I
УКОРЕНЕНИЕ
(1245-1290)
1
ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ К ОБЩЕЙ «ЕРЕТИЧЕСКОЙ ПОРОДЕ»
Пейре Отье, нотариус, будущий еретик, появляется в текстах в 1273 году на кончике своего собственного пера. Самый ранний документ, где всплывает имя Пейре Отье, фактически составлен им самим. Возможно, это тот самый экземпляр, который дошел до нас, написанный его собственной рукой - или, по крайней мере, переписан им для архивов короля Арагона с исчезнувшего оригинала. Речь идет об акте от 17 февраля 1273 года, составленном «Пейре Отье, гражданским нотариусом Акса и Лордата»
[1].
Впрочем, это неординарный документ, составленный для использования в чрезвычайных обстоятельствах, в ходе большой пиренейской политики, сразу же помещающей героя этой книги среди наиболее значительных персон графства де Фуа. Этот длинный свиток пергамента содержит отчет о расследовании, проведенном среди наиболее старых жителей этих мест нашим «означенным гражданским нотариусом», как говорится в акте, с целью доказать права Арагонской короны на замок Лордат в Сабартес
[2]. К этому времени, зиме 1272-1273 годов, уже много месяцев молодой и задиристый граф де Фуа, Рожер Бернат III, был узником короля Франции, Филиппа Смелого, с которым он по неосторожности вздумал тягаться. Целью этого документа, по всей видимости, был намек на переговоры с позиции силы. Этим маневром королю Франции давали понять, что король Арагона близко и проявляет бдительность. Капетингу также указывали на двусмысленное положение его замков в Сабартес, а также на то, что следовало бы освободить графа де Фуа - что и было сделано спустя несколько месяцев.
Возможно, выбор в качестве представителя арагонской партии пал на молодого нотариуса, проведшего это расследование и составившего отчет, не просто потому, что он был официальным нотариусом Акса и Лордата. В городах Сабартес нотариусов хватало. В этой ситуации выбор нотариуса был очень существенным, здесь нужен был доверенный человек. Пейре Отье продемонстрировал способность к активному и интеллигентному сотрудничеству - что только подтверждается последующими событиями. Мы уже говорили о том, что Пейре Отье фигурирует среди юридических и политических советников Рожер Берната III де Фуа, отважного и умелого графа, сумевшего в течение сорока лет удерживать определенный баланс между королями Франции и Арагона, пытаясь использовать этот баланс для усиления своего пиренейского графства. Оба они, и граф, и нотариус, были приблизительно одного возраста. Но общность взглядов, сближавшая их, без сомнения, была более глубокой. Оба они, и граф, и нотариус, в той или иной степени, принадлежали к одному обществу, к одному поколению, разделявшему тяжесть одной и той же истории. Оба они были сыновьями еретиков, оба - носителями того, что инквизиторы XIV столетия называли genus hereticum - гена ереси. Впрочем, как видно, граф и нотариус разделяли этот прочный фундамент со многими своими товарищами, соседями и близкими: сеньорами и владетелями castra, горожанами и ремесленниками в бургадах, графскими офицерами и агентами, бальи, нотариусами и юристами, крестьянами Ларната или Монтайю. Начиная с того, что упомянутый в акте 1273 года, где мы впервые открываем Пейре Отье, собственный эмиссар арагонского короля в Сабартес, сеньор Сьерра де Кади, Гийом Раймонд де Жоза, сам был сыном верующего, эксгумированного и сожженного Инквизицией
[3].
Нотариус
A priori, нам не известно ничего о молодом нотариусе, который, в феврале 1273 года, при содействии каталонского сеньора, составил акт, предназначением которого было склонить короля к освобождению графа. Появившись в истории, он еще никому не известен: принадлежал ли он к роду нотариусов из Сабартес? Современное состояние документов, которыми мы располагаем, не дает нам информации ни о каком другом публичном нотариусе по фамилии Отье, который бы существовал до него. Однако, отсутствие собственноручных подписей под актами в Аксе или Лордате еще, конечно, ни о чем не говорит. В любом случае, нет сомнений, что Пейре - выходец как минимум из достаточно обеспеченной семьи, способной послать двух своих отпрысков (Пейре и его младшего брата Гийома, последовавшего той же дорогой) обучаться в Тулузу. Чтобы занять пост клерка и добиться положения нотариуса, нужно было знать латынь и право на очень хорошем уровне. Вот почему есть причины связывать молодого нотариуса из 1273 года с единственной фамилией Отье, появляющейся в исторических документах об Аксе поколением раньше. С фамилией, которая явно принадлежит к местному хорошему обществу, с семьей, которую возглавляют первый известный нам Пейре Отье и его жена Раймонда. Эта семья Auter - более или менее искаженная романская версия латинского Auterii - явно именитая, и уже в значительной степени принадлежащая к еретической породе.
Мы знаем этих Аутер или Отье 1230-1245 годов по чистой случайности. Архивы Инквизиции - почти единственные документы, проливающие некоторый свет на население Окситании XIII столетия, могут многое рассказать о Лаурагес или Лантарес, и почти обходят молчанием интересующий нас регион. Известно, что, по крайней мере, до начала XIV столетия, Инквизиция достаточно редко совалась в графство Фуа, за исключением периодов, когда позиции графа становились шаткими, и он не мог ей помешать. Так было, например, после взятия и костра Монсегюра в 1244 году, когда наступило что-то вроде наведения порядка - чему Рожер IV, отец Рожер Берната III, - не имел возможности воспротивиться. Это было расследование, проводимое инквизитором Бернардом де Ко, начиная с протоколов Памье в 1246-1248 годов, от которых сохранился только незначительный фрагмент. Но и его достаточно, чтобы открыть некоторые неоценимые для нас подробности жизни катарского общества графства Фуа середины XIII века, особенно в Аксе
[4]. Из него видно, что семья Отье явно связана с лучшей графской знатью, она принимает у себя Добрых Людей и их друзей.
Показания дает мелкий дворянин из Сабартес, Пейре де Ла Кон, женатый на дочери Арнота де Миглос, сеньора Викдессус. Он сам родом из Перль, маленького castrum в высокогорной долине Арьежа, чуть ниже Акса. Он и его жена Бруниссенда дают показания перед инквизитором в январе 1248 года. Среди разных признаний он вспоминает, что в городе Акс пятнадцать лет назад, то есть в 1232 или в 1233 году еретик Бертран Марти часто навещал дом человека по имени Пейре Отер или Отье и его жены Раймонды. Причем Бертран Марти не просто какой-то там еретик, а фигура первого плана. Вскоре он станет Старшим Сыном тулузского епископа Гвиберта де Кастра, который к тому времени поселился в Монсегюре. Потом Бертран Марти и сам станет епископом Монсегюра - вплоть до трагических событий и костра 16 марта 1244 года. В 1232 году и в последующие годы, после трактата 1229 года и покорения графов Тулузского и де Фуа королю Франции, происходила организация катарского подполья. В связи с этим в доме Пейре и Раймонды Отье проходили настоящие собрания: Пейре де Ла Кон встречает в этом доме также, впервые, рядом с хозяевами дома и их гостем, Добрым Человеком, дочь хозяев, Эйменгарду Отье и ее мужа, Кусса (возможно, сеньора Кусса, возле Памье), а еще Понса де Гарану, из знати Сабартес (скорее всего, совладельца Пеш де Лордат). Он не упоминает о том, что был свидетелем каких-либо проповедей или религиозных практик.
Впечатление, что мы видим хорошее общество, участвующее в разговорах политического характера, а не просто собирающееся из набожности, усиливается информацией о следующем собрании, тоже имевшем место в 1232-1233 гг. Пейре де Ла Кон заявляет, что кроме Доброго Человека Бертрана Марти и упомянутых прежде лиц, он видел Гийома Барра, графского бальи из Акса, Гийома де На Олива или д’Эн Оливера, мелкого дворянина из Лордата, брата или сына Доброй Женщины, а также Бека де Роквилль, землевладельца из Лаурагес, пребывавшего тогда в свите графа Рожер Берната II де Фуа
[5]. Этот молодой человек, предположительно, являлся сыном или племянником братьев Роквилль, рыцарей и совладельцев Монжискар, Монгаяард и Кассес, хорошо известных по расследованиям Инквизиции в Лаурагес, как катарские верующие, сыновья Доброй Женщины и фаидиты. Двое из них закончили свои дни в инквизиторской тюрьме, а двое других стали Добрыми Людьми в ломбардском изгнании. Бальи города Акс Гийом Барра тоже принадлежал к крупной местной семье на службе графа де Фуа. В 1245 году графом Рожер IV де Фуа ему был дарован титул графского бальи Акса: «Гийому Барра и всему его потомству»
[6]. Тем не менее, в XIV веке он упоминается в реестрах Инквизиции как ревностный верующий еретиков.
Таким образом, все собравшиеся были не только особо значительными еретическими верующими, но также принадлежали к окружению графа де Фуа, и именно они встречались в доме Отье из Акса с будущим епископом Монсегюра. Эти два собрания, конечно же, имели и другие причины, чем просто личная набожность данных лиц: допрашиваемый отмечает, что посетители удалялись в отдельную комнату, чтобы переговорить с катарским прелатом и его товарищем. Возможно, поднимался особо трудный вопрос о Монсегюре, сильно компрометировавшем графа - Рожер Берната II, а потом его сына Рожер IV - в глазах Церкви и короля. Однако каждый добрый верующий в вопросе касательно Монсегюра мог и стремился оказать Добрым Людям уважение и поддержку. В любом случае, выбор для подобной встречи именно дома Пейре Отье и его семьи в качестве прикрытия переговоров иерархии Церкви Монсегюра с именитыми людьми и знатью из окружения графа де Фуа, достаточен для того, чтобы понять, что его дом в Аксе считался особо доверенным.
Через пятнадцать лет мы снова нападаем на след того же Пейре Отье. В своей исповеди в январе 1248 года Пейре де Ла Кон фактически признается, что двумя годами ранее - в 1245 или 1246 году - он принимал у себя в Перль на одну ночь еретика Пейре Отье и его сына Раймонда Отье. Поскольку давать приют еретикам было особенно тяжелой провинностью в глазах инквизитора, допрашиваемый тут же пытается оправдаться тем, что он тогда не знал, что означенный Пейре Отье стал еретиком, а узнал об этом позже. Это, скорее всего, ложь, потому что опытный верующий узнавал Доброго Человека с первого взгляда, едва перебросившись с ним двумя словами
[7]. Однако можно сделать вывод, в свете которого эта ложь выглядит более правдоподобной: что Пейре Отье совсем недавно стал Добрым Человеком. Нет никакого формального подтверждения, что сопровождавший его сын Раймонд был его soci, то есть, ритуальным компаньоном, или просто делал это из сыновней привязанности, оберегая преследуемого отца. Через два года после костра в Монсегюре, когда Инквизиция устраивала «чистки» в графстве Фуа, нужно было иметь немалое мужество, чтобы присоединиться к подпольной катарской Церкви. Отметим однако, что в этот период, сразу же после Монсегюра, когда почти истребленная Тулузская Церковь мучительно пыталась восстановиться в убежищах высокогорного Арьежа вокруг нового епископа Арнота-Рожер, пока не ушла в итальянское изгнание, мы видим внезапный расцвет религиозных призваний, своего рода движения против течения, особенно среди знати графства Фуа
[8]. Пейре Отье из Акса, принимавший у себя Добрых Людей в 1232 году, явно собрался покинуть родные места. Мы не знаем, что с ним произошло.
Нотариус Пейре Отье из 1273 года, наш Пейре Отье - является ли он прямым потомком Доброго Человека Пейре Отье из 1232-1245 годов? Жан Дювернуа подсчитал, что к 1273 году его возраст был приблизительно около тридцати лет - примерно столько времени нужно было, чтобы довольно долго обучаться, закончить учебу и занять подобную должность. Итак, если к тому времени, когда он работал над описанным выше документом вместе с Гийомом Раймондом де Жоза, ему было приблизительно тридцать, то Жан Дювернуа предположил, что Пейре Отье должен был родиться где-то перед 1245 годом. Он также заметил, что Пейре Отье вполне мог бы быть сыном Раймонда, сына первого Пейре Отье, сопровождавшего своего отца по дорогам подполья
[9]. То есть, он родился приблизительно в то время, когда его предполагаемый дед стал Добрым Человеком. Раймонд Отье в 1245 году уже достаточно взрослый человек. Даже если он стал Добрым Человеком в одно время со своим отцом, он вполне мог до того времени основать семью. Пейре Отье, нотариус Акса и Лордата из 1273 года, будущий Добрый Человек, мог быть, в таком случае, сыном и внуком Добрых Людей.
Конечно, это всего лишь гипотеза, которую так и не удастся проверить
[10]. Родовое имя этих обитателей средневекового Акса сегодня достаточно распространено в департаментах Арьеж и Од в разных вариантах правописания: Autier, Authier или Autie. Было ли так и в XIII веке? Если фрагмент 1246-1248 гг. упоминает только одну семью Отье в Аксе, то многочисленные архивы Инквизиции начала XIV столетия сообщают о существовании, как в самом городе, так и в окрестностях, других семей, носящих это имя. Однако, видно, что все они связаны с именитым нотариальным родом, который явно среди них доминирует
[11]. Вспомним также, что семья Отье из Акса в середине XIII столетия уже связана и с хорошим обществом Лордата. Это особенно заметно по двойной квалификации второго Пейре Отье: «нотариус Акса и Лордата»…
По сути, является ли второй Пейре Отье или нет, прямым потомком первого, его внуком или внучатым племянником, ничего особенно не меняет. У нас есть все основания полагать, что молодой нотариус 1273 года, будущий великий еретик 1300-х годов, вовсе не self made man - редчайшее в то время явление - но происходит из именитой семьи, принадлежащей к хорошему обществу графства Фуа и симпатизирующей катаризму. Династия нотариусов? Это не так уже и невероятно, и в последующем анализе клана Отье конца XIII столетия мы попытаемся подтвердить этот тезис. В любом случае, это была семья еретических верующих, и это видно из того, как весь этот клан с горячностью и в массовом порядке вовлекался в дела веры после религиозного обращения его патриарха.
Вряд ли бы этот славный нотариус из Акса конца столетия сам сделал выбор опасного катарского призвания, если бы он до мозга костей не был пропитан еретической верой. Это был еще один способ проявления гена ереси, genus hereticum…
Граф
Конечно же, гораздо легче исследовать славную генеалогию графов де Фуа, чем родословную простой семьи нотариусов Отье из Акса, какой бы именитой она ни была. Тем более, что мы твердо уверены в том, что Рожер Бернат III де Фуа, граф, с которым связана карьера Пейре Отье, еще больше, чем его нотариус, являлся ветвью, выросшей на крепком и древнем стволе еретического дерева.
Рожер Бернат III де Фуа, молодой граф, который в 1272 году не побоялся выступить против короля Франции, а десять лет спустя против короля Арагона, является, прежде всего, наследником династии, одновременно воинственной и искусной, которая в первой четверти XIII века создавала наибольшие проблемы всем армиям, участвовавшим в крестовом походе против альбигойцев. Посреди всеобщего разгрома, разрушения и костров, опустошавших окситанские города и castra, его маленькое пиренейское графство представляло собой упрямый оплот сопротивления. Если грозный Каркассон и великий город Тулуза были много раз взяты, перехвачены и снова взяты, то твердыня де Фуа никогда не покорялась, ни во время крестового похода де Монфора, ни во время войны короля Франции. Кроме того, Рожер Бернат де Фуа, наследовавший в 1265 году своему отцу, графу Рожер IV, являлся также наследником наиболее явной еретической династии из всей высшей аристократии Юга.
Если династия виконтов Альби, Каркассона и Безье, династия Тренкавелей, и престижный род Раймонда Тулузского были огульно обвинены папством в защите и симпатии к ереси на их землях (за что и были раздавлены папским крестовым походом и французским королевским завоеванием), то графская фамилия де Фуа одна сумела выкрутиться из этого затруднительного положения. И это при том, что данная семья являлась единственной семьей подобного ранга, которая физически была вовлечена в запрещенную Церковь, подарила ей религиозных деятелей и даже мучеников. Рожер Бернат III, таким образом, был правнуком, внучатым племянником, внуком, двоюродным внуком Добрых Женщин; и кроме того двоюродным внуком верующего, умершего на костре за повторное впадение в ересь. К тому же, среди его прямых предков были люди - а именно его прадед и бабушка - эксгумированные и посмертно сожженные по приговору Инквизиции.
Его прадед, Раймонд Рожер де Фуа (1188-1223) - граф, известный славным сопротивлением Симону де Монфору, был одновременно мужем, братом и даже отцом Добрых Женщин. Что не помешало ему, правда, быть похороненным в 1223 году в цистерцианском аббатстве де Бульбонн со всеми католическими почестями, как и подобало великому сеньору его времени. Тем не менее, в первые годы столетия, вместе со своими близкими, он часто навещал свою бывшую жену, графиню Фелипу, Добрую Женщину, в ее общинном монашеском доме в castrum Дюн, куда приходил проповедовать катарский диакон Гийом Клерг
[12]. В 1204 году, в Фанжу, он еще принимал участие в крещении своей сестры Экслармонды
[13], вдовы виконта де Иль-Журден, получившей посвящение из рук Гвиберта де Кастра, Старшего Сына катарского епископа Тулузы. Если верить Canso (Песнь об Альбигойском крестовом походе)
[14], за существование этой сестры Доброй Женщины - при этом почему-то не обращалось внимания на ересь его жены - графа де Фуа рьяно упрекал перед папой на Латеранском соборе 1215 года цистерцианский епископ Тулузы, бывший трубадур Фулько Марсельский. Если верить также хронике Петра Сернейского
[15], еретическая сестра Раймонда Рожер, менее стеснительная, чем ее золовка графиня Фелипа, осмелилась даже поднять голос во время теологической дискуссии, имевшей место в Памье в 1207 году между цистерцианскими папскими легатами и еретическими ораторами, в связи с чем католическая сторона возмущенно посоветовала ей вернуться к ее прялке. Заметим еще, что тот же цистерцианский хронист, близкий к полководцам крестового похода, описывает самого Раймонда Рожер как какого-то ужасного монстра, неблагочестивого преследователя монахов и разрушителя монастырей на своих землях. Однако, портрет, который передает нам анонимный автор окситанского Canso, изображает, напротив, фигуру величественного рыцаря paratge…
После своей смерти в 1223 году граф Раймонд Рожер оставил совсем юную дочь, тоже по имени Эксклармонда. Ее брат, Рожер Бернат II, отдал ее замуж в 1236 году за одного из своих беспокойных вассалов, Берната д’Айю, совладельца Доннезан, чтобы таким образом скрепить свой мир с ним. Возможно, выращенная в вере катаров, как и все дамы семьи де Фуа того времени, Эксклармонда д’Айю закончила свою жизнь Доброй Женщиной.
Сын Раймонда Рожер, граф Рожер Бернат II де Фуа (1223-1241), был воспитан добрым верующим, сначала своей матерью, Доброй Женщиной Фелипой, а потом опекуном, Понсом Адемаром де Рудейлем. В 1202 году он стратегически женился на Эрмессенде, наследнице горного виконтства Кастельбо, соединяя графство Фуа с южными склонами Пиренеев. После смерти своего тестя Арнота в 1226 году, граф де Фуа становится виконтом Кастельбо, и таким образом ввязывается в сложные хитросплетения вассальных отношений с пиренейскими графами Барселоны, ставшими королями Арагона, и особенно, в бесконечное соперничество с епископами Уржеля. Нужно сказать, что виконтство Кастельбо, где катаризм, скорее всего, укоренился еще раньше, под властью графов де Фуа стало настоящим еретическим гнездом, где прятались окситанские верующие и Добрые Люди, спасаясь от преследований. Сам виконт Арнот умер, получив утешение. В 1230 году его дочь, графиня Эрмессенда де Фуа также достигла «хорошего конца на руках Добрых Людей». В связи с этим, граф де Фуа - Рожер Бернат II - их зять и вдовец,- а также его наследники, имели огромные проблемы с епископом Уржеля, Инквизицией Арагона и даже Инквизицией севера Пиренеев…
У нового графа, Рожер IV де Фуа (1241-1265), сына Рожер Берната II и Эрмессенды де Кастельбо, тоже появились серьезные проблемы, связанные с религией. Его отец добился перед смертью мира с епископом Уржеля, который в 1237 году организовал в еретическом виконтстве Кастельбо широкомасштабную полицейско-религиозную операцию (45 сожженных, 18 эксгумированных трупов, 2 разрушенных дома, 15 осужденных заочно). Граф Рожер, к тому же, не смог помешать сожжению на костре за повторное впадение в ересь своего дяди Берната д’Айю 4 сентября 1258 года в Перпиньяне, по приговору Инквизиции Арагона
[16] - в то время, как его тетя Эксклармонда, сестра его отца, мужественного Рожер Берната II закончила свои дни в подполье, как Добрая Женщина
[17]. Тем не менее, инквизиторы не постеснялись выставить графу счет на три тысячи магелонских су в качестве оплаты расходов за свои заседания в Перпиньяне во время процесса против его дяди
[18].
Рожер Бернат III (1265-1302), граф де Фуа, с которым Пейре Отье связан своей нотариальной карьерой, это сын Рожер IV. Огромное еретическое наследие его династии - вера его отцов и особенно его матери и теток, возможно, оставили в нем чувство настоящей привязанности к этой вере. Но в то же время он был политическим реалистом и остерегался выказывать свою приверженность ереси, за которой приходит Несчастье. Буквально через несколько лет после того, как он наследовал своему отцу, 2 ноября 1269 года, инквизиторы Арагона осудили его предков, Арнота и Эрмессенду де Кастельбо на эксгумацию и сожжение
[19], а он сам принужден был выкупать свои права на виконтство у короля Арагона за 45 000 барселонских су. Отныне Рожер Бернат де Фуа знал, что ересь проклята, а Инквизиция всемогуща. Но молодой граф в своих метаниях между верностью и реализмом, был человеком, жившим с высоко поднятой головой, который всегда шел до конца.
[1]Petrus Auterii, notarius publicus de Ax et de Lordato hoc scripsit. Anno predicto et die, scilicet XII kal. marcii. Barcelone, Archivo de la Corona de Aragonn perg. Jaime 1 n 2143.
[2]Сабартес, название бывшего святилища Богоматери Сабарт возле Тараскона на Арьеже, над которым с той и другой стороны возвышались ряды деревень на горных карнизах. Это одновременно название административного округа (pagus) и религиозного прихода: престол архиерея в Сабартес, подчинявшийся вначале епископу Тулузы, затем Памье.
[3]Господа Жоза были давно и очень серьезно вовлечены в ересь, особенно часто принимая у себя катарского диакона Каталонии. Раймонд де Жоза был приговорен к посмертному сожжению Отцом де Тенес и Отцом де Кадрета, инквизиторами Арагона в 1258 г., а его вдова Тиборг и сын Гийом Раймонд должны были пройти через процедуру отречения - только это позволило им сохранить привилегии и имущество своего отца. См. Жан Дювернуа: L’Histoire, р. 154-160.
[4] Документ находится под номерами от 240 до 286 собрания Доат том 24 в Национальной библиотеке Франции. Этот документ был опубликован Жаном Дювернуа. Он состоит из фрагмента, содержащего приблизительно 1\15 оригинала: Registre de Bernard de Caux. Pamiers, 1246-1247. В журнале: Bulletin de la Societe ariegeoise des sciences, letters et arts, 1990.
[5]Bernard de Caux, Duv., p. 60-61.
[6]A.D. Ariege, E6, p.241.
[7]Вряд ли Пейре Отье и его сын, жители Акса, должны были бы ночевать у их довольно близкого соседа в Перль, если бы ни были принуждены к этому требованиями подпольной жизни или не были Добрыми Людьми, вынужденными искать помощи у верующих. Следует также отметить, что кроме всего прочего Добрые Люди у катаров подчинялись очень суровым правилам жизни и прибегали к определенному способу выражения, который немедленно распознавался верующими.
[8]Например знаменитая Эстевена (Стефания) де Шатоверден, крещенная диаконом Арнотом Прадье в 1245 г., была одной из последних Добрых Женщин среди окситанской аристократии.
[9]Жан Дювернуа, статья «Пьер Отье» в Cahiers d’Etudes cathares, 47, 1970, p.9-49.
[10]Жан Дювернуа в Bernard de Caux, Duv., p. 60 замечает, что имена Пейре и Раймонд достаточно популярны в семье Отье как в 1240 так и в 1300 годах, и что это может служить лишним доказательством идентичности этих семейств. С другой стороны, Пейре и Раймонд, так же, как Бернат и Гийом, являются наиболее общеупотребительными именами того времени.
[11] Существовали также Отье по прозвищу Паук, что на окситан означает «малые» - как если бы были в Аксе Отье большие и малые… Однако Паук это тоже достаточно распространенное прозвище.
[12]Связи графа Раймонда Роже с ересью очень хорошо описаны в различных и многочисленных реестрах Инквизиции середины 13 столетия: особенно эпизод в Дюне: Bernard de Caux, Duv.
[13]Сестра графа Раймонда-Роже, дочь графа Роже Берната I и Сесиль Тренкавель, виконтесса де Иль-Журден, а потом Добрая Женщина с 1204 г., кажется, является первой из дочерей де Фуа, носящей имя Эксклармонда. Это чрезвычайно модное имя в этом роду и, особенно, среди аристократии на протяжении 13 века. Оно еще долго после этого оставалось модным в сельских районах. Это та самая знаменитая Эксклармонда де Фуа, миф о которой был поднят на щит Наполеоном Пейра в его Истории Альбигойцев, изданной в 1871 г. В ее образе сконцентрировалась вся эзотерическая и поэтическая мифология воображаемого катаризма. Эта мифология создала в 20 веке романтический облик великой Эксклармонды, где воедино слились как призрачный силуэт Эксклармонды де Перейль, умершей на костре в Монсегюре, так и трех или четырех Эксклармонд де Фуа 13 века, племянниц, внучатых племянниц и так далее первой…См. по этому поводу прекрасную книгу Кристель Морин Les Esclarmondes. Privat, 1995
[14]E. Martin Chabot, Chanson de la crosaide albigeoise. Les Belles Lettres, 1957. Vol. 2, p.44, 48.
[15]Pierre de Vaux-de-Cerney. Histoire albigeoise (1206-1218), Vrin, 1951, p.21.
[16]BnF, Doat 33, f 79-124b.
[17]Своим письмом от 1264 года король Арагона принял решение вернуть все имущество Гийому, сыну Берната д’Айю, хотя его отец был осужден за ересь, «несмотря на то, что (его) мать Эксклармонда была совершенной еретичкой». См. Celestin Douais, Documents pour servir a l’Histoire de l ‘Inquisition dans de Languedoc, Paris, 1900, p. 223. По поводу связей с ересью семьи д’Айю см. Jean-Claude Soulassol, “Les Alion, le pape et le comte de Foix (1244-1310). Apport de noveaux documents » в Les cathares et l’Histoire. Hommage a Jean Duvernоу, L’Hydre editions, 2005, p. 381-388.
[18]A.D. Ariege, E6, p. 133. 11 июля 1259 года Роже де Фуа обратился с жалобой к папе по поводу счета, выставленного инквизиторами «на оплату их расходов и заседаний в Перпиньяне, где они расследовали преступления ереси некоторых жителей Доннезан».
[19] Братья-Проповедники в Барселоне 2 ноября 1269 года, брат П. де Кадрейта и брат Г. де Колонь, инквизиторы, с кафедры объявили еретичкой Эрмессенду де Кастельбо и приказали эксгумировать ее. Этот акт был опубликован Шарлем Бодоном де Мони, Relations des comtes de Foix avec la Catalogne jusqu’au commencement du XIV siecle, Paris, Alphonse Picard et fils, 1896. Vol. 2, piece 56, p. 140-141. Из него мы узнаем, что графиня де Фуа на смертном ложе «принимала многих еретиков и умерла у них на руках». Она получила посмертный приговор за то, что «была еретичкой и умерла еретичкой».