высокие сферы пиренейской политики.
В городе Аксе находится центр этого процветающего клана. Пейре Отье - нотариус; у него есть жена и любовница, законные и незаконные дети, он богат и уважаем. Но этот благополучный человек, когда настал день, даже находясь на пороге старости, внезапно порвал со своей хорошо обустроенной жизнью ради поиска высшей истины. Он был одним из тех средневековых людей, которых поманило видение святости через обращение - что означает изменение всей жизни. Он продал всё своё имущество; ради Бога он покинул комфорт, богатство, влияние, земные привязанности и земную любовь.
Но не исключительно спасение собственной души заботило Пейре Отье. Его призвание было намного универсальнее, это было призвание апостола. Он тайно добрался до Северной Италии, чтобы принять обеты; из Италии он вернулся монахом, чтобы принести на родину Доброе Слово, то есть, слово Евангелия, и пример своей апостольской жизни. Нотариус сделался человеком Божьим и проповедовал людям дорогу к Спасению. Только эта дорога отличалась от той, которую проповедовала Церковь Римская. Пейре Отье сознательно бросил вызов властям мира сего, папе и королю Франции. Он стал проповедником запрещенной Церкви, Церкви, вынужденной уйти в подполье, гонимой и травимой Инквизицией, почти уничтоженной из-за столетия преследований. Эта обескровленная Церковь была Церковью Добрых Людей, катаров; и именно ее Пейре Отье постановил возродить и восстановить, ибо он верил в то, что только она является аутентичной Церковью Христа и апостолов, единственным путем спасения душ в этом мире, единственными вратами в небо.
Это предприятие казалось безумным. Вся земля от Тулузы до Каркассона стала французскими сенешальствами, здесь царили королевские и католические порядки. Только граф де Фуа мог еще оказать ему какую-то молчаливую, но слабую поддержку против Инквизиции на своей независимой территории. Апостольское призвание Пейре Отье коренилось в религиозном сопротивлении его родного высокогорья. Он был ведом верностью и мужеством осиротевших верующих, надеявшихся на возвращение Добрых Людей. Он шел к ним в счастливое Разес, связанное с Сабартес перегонами скота и братством пастухов, однако подчиненное сенешалю Каркассона; в долины севера, на улицы Тулузы, великого города, к золотистым холмам Лаурагес и Лантарес, в тулузскую Гасконь и даже Нижнее Керси, где волнуются спелые колосья на пшеничных полях среди густых лесов, рощ, виноградников и глинобитных деревушек. И оттуда, глядя на юг, за горизонт, в ясную погоду он мог иногда еще различить сияющую линию Пиренеев. Среди тамошнего народа было достаточно много верующих, они были ревностными, но запуганными.
Через пятьдесят лет после великого костра в Монсегюре 16 марта 1244 года, Пейре Отье, бывший нотариус из Акса, ставший катарским Добрым Человеком, «разжег огонь старой ереси от Кароль в Сердани до берегов Тарна». [1] И, несмотря на всю видимую нелогичность, ему это удалось. В течение десяти лет, а именно между 1300 и 1310 годом, стоя во главе дюжины неустрашимых Добрых Людей, среди которых были его собственные брат и сын, Пейре Отье бросил вызов инквизиторским порядкам. Уже старый человек, вооруженный только своей верой, поддерживаемый мужеством своих сторонников, он один посмел восстать против беспрецедентного репрессивного аппарата. Потому что именно это зафиксировано в средневековых архивах, и от того мужества, с которым он лицом к лицу встретился с машиной смерти, еще и сегодня перехватывает дыхание.
Последуем же за Пейре Отье и его друзьями в ожидающее нас путешествие до края надежды. Здесь всё так похоже на приключенческий роман, но это не игра, его герои абсолютно искренни, и их невозможно описывать, если мы хотим уважать их достоинство, не впадая временами в некоторый пафос. Но не следует забывать также, что мы смотрим в лицо жестокой реальности. Иногда комок подступает к горлу от собственного бессилия и невозможности изменить конец этой истории, даже когда знаешь, что бесполезно об этом думать.
Катар, или Добрый Человек
Но эта книга с определенным упрямством будет следовать по колее исторического исследования. Она была написана как перманентный диалог с источниками, которые понемногу вытягивают из запутанного клубка нить, ведущую к хронологическим открытиям, и освещают огромные куски истории жизни Пейре Отье. Кроме того, это исследование бросает определенный свет на историю исчезновения катаризма в Окситании.
Однако, до того, как пуститься в это путешествие, нам нужно иметь несколько важных ключей. Потому что все это приключение может оказаться достаточно рискованным. Мы ведь собираемся реконструировать биографию средневекового человека, который не был ни князем, ни прелатом, да к тому же еще и еретиком. Здесь не будет излагаться, как это обычно делается, история катаризма. [2] Краткая хронология помещена в конце книги, и ее достаточно, чтобы напомнить о великих событиях 13 века, являющихся предысторией жизни Пейре Отье. И именно жизнь самого Пейре Отье предоставит нам детали того религиозного феномена, который в его нынешнем значении определяется термином катаризм. На его примере мы увидим практику ритуалов катаризма. Пусть читатель не удивляется, заметив исключительно христианский характер этой религиозности - хотя она была полностью противоположной некоторым аспектам средневекового католицизма. И действительно, до недавнего времени преобладали интерпретации катаризма, унаследованные от 19 столетия, когда в катаризме видели один из отростков античных или восточных верований - манихейских, зороастрийских или иных; некое чужеродное тело, подобное занозе в самом сердце нашего западноевропейского христианства. Занозе, которую, конечно же, следовало вытащить. Но уже несколько десятилетий, как критические исследования средневековых документов, среди которых есть и инквизиторские архивы, хранящие эхо служения Пейре Отье, но также и многие фрагменты самих катарских книг, к счастью, найденных и опубликованных [3], позволили историкам преодолеть эти отжившие гипотезы.
Сегодня нам известно - да и биография Пейре Отье на страницах этой книги тоже подтверждает данный вывод - что эта средневековая ересь была частью более широкого движения за возвращение идеалов vita apostolica, примера апостольской жизни - главной проблемы средневековой спиритуальности со времен Григорианских реформ. Объявленные еретиками воинствующей Церковью [4], катары хорошо узнаваемы по раннехристианскому характеру организации собственных Церквей и предлагаемому ими пути спасения через крещение покаяния Духом Святым и возложение рук. Их религиозное призвание или «путь Праведности и Истины» был для них знаком, которым отмечена истинная Церковь Христа и апостолов. Это прямое наследие позволяло им и самих себя называть апостолами. С их точки зрения это наследие передавалось через епископов, которым была дана власть посвящения. Катары также отрицали всякую легитимность Римской Церкви, которая, согласно им, сошла с апостольского пути и избрала дорогу богатства и власти.
Спорадически разбросанные по всей Европе (Рейнские земли, Шампань, Бургундия, Италия, Босния…), катары особенно хорошо смогли развить свои религиозные структуры в Окситании, где сеньоральные власти, графы Тулузские и де Фуа, Тренкавели - виконты Каркассона, Альби и Безье, не организовывали против них никаких репрессий. Во второй половине 12 века там уже были известны четыре Церкви или катарских епископства: в Альбижуа, Тулузен, Каркассес и Аженэ. В бургадах открывались мужские и женские дома Церкви: этих посвященных монахов и монахинь верующие уважительно и, возможно, любовно называли Добрыми Мужчинами и Добрыми Женщинами; но сами они называли себя только христианами или апостолами. Без большого энтузиазма, но вынужденно, я здесь буду употреблять для их обозначения термин катары, хотя в Средние века этот термин употреблялся чрезвычайно редко. Но какими словами я точно не буду называть этих еретических монахов, так это терминами совершенный или совершенная, которые иногда появляются в инквизиторском сленге, но не представляют для нас ни интереса, ни значения.
Религиозная организация Церквей Добрых Людей имеет признаки христианского архаизма. Их учение, костяк которого составляло устремление к Добру - entendensa del Be - сохранило остатки памяти о внутренних дискуссиях раннего христианства: в большинстве своем докетисты, они отрицали человеческую природу Христа в пользу Его божественной или ангельской природы. Будучи дуалистами, они проповедовали «Царство Божье, которое не от мира сего», но которое является истинной небесной родиной человеческих душ, испытывающих по нему ностальгию. Падшие ангелы, или «заблудшие овцы Израилевы», все души были благими и равными, поскольку были созданы Богом, но потом увлечены дьяволом и заключены им в изгнании мира сего, князем которого он является. Апостольская роль Добрых Людей состояла в спасении душ - всех душ. Они должны были привести их в Отчий дом своей проповедью Евангелия и таинством крещения покаяния - сonsolament, - дававшем им дарованную Христом власть связывать и развязывать.
Для своих верующих Пейре Отье был Добрым Христианином, Добрым Человеком Церкви Божьей; более того, Старшим этой Церкви, то есть членом первой ступени епископальной иерархии.
Когда Пейре Отье около 1298 года принял обеты, то к тому времени многие десятилетия репрессий уже стерли в Окситании всякий след организованной катарской Церкви. Только несколько беглых Добрых Людей все еще скрывались в подполье, изолированные друг от друга и выслеживаемые Инквизицией. Однако - и данная книга есть тому свидетельством - жар катарской веры все еще теплился в сердцах относительно многочисленного населения верующих: особенно в графстве де Фуа, где во времена графа Рожер-Берната можно было почти открыто критиковать Римскую Церковь; но также среди просторов Тулузен или Лаурагес, подпавших под власть французских сенешалей короля. Потому попытка Пейре Отье и его товарищей была, возможно, не такой уж безнадежной, как это сегодня представляется. Это был жар, ожидающий дуновения, которое бы его раздуло…
[1] Жан Дювернуа. Heresis, 18, p.48.
[2]О феномене катаризма и истории репрессий против него существует многочисленная литература. Я просто порекомендую здесь некоторые книги, в частности два тома Жана Дювернуа: La religion des cathares и L’Histoire des cathares, Toulouse, Privat (1977, 1978). Для более глубокого изучения могу сослаться на собственные книги: Les Archipels cathares, L’Hydre, 2002 и Le Choix heretique, La Louve, 2006. О крестовом походе против альбигойцев см. сумму Мишеля Рокбера, ставшую «классикой»: L’Epopee cathare, reed. 2 vol. Perrin, Tempus, 2006.
[3]Собрание этих текстов - два трактата и три ритуала 13 и 14 столетий на латыни и окситан - было переведено и прокомментировано в книге Рене Нелли (новое исправленное издание) Ecritures cathares, Le Rocher, 1995.
[4]О репрессивном контексте Церкви того времени см. новаторский труд британского медиевиста Роберта Мура: La Persecution, sa naissance en Europe, 950-1250, Paris, Les Belles Letters, 1991, Coll. 10/18, 1997.
Последний из катаров
Пейре Отье
(1245-1310)
Через пятьдесят лет после Монсегюра нашелся человек, поднявший факел борьбы…
Жану-Луи
«Хороший клирик, который критиковал
других клириков, за это они его и сожгли»
Беренгер Эскулан.
Фуа, 1320 год.
Предисловие
Эта история окончилась в Тулузе, в Пасхальную неделю 1310 года. На паперти кафедрального собора Сен-Этьен, перед собравшимся народом прозвучали приговоры Инквизиции. Потом, у старого кладбища, зажгли огромный костер из живых факелов. После чего пепел еретиков собрали, утрамбовали, уложили на тележки и сбросили в Гаронну, чтобы очищенный город смог, наконец, как следует отпраздновать Страсти Спасителя.
А началось всё между Аксом и Лордатом; то есть, с современной точки зрения, на самом юге Франции, там, где к пиренейским долинам спускаются со снеговых вершин горные уступы, возле самой испанской границы. Это край прохожих и переходов, край вызывающий ассоциации с проигравшими испанскими республиканцами, искателями свободы, с суровой гордостью, с молчаливым мужеством. Это высокогорный Арьеж, край сопротивления, и сегодня он по-прежнему бунтарский. Несмотря на то, что асфальтированные дороги уже немного облегчают подъем в горы и преодоление перевалов в Андорру и Сердань, несмотря на то, что эти снежные нагорья называются горнолыжными станциями, а на бывших пастбищах под небесами бродят туристы. Но в последние годы 13 века эти нагромождения скал и горные потоки знаменовали крайний юг продвижения французского влияния, и здесь, на этих вершинах, оно сталкивалось с влиянием каталонских графов и королевства Арагон. Хозяином этих вершин был граф де Фуа. При поддержке виконта Кастельбо, он создал собственное феодальное княжество и вел игру с двумя королями, гордясь своей квази-независимостью. Между городами Тарасконом и Аксом высокогорная долина Арьежа формировала край Сабартес - настоящий заповедник преданности графу. В глубине долины располагались несколько бургад вдоль дороги, иногда пересекавшй бурный Арьеж, через который изредка были перекинуты шаткие мосты. А наверху, параллельно дороге, на головокружительной высоте, находились деревни на карнизах, доминирующие над рекой под стать соседним замкам: Ларнату, Люзенаку и, конечно, Лордату.
Под конец Средневековья здесь жил Пейре Отье, сын этой земли. Пиренейский горец, что означает, человек в некотором роде суровый и выносливый, человек упорный, даже если он и не был простым крестьянином. Он говорил на окситан с горным акцентом - и именно потому мы знаем, как звучало его настоящее имя - Пейре - по-французски Пьер. Однако он прекрасно умел читать и писать, в том числе и по-латыни. Пейре Отье - человек ученый, именитый, принадлежащий к кругу людей, наиболее близких к Рожеру Бернату Ш де Фуа, искусный юрист, который иногда вмешивается в высокие сферы пиренейской политики.
В городе Аксе находится центр этого процветающего клана. Пейре Отье - нотариус; у него есть жена и любовница, законные и незаконные дети, он богат и уважаем. Но этот благополучный человек, когда настал день, даже находясь на пороге старости, внезапно порвал со своей хорошо обустроенной жизнью ради поиска высшей истины. Он был одним из тех средневековых людей, которых поманило видение святости через обращение - что означает изменение всей жизни. Он продал всё своё имущество; ради Бога он покинул комфорт, богатство, влияние, земные привязанности и земную любовь.
Но не исключительно спасение собственной души заботило Пейре Отье. Его призвание было намного универсальнее, это было призвание апостола. Он тайно добрался до Северной Италии, чтобы принять обеты; из Италии он вернулся монахом, чтобы принести на родину Доброе Слово, то есть, слово Евангелия, и пример своей апостольской жизни. Нотариус сделался человеком Божьим и проповедовал людям дорогу к Спасению. Только эта дорога отличалась от той, которую проповедовала Церковь Римская. Пейре Отье сознательно бросил вызов властям мира сего, папе и королю Франции. Он стал проповедником запрещенной Церкви, Церкви, вынужденной уйти в подполье, гонимой и травимой Инквизицией, почти уничтоженной из-за столетия преследований. Эта обескровленная Церковь была Церковью Добрых Людей, катаров; и именно ее Пейре Отье постановил возродить и восстановить, ибо он верил в то, что только она является аутентичной Церковью Христа и апостолов, единственным путем спасения душ в этом мире, единственными вратами в небо.
Это предприятие казалось безумным. Вся земля от Тулузы до Каркассона стала французскими сенешальствами, здесь царили королевские и католические порядки. Только граф де Фуа мог еще оказать ему какую-то молчаливую, но слабую поддержку против Инквизиции на своей независимой территории. Апостольское призвание Пейре Отье коренилось в религиозном сопротивлении его родного высокогорья. Он был ведом верностью и мужеством осиротевших верующих, надеявшихся на возвращение Добрых Людей. Он шел к ним в счастливое Разес, связанное с Сабартес перегонами скота и братством пастухов, однако подчиненное сенешалю Каркассона; в долины севера, на улицы Тулузы, великого города, к золотистым холмам Лаурагес и Лантарес, в тулузскую Гасконь и даже Нижнее Керси, где волнуются спелые колосья на пшеничных полях среди густых лесов, рощ, виноградников и глинобитных деревушек. И оттуда, глядя на юг, за горизонт, в ясную погоду он мог иногда еще различить сияющую линию Пиренеев. Среди тамошнего народа было достаточно много верующих, они были ревностными, но запуганными.
Через пятьдесят лет после великого костра в Монсегюре 16 марта 1244 года, Пейре Отье, бывший нотариус из Акса, ставший катарским Добрым Человеком, «разжег огонь старой ереси от Кароль в Сердани до берегов Тарна». [1] И, несмотря на всю видимую нелогичность, ему это удалось. В течение десяти лет, а именно между 1300 и 1310 годом, стоя во главе дюжины неустрашимых Добрых Людей, среди которых были его собственные брат и сын, Пейре Отье бросил вызов инквизиторским порядкам. Уже старый человек, вооруженный только своей верой, поддерживаемый мужеством своих сторонников, он один посмел восстать против беспрецедентного репрессивного аппарата. Потому что именно это зафиксировано в средневековых архивах, и от того мужества, с которым он лицом к лицу встретился с машиной смерти, еще и сегодня перехватывает дыхание.
Последуем же за Пейре Отье и его друзьями в ожидающее нас путешествие до края надежды. Здесь всё так похоже на приключенческий роман, но это не игра, его герои абсолютно искренни, и их невозможно описывать, если мы хотим уважать их достоинство, не впадая временами в некоторый пафос. Но не следует забывать также, что мы смотрим в лицо жестокой реальности. Иногда комок подступает к горлу от собственного бессилия и невозможности изменить конец этой истории, даже когда знаешь, что бесполезно об этом думать.
Катар, или Добрый Человек
Но эта книга с определенным упрямством будет следовать по колее исторического исследования. Она была написана как перманентный диалог с источниками, которые понемногу вытягивают из запутанного клубка нить, ведущую к хронологическим открытиям, и освещают огромные куски истории жизни Пейре Отье. Кроме того, это исследование бросает определенный свет на историю исчезновения катаризма в Окситании.
Однако, до того, как пуститься в это путешествие, нам нужно иметь несколько важных ключей. Потому что все это приключение может оказаться достаточно рискованным. Мы ведь собираемся реконструировать биографию средневекового человека, который не был ни князем, ни прелатом, да к тому же еще и еретиком. Здесь не будет излагаться, как это обычно делается, история катаризма. [2] Краткая хронология помещена в конце книги, и ее достаточно, чтобы напомнить о великих событиях 13 века, являющихся предысторией жизни Пейре Отье. И именно жизнь самого Пейре Отье предоставит нам детали того религиозного феномена, который в его нынешнем значении определяется термином катаризм. На его примере мы увидим практику ритуалов катаризма. Пусть читатель не удивляется, заметив исключительно христианский характер этой религиозности - хотя она была полностью противоположной некоторым аспектам средневекового католицизма. И действительно, до недавнего времени преобладали интерпретации катаризма, унаследованные от 19 столетия, когда в катаризме видели один из отростков античных или восточных верований - манихейских, зороастрийских или иных; некое чужеродное тело, подобное занозе в самом сердце нашего западноевропейского христианства. Занозе, которую, конечно же, следовало вытащить. Но уже несколько десятилетий, как критические исследования средневековых документов, среди которых есть и инквизиторские архивы, хранящие эхо служения Пейре Отье, но также и многие фрагменты самих катарских книг, к счастью, найденных и опубликованных [3], позволили историкам преодолеть эти отжившие гипотезы.
Сегодня нам известно - да и биография Пейре Отье на страницах этой книги тоже подтверждает данный вывод - что эта средневековая ересь была частью более широкого движения за возвращение идеалов vita apostolica, примера апостольской жизни - главной проблемы средневековой спиритуальности со времен Григорианских реформ. Объявленные еретиками воинствующей Церковью [4], катары хорошо узнаваемы по раннехристианскому характеру организации собственных Церквей и предлагаемому ими пути спасения через крещение покаяния Духом Святым и возложение рук. Их религиозное призвание или «путь Праведности и Истины» был для них знаком, которым отмечена истинная Церковь Христа и апостолов. Это прямое наследие позволяло им и самих себя называть апостолами. С их точки зрения это наследие передавалось через епископов, которым была дана власть посвящения. Катары также отрицали всякую легитимность Римской Церкви, которая, согласно им, сошла с апостольского пути и избрала дорогу богатства и власти.
Спорадически разбросанные по всей Европе (Рейнские земли, Шампань, Бургундия, Италия, Босния…), катары особенно хорошо смогли развить свои религиозные структуры в Окситании, где сеньоральные власти, графы Тулузские и де Фуа, Тренкавели - виконты Каркассона, Альби и Безье, не организовывали против них никаких репрессий. Во второй половине 12 века там уже были известны четыре Церкви или катарских епископства: в Альбижуа, Тулузен, Каркассес и Аженэ. В бургадах открывались мужские и женские дома Церкви: этих посвященных монахов и монахинь верующие уважительно и, возможно, любовно называли Добрыми Мужчинами и Добрыми Женщинами; но сами они называли себя только христианами или апостолами. Без большого энтузиазма, но вынужденно, я здесь буду употреблять для их обозначения термин катары, хотя в Средние века этот термин употреблялся чрезвычайно редко. Но какими словами я точно не буду называть этих еретических монахов, так это терминами совершенный или совершенная, которые иногда появляются в инквизиторском сленге, но не представляют для нас ни интереса, ни значения.
Религиозная организация Церквей Добрых Людей имеет признаки христианского архаизма. Их учение, костяк которого составляло устремление к Добру - entendensa del Be - сохранило остатки памяти о внутренних дискуссиях раннего христианства: в большинстве своем докетисты, они отрицали человеческую природу Христа в пользу Его божественной или ангельской природы. Будучи дуалистами, они проповедовали «Царство Божье, которое не от мира сего», но которое является истинной небесной родиной человеческих душ, испытывающих по нему ностальгию. Падшие ангелы, или «заблудшие овцы Израилевы», все души были благими и равными, поскольку были созданы Богом, но потом увлечены дьяволом и заключены им в изгнании мира сего, князем которого он является. Апостольская роль Добрых Людей состояла в спасении душ - всех душ. Они должны были привести их в Отчий дом своей проповедью Евангелия и таинством крещения покаяния - сonsolament, - дававшем им дарованную Христом власть связывать и развязывать.
Для своих верующих Пейре Отье был Добрым Христианином, Добрым Человеком Церкви Божьей; более того, Старшим этой Церкви, то есть членом первой ступени епископальной иерархии.
Когда Пейре Отье около 1298 года принял обеты, то к тому времени многие десятилетия репрессий уже стерли в Окситании всякий след организованной катарской Церкви. Только несколько беглых Добрых Людей все еще скрывались в подполье, изолированные друг от друга и выслеживаемые Инквизицией. Однако - и данная книга есть тому свидетельством - жар катарской веры все еще теплился в сердцах относительно многочисленного населения верующих: особенно в графстве де Фуа, где во времена графа Рожер-Берната можно было почти открыто критиковать Римскую Церковь; но также среди просторов Тулузен или Лаурагес, подпавших под власть французских сенешалей короля. Потому попытка Пейре Отье и его товарищей была, возможно, не такой уж безнадежной, как это сегодня представляется. Это был жар, ожидающий дуновения, которое бы его раздуло…
[1] Жан Дювернуа. Heresis, 18, p.48.
[2]О феномене катаризма и истории репрессий против него существует многочисленная литература. Я просто порекомендую здесь некоторые книги, в частности два тома Жана Дювернуа: La religion des cathares и L’Histoire des cathares, Toulouse, Privat (1977, 1978). Для более глубокого изучения могу сослаться на собственные книги: Les Archipels cathares, L’Hydre, 2002 и Le Choix heretique, La Louve, 2006. О крестовом походе против альбигойцев см. сумму Мишеля Рокбера, ставшую «классикой»: L’Epopee cathare, reed. 2 vol. Perrin, Tempus, 2006.
[3]Собрание этих текстов - два трактата и три ритуала 13 и 14 столетий на латыни и окситан - было переведено и прокомментировано в книге Рене Нелли (новое исправленное издание) Ecritures cathares, Le Rocher, 1995.
[4]О репрессивном контексте Церкви того времени см. новаторский труд британского медиевиста Роберта Мура: La Persecution, sa naissance en Europe, 950-1250, Paris, Les Belles Letters, 1991, Coll. 10/18, 1997.