роберт хасс.
Все новые мысли - о потерях.
В этом они схожи со всеми предыдущими.
Так, например, идея о том, что каждое частное
уничтожает прекрасную чистоту общего представления.
Вон тот дятел, с выражением лица как у клоуна, простукивающий
мертвый, изрезанный ствол вон той вишневой березы,
являет собой немножко трагический образ
существа, потерявшего сосредоточенность.
Или другое мнение, говорящее - раз нет в этом мире ровно ничего
для соответствия c колючей ветвью черники,
то слово - лишь элегия к собственному смыслу.
- Мы говорили об этом поздним вечером вчерашнего дня,
в голосе моего друга была тонкая нота
скорби и жалобный тон. Чуть позже я понял,
что в таком разговоре все рассыпается:
справедливость, запахи хвои, волосы, женщины, ты, я.
Там была девушка, мы занимались любовью,
и, помню, как иногда, держа в руках ее хрупкие плечи,
я испытывал безумный трепет, как жажда соли
или реки из детства, с ее ивовыми островками,
дурашливой музыкой из прогулочной лодки, илистыми берегами,
где мы ловили маленьких, оранжево-серебристых рыбок,
называемых зерна солнца. Вряд ли
это имеет какое либо отношение к ней…
Мы жадно спорили, потому что теперь
наши желания были бесконечно различны.
Но я не могу забыть, как ее руки отламывали кусочки хлеба,
как тяжело ей было слышать суровые слова отца,
я не могу забыть ее мечты.
В этой жизни бывают моменты, когда тело таит такую же загадку,
как и слова; дни, будто созданные для непрерывной любви.
Эта чувствительность, эти дни и вечера,
говорящие вечно - черника, черника, черника.