Пока всё не повыбрасывал, решил распечатать часть перепискаи с Варварой Икскюль фон Гильденбанд... По мне, так весьма живые отзывы о Питерской жизни... и очень под настроение...
Письмо 1, получено к вечеру четверга...
Дорогой друг!
Здесь в Петербурге все разговоры только о войне.
Юные поэты пишут стихи о ней, но больше в трагическом ключе. И не хотят идти на фронт. Впрочем, вчера один студент, Михаил Рябушинский, с шумом и грохотом собирался в Маньчжурию. Кажется, так никуда и не поехал, но стал героем дня во всех трактирах. В Маньчжурии воюет его брат Николай - его сестры просили кланятся, если его встретите.
Сегодня открылись курсы сестер милосердия, и я прослушала уже первый урок, о важности гигиены. Некоторые петербургские дамы опасаются идти учиться ввиду возможной мобилизации, хотя мобилизация дам - это совершенная чушь. Другие, напротив, сами рвуться на фронт. Доктор О'Бриенн-де-Ласси их в этом поддерживает.
Работает множество благотворительных обществ, рабочих буквально затопили заботой. Вечером будет благотворительный аукцион в пользу раненных.
Напишите, пожалуйста, как обстоят дела на фронте.
Всего ли хватает в госпитале? Нужна ли какая-то помощь?
Петербург просто изнывает от желания благодетельствовать.
С искренней любовью и уважением
Варвара Икскюль фон Гильденбанд....
№2 Получено, кажется, ближе к вечеру пятницы...
Милый друг Василий Иванович!
Жить в Петербурге становится положительно невозможно. Всё подчинено военным, фронтовым нуждам. Я не знаю, как описать, но чувствую я себя мобилизованной. С утра сегодня я изображала китайского болванчика на заседании Императорского Благотворительного Общества. Несомненно, они делают благое дело, но я совершенно не вижу в этом деле места длля себя. Её Императорское Высочество раздает приказы, как Наполеон при Ватерлоо Аустерлице, и суровые, деловые дамы мчатся во все концы, развивая совершенно неудержимую скорость и напор. Делается абсолютно всё и мгновенно.
Конечно, мне следовало бы радоваться. И я искренне рада за Вас, мой друг. Ведь уже два отряда сестер уехали к вам на помощь, и морфий вы теперь можете производить сами, прямо в госпитале. И все деньги всех петербургских богачей множеством способов переходят в цепкие руки на нужды раненных.
Но почему-то все эти благие дела совершенно не радуют. Более того, из всех стремлений остается только одно - удавиться.
Сегодня в Петербурге совсем не осталось воздуха, нечем дышать. И, хотя по улицам всё еще бродят поэты, в Мариинском репетируют певцы (их, кстати, сегодня вечером собираются громить черносотенцы) и прямо сейчас госпожа Остроумова-Извольская пишет с меня этюд, мне кажется, что искусство умерло здесь, а вместе с ним умерло, или умирает, и душа всей страны. Остается лишь перемалывающая всё и вся машина.
Кланяйтесь от меня господину Гумилеву - он нынче утром вернулся на фронт. Пишет ли он всё еще стихи?
С неизменной любовью, Варвара Икскюль...