Геополитика эпохи эллинизма (вставка №5 в серию 1.9)
РЕАБИЛИТАЦИЯ ПОЗДНЕЙ АНТИЧНОСТИ ПО ИТОГАМ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
(Для лучшего понимания, рекомендуется читать только по ссылке из серии 1.9, т.к. причиной вынесения в отдельный постинг является исключительно ограничение LJ на размер текста).
Побочным аспектом гипотезы о непреодолимой внутренней деградации Поздней Римской империи, о ее естественном умирании, которая укоренилась в науке к началу XX в., стала ее симфония с идеологическими установками немецкого национализма эпохи Второго и Третьего Рейхов. А именно, с постулатом о «вырождении латинской расы» и о необходимости оздоровить Европу через господство «тевтонской расы». В течение гитлеровского периода немецкая гуманитарная наука дискредитировала себя заигрыванием с нацизмом и утратила тот авторитет, которым пользовалась ранее. После Второй Мировой войны «парадигма смертельной болезни» постепенно перестала быть господствующей.
В 1947 г. маститый французский антиковед Андре Пиганьол выпустил книгу «Христианская Империя», о Риме IV в., где высказал о германцах все, что на душе накипело. Он ставил им в упрек то, что, веками проживая на границах Римского мира, они так и остались нецивилизованными варварами. Эту книгу, написанную под впечатлением недавней немецкой оккупации, историк резюмировал выводом, достойным Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и комиссара Мегре: «Римская цивилизация не умерла естественной смертью. Она была убита!» (цит. по [Goffart 2006, p.231]). С этого момента начал возвращать себе популярность более сбалансированный взгляд, согласно которому причиной краха цивилизации в Европе явилась не гипотетическая «смертельная болезнь», а сочетание вполне преодолимых частных проблем с натиском варварских орд.
Иллюстрация 1.9.5.1. Андре Пиганьол (André Piganiol) (1883-1968) - историк, археолог и патриот Франции. Наиболее авторитетный французский антиковед середины XX века.
В конечном итоге к этой точке зрения присоединились и сами немцы. В порядке денацификации, некоторые представители немецкой профессуры решили на всякий случай покаяться и за уничтожение Римской империи. Яркий пример тому - немецкий историк Александр Демандт (р. 1937), который в 1984 году выпустил книгу «Падение Рима: распад Римского Рейха в суждении потомков», где разобрал все существующие объяснения краха Римской империи. Он пришел к мнению о том, что «коллапс был ускорен или даже вызван напором германцев со времен Маркоманской войны» (цит. по [Goffart 2006, p.242]). В своих рассуждениях автор, по сути, воспользовался старым националистическим штампом о «брутальных и несокрушимых ордах» древних германцев, но повернул его в обвинительном ключе.
Другая группа немецкой профессуры, которую называют Венской школой исторического ревизионизма, основанная на работах медиевиста Рейнхарда Венскуса, решила «денацифироваться» более радикально. Она сосредоточилась на деконструкции важного положения «нацистской науки» о том, что античные германцы представляли собой некое этническое и расовое единство, а современные немцы являются их потомками «по крови». С точки зрения Венскуса, античные «германцы» - это конгломерат этнически разнородных групп, которые не были связаны единством происхождения и представляли собой исключительно воображаемое сообщество. Общая германская идентичность, существовавшая в пику римской, это заслуга немногочисленной военной элиты, которая связывала это сборище воедино и имела в себе стержень германской глубинной («ядерной») традиции. Несколько утрируя взгляды Венскуса, можно вообразить, что Рим сокрушила не группа родственных племен, а как бы подобие Третьего Рейха, возглавляемое кем-то вроде идейных эсэсовцев.
Иллюстрация 1.9.5.2. Рейнхард Венскус (Reinhard Wenskus) (1916-2002) - немецкий историк-медиевист, из работ которого выросла Венская школа ревизионизма. Восточный пруссак по происхождению, в молодости он был солдатом Вермахта.
Довести «историческую денацификацию» до логического завершения немцам помогли заокеанские коллеги из Торонтской школы ревизионизма, отцом-основателем которой является американский исследователь Вальтер Гоффарт (сын бельгийского дипломата, настрадавшийся в детстве во время II Мировой войны). Торонтцы обвинили венцев в крипто-национализме и предложили вообще отказаться от поисков какой-либо субъектности за термином «германцы» для античной и раннесредневековой эпох. Они отвергли существование «германского единства» даже в формате воображаемого сообщества. Не было, соответственно, и никакой единой «германской культуры» или «германской традиции», - все, что имелось общего у этих разнородных племен, появилось в ходе их взаимодействия с Римом. С точки зрения Гоффарта, образ древних германцев, захвативших Империю, и сама концепция «переселения народов», - это изобретения немецких интеллектуалов Нового времени, которые опирались на некритичное прочтение источников, созданных или отредактированных византийскими пропагандистами. [Goffart 1988] Несколько утрируя Гоффарта, картина «варварского потока», который затопил Западную часть империи в V в., была придумана в эпоху Юстиниана для идеологического обоснования восточно-римской агрессии. Результат естественного развития Западной части Римского мира в духе мультикультурализма, культурного синтеза и политики открытых дверей был представлен восточно-римскими шовинистами как последствие (якобы) насильственного завоевания чужеродными пришельцами.
Иллюстрация 1.9.5.3. Вальтер Гоффарт (Walter Andre Goffart) (р. 1934) - американский историк бельгийского происхождения, специализируется на взаимоотношениях варваров с Римским миром. Вдохновитель радикальной Торонтской исторической школы, которая ввела в антиковедение приемы постколониального дискурса.
Нетрудно заметить, что такая радикальная «денацификация» автоматически снимает с германцев вину за крушение Рима и снова подводит нас к теме «внутренней болезни». Гоффарт в своей книге «Варварские приливы: эпоха миграции и поздняя Римская империя» [Goffart 2006] много места уделил критике «покаянных» взглядов Александра Демандта (см. выше). С его точки зрения, варвары не сокрушили Рим, а удачно вписались в уже существовавшую в Империи тенденцию к опрощению. В определенный момент имперским властям показалось проще и дешевле вместо набора, тренировки и содержания регулярной армии на собираемые с населения налоги, непосредственно приписывать налогоплательщиков к уже готовым отрядам варварских воинов. Эти отряды должны были нести службу за треть или две трети налоговых поступлений с определенной территории (многие историки, впрочем, считают, что речь шла не о доле налогов, а о доле в земельных владениях региона). Центр Империи, Италия - единственный регион, где власти не хотели таким образом «феодализировать» армию. Но процесс «опрощения» не удалось остановить на границах Италии. Переворот Одоакра в 476 г. связан как раз с тем, что варварские войска решили силой внедрить ту же практику и в Италии, и попутно отменили римский престол. По Гоффарту, «То, что мы называем падением Римской империи, на деле было воображаемым процессом, который слегка вышел из-под контроля» ([Goffart 1980, p.35] цит. по [Хизер 2005, с.679-689]). Эндогенный процесс тотального опрощения и перехода к средневековому образу жизни затронул и Восточную Империю, хотя и несколько позже.
Позиции тех, кто главным фактором крушения Рима считает вторжения извне, особенно сильны в странах, которые дорожат римским наследием. В Британии цитаделью противостояния взглядам Торонтской школы стал Оксфорд. Питер Хизер, один из фронтменов Оксфордской школы, связывает военно-политический крах Рима в V в. с развитием и качественным усилением варварского мира, где на смену броуновскому кишению разрозненных племен пришли широкие альянсы. Они затем выплеснулись на Империю из-за вторжения гуннов в Восточную и Центральную Европу. В книге «Падение Римской империи» [Хизер 2005] он полемизирует с Гоффартом и другими учеными, которые ведущую роль в политическом распаде Империи отвели внутренним механизмам, и преувеличили мирно-договорный характер расселения варваров на землях Империи. Он утверждает, что Римская империя распалась принципиально иным образом, чем Империя Каролингов, где инициаторами распада были региональные элиты.
«Именно военные варварские объединения, участвовавшие в вооруженных конфликтах на римской территории, играли ключевую роль. Последовательность событий была такова: разные племенные союзы сначала пересекли границу, затем вынудили имперские власти заключить с ними договоры и в конечном счете отторгли от империи столь значительную территорию, что ее финансовые ресурсы иссякли. …всем этапам этого процесса сопутствовало насилие, хотя оно и сопровождалось теми или иными дипломатическими соглашениями. Однако эти соглашения были не более чем признанием последних по времени территориальных приобретений, осуществленных благодаря применению силы, и вовсе не принадлежали к тому роду дипломатии, который влиял на развитие событий. …невозможно отрицать следующий факт: Западная Римская империя погибла из-за того, что на ее землях обосновалось слишком много варварских племенных объединений, которые расширяли свои владения вооруженным путем». [Хизер 2005, с.679-680]
Обратите внимание, что эти выводы противоречат и модели военно-фискального удушения экономики, популярной у многих авторов, и взглядам Макса Вебера, для которого финансовый крах Рима коренился в нездоровом характере его социально-экономической системы.
Иллюстрация 1.9.5.4. Питер Д. Хизер (Peter John Heather) (р. 1960) - британский историк, специализирующийся на военно-политическом взаимодействии Рима и варварского мира. Один из фронтменов «Оксфордской школы», которая защищает традиционные представления о крахе римской цивилизации.
Главное в преодолении парадигмы «смертельной болезни» - это, конечно, не обвинения в адрес германцев, а позитивное доказательство жизнеспособности Рима. И здесь ключевую роль сыграли не мстительные французы и не кающиеся немцы, а прагматичные англичане. Значимой вехой стала изданная в 1964 г. книга британского историка Арнольда Джонса «Поздняя Римская империя, 184-602 гг.: социальный, экономический и административный обзор». В этой книге дан детальный обзор всех аспектов государственного устройства Поздней империи, и она предстает как вполне благоустроенное государство, отчасти сходное с современными Welfare state. Джонс опирался на более полное и тщательное исследование литературных и эпиграфических источников той поры, многие из которых ранее сторонниками «смертельной болезни» трактовались избирательно и поверхностно. Он, таким образом, разбил оппонентов их же оружием на их же любимом поле, при этом почти не ссылаясь на археологию, которая в последующие десятилетия доказала экономическое процветание большинства регионов Поздней империи вплоть до начала варварских опустошений.
Иллюстрация 1.9.5.5. Арнольд Х. М. Джонс (Arnold Hugh Martin Jones) (1904-1970) - британский эксперт по Позднему Риму, член Британской Академии. Преподавал в Кембридже.
Джонс, разумеется, не отрицал наличие слабых мест и пороков в устройстве Поздней Империи, отчасти разделял и модель «военно-фискального удушения экономики» (по крайней мере, для Запада), но при этом старался показать, что именно давление варваров стало ключевым фактором упадка. Он, как и многие до него, воспользовался «аргументом от выживания Византии», из которого следует, что причину краха на Западе следует искать в местных привходящих факторах, а не в каком-то фатальном качественном пороке Империи в целом. По мнению Джонса, Запад был беднее, чем Восток, менее населен, средний класс здесь был слабее, а земельная аристократия, наоборот, сильнее. Она в большей мере, чем на Востоке, подмяла под себя администрацию, присваивала бюджеты и саботировала эффективную налоговую политику. При этом Запад в силу географии был более открыт угрозам со стороны варварского мира и испытывал на себе большее давление варваров, чем Восток. Все это и предопределило разную судьбу двух частей Империи, по принципу «где тонко, там и рвется». Этой теме Джонс посвятил отдельную книгу «Закат Древнего мира» [Jones 1966]. Критическую точку он увидел в административном разделении Империи на две неравноценные части, что уменьшило поток помощи с богатого и относительно безопасного Востока на бедный и подвергавшийся ударам Запад.
В конечном итоге доктрина «смертельной болезни» утратила и свой последний бастион: догмат о позднеантичном культурном упадке. Европейские гуманитарии, воспитанные в XVIII-XIX вв. в духе сверхценности классического античного наследия, считали, что, начиная с III в., культура постепенно деградировала и варваризировалась, «светильник античного разума» угасал, вплоть до погружения в полный мрак с наступлением «Темных веков». Гиббон и последующие авторы видели в позднеримском культурном декадансе, усиленном христианизацией, не просто симптом, но одну из первопричин общего упадка. Эта «классико-центрическая» точка зрения во второй половине XX утратила доминирование. Наиболее заметными в этом отношении стали работы британо-канадского историка религии Питера Брауна. Он, вслед на Пиренном, расширил Позднюю Античность вплоть до VIII в., но, в отличие от Пиренна, увидел в ней эпоху позитивных инноваций в культуре и сложной культурной жизни, качественно не уступавшей «Золотому Веку». Своей книгой «Мир Поздней Античности от Марка Аврелия до Мухаммеда» [Brown 1971] он дал начало популярному тренду, когда применительно к культуре после 200 г. говорят уже не о «закате и падении», а о «сдвиге и переопределении границ классического мира». Стало ясно, что упадок высокой культуры на Западе не предшествовал распаду государства в V в., а наоборот, был его прямым следствием. (Эту тему мы рассмотрели в отдельной Вставке 1.9.4 и привязали к контексту дискуссии с Анри Пиренном).
IV век не только породил множество культурных инноваций, но и стал эпохой возрождения интереса к классической греко-римской культуре. Новая служилая аристократия, поднявшаяся в ходе «военной революции» III в., с энтузиазмом приобщалась к высокой античной культуре и рассматривала рафинированную классическую образованность как важный сословный атрибут. Она стала необходимым фактором для успешной карьеры. На уровне народных масс, именно в это время началось распространение греко-латинской цивилизации «вширь», она вышла за рамки побережья и отдельных форпостов и захлестнула глубинные континентальные области. Обширная область романских языков - наследие именно Поздней Античности. Забота о культуре и образованности в Поздней Империи была делом не только элит, но и государства.
Изменения в восприятии Поздней Античности, случившиеся во второй половине XX в. с опорой на новые данные археологии и более критичное прочтение письменных источников, хорошо резюмировал Вальтер Гоффарт:
«В конце двадцатого века расцвело восхитительное исследование поздней античности, особенно ее религиозных и художественных аспектов; имя Питера Брауна является символом этих усилий. Даже мощный позднеримский государственный режим, получивший зловещее название «Домината», после нашего опыта с раздутыми, но благотворными государствами всеобщего благосостояния потерял прежний негативный оттенок и был сочтен необходимым и терпимым (Джонс был центральным в этом пересмотре). Сейчас стало очень трудно рассматривать позднюю Римскую империю как образец «декаданса». Христианская Римская империя Константина, Феодосия и Юстиниана отличалась от Рима прошлого, но она тоже - так считается - была жизнеспособной». [Goffart 2006, p.323]
Решительная смена взглядов на Поздний Рим особенно заметна при сравнении последовательных изданий «Кембриджской Истории Древнего Мира», которую можно считать срезом мейнстрима в европейском антиковедении. В последнем (но еще «добрекзитовском») издании (см. [CAH-XII 2005], [CAH-XIII 1997], [CAH-XIV 2000]) оценка ситуации в Поздней империи разительно отличается от той апокалиптической картинки, которую рисовали историки в начале XX столетия. Теперь уже к Позднему Риму не применяется популярный ранее образ заживо гниющего Левиафана, который разваливался под собственной тяжестью и высасывал последние соки из античной цивилизации. Политическая ситуация изменилась: страхи начала XX в. перестали быть не актуальными, а многие из признанных ранее «упадочными» тенденций Позднего Рима уже давно воплотились в реалиях Евросоюза или воплотятся в ближайшие десятилетия. Апокалиптика образца Ростовцева в этом контексте воспринимается не совсем приличной. Применительно к событиям III в. даже само слово «кризис» употребляется в кавычках и чуть ли не с иронией («ох уж эти паникеры»).
Следует пояснить, что апокалиптические картины, нарисованные Гиббоном или историками поколения Вебера и Ростовцева, не были высосаны из пальца, и в значительной мере опирались на некритичное восприятие текстов и надписей той поры, на однобокую интерпретацию дошедших до нас фрагментов законодательных актов. Следующее поколение антиковедов дало этим источникам более позитивную интерпретацию, подкрепленную данными археологии. Следует понимать, что дошедшая до нас из IV века «всепропальческая» публицистика, особенно с антихристианским подтекстом, - это особый жанр, не всегда дающий объективную оценку реальности. [Cameron 1993, p.159] Это относится и к жалобам, которые натолкнули историков на вывод о «фискальном удушении» экономики и о масштабной депопуляции. Бизнес всегда и везде жалуется на чрезмерные налоги, однако в большинстве регионов Римского мира (особенно восточных и южных), археология показывает процветание, вплоть до начала массированных варварских вторжений.
В целом, Евросоюз IV в. оценивается как поступательно развивавшееся государство, которое процветало и в культурном, и в экономическом, и в демографическом отношении, и все там было отлично, за исключением отдельных недостатков и печальной необходимости защищаться от агрессивных северо-восточных варваров. Но поскольку отменить финальный крах Античного Запада историки не могут (пациент все-таки умер), то какую-то «историю болезни» им все равно приходится писать. Даже те авторы, которые, подобно Хизеру, главным фактором краха считают давление извне, вынуждены указывать на слабые места позднеримской государственности и управленческие ошибки властей. Их противонаправленная (по сравнению с началом XX в.) политическая ангажированность играет позитивную роль, позволяет сгладить преувеличения ранних авторов и дать более сложную и многомерную картинку реальности.
Примечание об источниках.
См. Библиографию.
(Для лучшего понимания, рекомендуется читать только по ссылке из серии 1.9, т.к. причиной вынесения в отдельный постинг является исключительно ограничение LJ на размер текста).
Побочным аспектом гипотезы о непреодолимой внутренней деградации Поздней Римской империи, о ее естественном умирании, которая укоренилась в науке к началу XX в., стала ее симфония с идеологическими установками немецкого национализма эпохи Второго и Третьего Рейхов. А именно, с постулатом о «вырождении латинской расы» и о необходимости оздоровить Европу через господство «тевтонской расы». В течение гитлеровского периода немецкая гуманитарная наука дискредитировала себя заигрыванием с нацизмом и утратила тот авторитет, которым пользовалась ранее. После Второй Мировой войны «парадигма смертельной болезни» постепенно перестала быть господствующей.
В 1947 г. маститый французский антиковед Андре Пиганьол выпустил книгу «Христианская Империя», о Риме IV в., где высказал о германцах все, что на душе накипело. Он ставил им в упрек то, что, веками проживая на границах Римского мира, они так и остались нецивилизованными варварами. Эту книгу, написанную под впечатлением недавней немецкой оккупации, историк резюмировал выводом, достойным Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и комиссара Мегре: «Римская цивилизация не умерла естественной смертью. Она была убита!» (цит. по [Goffart 2006, p.231]). С этого момента начал возвращать себе популярность более сбалансированный взгляд, согласно которому причиной краха цивилизации в Европе явилась не гипотетическая «смертельная болезнь», а сочетание вполне преодолимых частных проблем с натиском варварских орд.
Иллюстрация 1.9.5.1. Андре Пиганьол (André Piganiol) (1883-1968) - историк, археолог и патриот Франции. Наиболее авторитетный французский антиковед середины XX века.
В конечном итоге к этой точке зрения присоединились и сами немцы. В порядке денацификации, некоторые представители немецкой профессуры решили на всякий случай покаяться и за уничтожение Римской империи. Яркий пример тому - немецкий историк Александр Демандт (р. 1937), который в 1984 году выпустил книгу «Падение Рима: распад Римского Рейха в суждении потомков», где разобрал все существующие объяснения краха Римской империи. Он пришел к мнению о том, что «коллапс был ускорен или даже вызван напором германцев со времен Маркоманской войны» (цит. по [Goffart 2006, p.242]). В своих рассуждениях автор, по сути, воспользовался старым националистическим штампом о «брутальных и несокрушимых ордах» древних германцев, но повернул его в обвинительном ключе.
Другая группа немецкой профессуры, которую называют Венской школой исторического ревизионизма, основанная на работах медиевиста Рейнхарда Венскуса, решила «денацифироваться» более радикально. Она сосредоточилась на деконструкции важного положения «нацистской науки» о том, что античные германцы представляли собой некое этническое и расовое единство, а современные немцы являются их потомками «по крови». С точки зрения Венскуса, античные «германцы» - это конгломерат этнически разнородных групп, которые не были связаны единством происхождения и представляли собой исключительно воображаемое сообщество. Общая германская идентичность, существовавшая в пику римской, это заслуга немногочисленной военной элиты, которая связывала это сборище воедино и имела в себе стержень германской глубинной («ядерной») традиции. Несколько утрируя взгляды Венскуса, можно вообразить, что Рим сокрушила не группа родственных племен, а как бы подобие Третьего Рейха, возглавляемое кем-то вроде идейных эсэсовцев.
Иллюстрация 1.9.5.2. Рейнхард Венскус (Reinhard Wenskus) (1916-2002) - немецкий историк-медиевист, из работ которого выросла Венская школа ревизионизма. Восточный пруссак по происхождению, в молодости он был солдатом Вермахта.
Довести «историческую денацификацию» до логического завершения немцам помогли заокеанские коллеги из Торонтской школы ревизионизма, отцом-основателем которой является американский исследователь Вальтер Гоффарт (сын бельгийского дипломата, настрадавшийся в детстве во время II Мировой войны). Торонтцы обвинили венцев в крипто-национализме и предложили вообще отказаться от поисков какой-либо субъектности за термином «германцы» для античной и раннесредневековой эпох. Они отвергли существование «германского единства» даже в формате воображаемого сообщества. Не было, соответственно, и никакой единой «германской культуры» или «германской традиции», - все, что имелось общего у этих разнородных племен, появилось в ходе их взаимодействия с Римом. С точки зрения Гоффарта, образ древних германцев, захвативших Империю, и сама концепция «переселения народов», - это изобретения немецких интеллектуалов Нового времени, которые опирались на некритичное прочтение источников, созданных или отредактированных византийскими пропагандистами. [Goffart 1988] Несколько утрируя Гоффарта, картина «варварского потока», который затопил Западную часть империи в V в., была придумана в эпоху Юстиниана для идеологического обоснования восточно-римской агрессии. Результат естественного развития Западной части Римского мира в духе мультикультурализма, культурного синтеза и политики открытых дверей был представлен восточно-римскими шовинистами как последствие (якобы) насильственного завоевания чужеродными пришельцами.
Иллюстрация 1.9.5.3. Вальтер Гоффарт (Walter Andre Goffart) (р. 1934) - американский историк бельгийского происхождения, специализируется на взаимоотношениях варваров с Римским миром. Вдохновитель радикальной Торонтской исторической школы, которая ввела в антиковедение приемы постколониального дискурса.
Нетрудно заметить, что такая радикальная «денацификация» автоматически снимает с германцев вину за крушение Рима и снова подводит нас к теме «внутренней болезни». Гоффарт в своей книге «Варварские приливы: эпоха миграции и поздняя Римская империя» [Goffart 2006] много места уделил критике «покаянных» взглядов Александра Демандта (см. выше). С его точки зрения, варвары не сокрушили Рим, а удачно вписались в уже существовавшую в Империи тенденцию к опрощению. В определенный момент имперским властям показалось проще и дешевле вместо набора, тренировки и содержания регулярной армии на собираемые с населения налоги, непосредственно приписывать налогоплательщиков к уже готовым отрядам варварских воинов. Эти отряды должны были нести службу за треть или две трети налоговых поступлений с определенной территории (многие историки, впрочем, считают, что речь шла не о доле налогов, а о доле в земельных владениях региона). Центр Империи, Италия - единственный регион, где власти не хотели таким образом «феодализировать» армию. Но процесс «опрощения» не удалось остановить на границах Италии. Переворот Одоакра в 476 г. связан как раз с тем, что варварские войска решили силой внедрить ту же практику и в Италии, и попутно отменили римский престол. По Гоффарту, «То, что мы называем падением Римской империи, на деле было воображаемым процессом, который слегка вышел из-под контроля» ([Goffart 1980, p.35] цит. по [Хизер 2005, с.679-689]). Эндогенный процесс тотального опрощения и перехода к средневековому образу жизни затронул и Восточную Империю, хотя и несколько позже.
Позиции тех, кто главным фактором крушения Рима считает вторжения извне, особенно сильны в странах, которые дорожат римским наследием. В Британии цитаделью противостояния взглядам Торонтской школы стал Оксфорд. Питер Хизер, один из фронтменов Оксфордской школы, связывает военно-политический крах Рима в V в. с развитием и качественным усилением варварского мира, где на смену броуновскому кишению разрозненных племен пришли широкие альянсы. Они затем выплеснулись на Империю из-за вторжения гуннов в Восточную и Центральную Европу. В книге «Падение Римской империи» [Хизер 2005] он полемизирует с Гоффартом и другими учеными, которые ведущую роль в политическом распаде Империи отвели внутренним механизмам, и преувеличили мирно-договорный характер расселения варваров на землях Империи. Он утверждает, что Римская империя распалась принципиально иным образом, чем Империя Каролингов, где инициаторами распада были региональные элиты.
«Именно военные варварские объединения, участвовавшие в вооруженных конфликтах на римской территории, играли ключевую роль. Последовательность событий была такова: разные племенные союзы сначала пересекли границу, затем вынудили имперские власти заключить с ними договоры и в конечном счете отторгли от империи столь значительную территорию, что ее финансовые ресурсы иссякли. …всем этапам этого процесса сопутствовало насилие, хотя оно и сопровождалось теми или иными дипломатическими соглашениями. Однако эти соглашения были не более чем признанием последних по времени территориальных приобретений, осуществленных благодаря применению силы, и вовсе не принадлежали к тому роду дипломатии, который влиял на развитие событий. …невозможно отрицать следующий факт: Западная Римская империя погибла из-за того, что на ее землях обосновалось слишком много варварских племенных объединений, которые расширяли свои владения вооруженным путем». [Хизер 2005, с.679-680]
Обратите внимание, что эти выводы противоречат и модели военно-фискального удушения экономики, популярной у многих авторов, и взглядам Макса Вебера, для которого финансовый крах Рима коренился в нездоровом характере его социально-экономической системы.
Иллюстрация 1.9.5.4. Питер Д. Хизер (Peter John Heather) (р. 1960) - британский историк, специализирующийся на военно-политическом взаимодействии Рима и варварского мира. Один из фронтменов «Оксфордской школы», которая защищает традиционные представления о крахе римской цивилизации.
Главное в преодолении парадигмы «смертельной болезни» - это, конечно, не обвинения в адрес германцев, а позитивное доказательство жизнеспособности Рима. И здесь ключевую роль сыграли не мстительные французы и не кающиеся немцы, а прагматичные англичане. Значимой вехой стала изданная в 1964 г. книга британского историка Арнольда Джонса «Поздняя Римская империя, 184-602 гг.: социальный, экономический и административный обзор». В этой книге дан детальный обзор всех аспектов государственного устройства Поздней империи, и она предстает как вполне благоустроенное государство, отчасти сходное с современными Welfare state. Джонс опирался на более полное и тщательное исследование литературных и эпиграфических источников той поры, многие из которых ранее сторонниками «смертельной болезни» трактовались избирательно и поверхностно. Он, таким образом, разбил оппонентов их же оружием на их же любимом поле, при этом почти не ссылаясь на археологию, которая в последующие десятилетия доказала экономическое процветание большинства регионов Поздней империи вплоть до начала варварских опустошений.
Иллюстрация 1.9.5.5. Арнольд Х. М. Джонс (Arnold Hugh Martin Jones) (1904-1970) - британский эксперт по Позднему Риму, член Британской Академии. Преподавал в Кембридже.
Джонс, разумеется, не отрицал наличие слабых мест и пороков в устройстве Поздней Империи, отчасти разделял и модель «военно-фискального удушения экономики» (по крайней мере, для Запада), но при этом старался показать, что именно давление варваров стало ключевым фактором упадка. Он, как и многие до него, воспользовался «аргументом от выживания Византии», из которого следует, что причину краха на Западе следует искать в местных привходящих факторах, а не в каком-то фатальном качественном пороке Империи в целом. По мнению Джонса, Запад был беднее, чем Восток, менее населен, средний класс здесь был слабее, а земельная аристократия, наоборот, сильнее. Она в большей мере, чем на Востоке, подмяла под себя администрацию, присваивала бюджеты и саботировала эффективную налоговую политику. При этом Запад в силу географии был более открыт угрозам со стороны варварского мира и испытывал на себе большее давление варваров, чем Восток. Все это и предопределило разную судьбу двух частей Империи, по принципу «где тонко, там и рвется». Этой теме Джонс посвятил отдельную книгу «Закат Древнего мира» [Jones 1966]. Критическую точку он увидел в административном разделении Империи на две неравноценные части, что уменьшило поток помощи с богатого и относительно безопасного Востока на бедный и подвергавшийся ударам Запад.
В конечном итоге доктрина «смертельной болезни» утратила и свой последний бастион: догмат о позднеантичном культурном упадке. Европейские гуманитарии, воспитанные в XVIII-XIX вв. в духе сверхценности классического античного наследия, считали, что, начиная с III в., культура постепенно деградировала и варваризировалась, «светильник античного разума» угасал, вплоть до погружения в полный мрак с наступлением «Темных веков». Гиббон и последующие авторы видели в позднеримском культурном декадансе, усиленном христианизацией, не просто симптом, но одну из первопричин общего упадка. Эта «классико-центрическая» точка зрения во второй половине XX утратила доминирование. Наиболее заметными в этом отношении стали работы британо-канадского историка религии Питера Брауна. Он, вслед на Пиренном, расширил Позднюю Античность вплоть до VIII в., но, в отличие от Пиренна, увидел в ней эпоху позитивных инноваций в культуре и сложной культурной жизни, качественно не уступавшей «Золотому Веку». Своей книгой «Мир Поздней Античности от Марка Аврелия до Мухаммеда» [Brown 1971] он дал начало популярному тренду, когда применительно к культуре после 200 г. говорят уже не о «закате и падении», а о «сдвиге и переопределении границ классического мира». Стало ясно, что упадок высокой культуры на Западе не предшествовал распаду государства в V в., а наоборот, был его прямым следствием. (Эту тему мы рассмотрели в отдельной Вставке 1.9.4 и привязали к контексту дискуссии с Анри Пиренном).
IV век не только породил множество культурных инноваций, но и стал эпохой возрождения интереса к классической греко-римской культуре. Новая служилая аристократия, поднявшаяся в ходе «военной революции» III в., с энтузиазмом приобщалась к высокой античной культуре и рассматривала рафинированную классическую образованность как важный сословный атрибут. Она стала необходимым фактором для успешной карьеры. На уровне народных масс, именно в это время началось распространение греко-латинской цивилизации «вширь», она вышла за рамки побережья и отдельных форпостов и захлестнула глубинные континентальные области. Обширная область романских языков - наследие именно Поздней Античности. Забота о культуре и образованности в Поздней Империи была делом не только элит, но и государства.
Изменения в восприятии Поздней Античности, случившиеся во второй половине XX в. с опорой на новые данные археологии и более критичное прочтение письменных источников, хорошо резюмировал Вальтер Гоффарт:
«В конце двадцатого века расцвело восхитительное исследование поздней античности, особенно ее религиозных и художественных аспектов; имя Питера Брауна является символом этих усилий. Даже мощный позднеримский государственный режим, получивший зловещее название «Домината», после нашего опыта с раздутыми, но благотворными государствами всеобщего благосостояния потерял прежний негативный оттенок и был сочтен необходимым и терпимым (Джонс был центральным в этом пересмотре). Сейчас стало очень трудно рассматривать позднюю Римскую империю как образец «декаданса». Христианская Римская империя Константина, Феодосия и Юстиниана отличалась от Рима прошлого, но она тоже - так считается - была жизнеспособной». [Goffart 2006, p.323]
Решительная смена взглядов на Поздний Рим особенно заметна при сравнении последовательных изданий «Кембриджской Истории Древнего Мира», которую можно считать срезом мейнстрима в европейском антиковедении. В последнем (но еще «добрекзитовском») издании (см. [CAH-XII 2005], [CAH-XIII 1997], [CAH-XIV 2000]) оценка ситуации в Поздней империи разительно отличается от той апокалиптической картинки, которую рисовали историки в начале XX столетия. Теперь уже к Позднему Риму не применяется популярный ранее образ заживо гниющего Левиафана, который разваливался под собственной тяжестью и высасывал последние соки из античной цивилизации. Политическая ситуация изменилась: страхи начала XX в. перестали быть не актуальными, а многие из признанных ранее «упадочными» тенденций Позднего Рима уже давно воплотились в реалиях Евросоюза или воплотятся в ближайшие десятилетия. Апокалиптика образца Ростовцева в этом контексте воспринимается не совсем приличной. Применительно к событиям III в. даже само слово «кризис» употребляется в кавычках и чуть ли не с иронией («ох уж эти паникеры»).
Следует пояснить, что апокалиптические картины, нарисованные Гиббоном или историками поколения Вебера и Ростовцева, не были высосаны из пальца, и в значительной мере опирались на некритичное восприятие текстов и надписей той поры, на однобокую интерпретацию дошедших до нас фрагментов законодательных актов. Следующее поколение антиковедов дало этим источникам более позитивную интерпретацию, подкрепленную данными археологии. Следует понимать, что дошедшая до нас из IV века «всепропальческая» публицистика, особенно с антихристианским подтекстом, - это особый жанр, не всегда дающий объективную оценку реальности. [Cameron 1993, p.159] Это относится и к жалобам, которые натолкнули историков на вывод о «фискальном удушении» экономики и о масштабной депопуляции. Бизнес всегда и везде жалуется на чрезмерные налоги, однако в большинстве регионов Римского мира (особенно восточных и южных), археология показывает процветание, вплоть до начала массированных варварских вторжений.
В целом, Евросоюз IV в. оценивается как поступательно развивавшееся государство, которое процветало и в культурном, и в экономическом, и в демографическом отношении, и все там было отлично, за исключением отдельных недостатков и печальной необходимости защищаться от агрессивных северо-восточных варваров. Но поскольку отменить финальный крах Античного Запада историки не могут (пациент все-таки умер), то какую-то «историю болезни» им все равно приходится писать. Даже те авторы, которые, подобно Хизеру, главным фактором краха считают давление извне, вынуждены указывать на слабые места позднеримской государственности и управленческие ошибки властей. Их противонаправленная (по сравнению с началом XX в.) политическая ангажированность играет позитивную роль, позволяет сгладить преувеличения ранних авторов и дать более сложную и многомерную картинку реальности.
Примечание об источниках.
См. Библиографию.