О Дне Победы
Мой дед, Пащенко Дмитрий Иванович, прошёл всю войну (да, ветераном войны в моей семье является мой дед, а не прадед, как у многих моих сверстников; и да, я его полный тёзка). В какой-то степени даже чуть больше: на срочную службу он был призван ещё в 1940, в двадцатилетнем возрасте, и вступил в войну уже по сути кадровым военным. Уж не знаю, сыграло ли это какую-то роль в его возвращении живым и здоровым - в какой-то степени, наверное, да, необстрелянным юнцам приходилось несравнимо тяжелее. Хотя, вспоминая о его боях, не можешь отделаться от мысли, что в первую очередь это была невообразимая удача.
Он был артиллеристом. Не из тех, крупного калибра, что стоят поодаль за позициями пехоты и создают огневой вал, а из мелкокалиберных, что стоят на открытых огневых позициях и лупят прямо в лоб по противнику. Да-да, легендарные "Прощай, Родина!". Можете прочесть ниже, за что его наградили медалью "За Отвагу", Орденом Красной Звезды и Орденом Отечественной войны II степени.
И при этом за всю войну он не получил ни одного ранения. У его Ордена Красной Звезды сколота эмаль на верхнем луче - пулевой рикошет. История не самая редкая, однако за каждым таким счастливым случаем стоит чья-то жизнь. В данном случае - моего деда.
Пожалуй, самой серьёзной травмой была сгоревшая жилетка во время боёв за Малую землю, в которой находился его партбилет. В результате пришлось заново оформлять: в итоге новый партбилет ему выдавал Брежнев, тогда ещё начальник тамошнего политотдела. Всем бы такие серьёзные травмы.
Хотелось бы сказать, что, пройдя всю войну, он закончил её в Берлине, но нет - он находился среди тех частей, что повернули в сторону Чехословакии и Австрии. А потому война для него не закончилась 9 мая - ведь ещё в сердце Европы оставались отдельные части немецких войск, не согласные с капитуляцией верховного командования.
Я не знал его. Он умер в 1992 от лейкемии, получив её, работая под закат жизни на дефектоскопном вагоне (его гражданская профессия - машинист паровоза).
Но всякий раз, смотря в этот день за окно или - теперь уже - ленту новостей, я думаю, что бы он сказал, глядя на всё усиливающуюся николатрию.
Отец рассказывал, что в детстве его сверстники хвастались, как много немцев убили их отцы на войне - мальчишки всегда любят соревноваться, у кого отцы круче. Он спрашивал у своего отца: много ли тот убил немцев? Надо же товарищам что-то ответить! На что тот неизменно отвечал: не знаю, может и нисколько. Надо ли говорить, что артиллерист, прошедший всю войну, превратил в фарш и головешки больше вражеских солдат, чем любой пехотинец? Он прекрасно это понимал, но не желал даже вспоминать об этом. Он бы не хотел этого повторять.
Празднование 9 мая в моей семье всегда было чем-то вроде гражданской Пасхи. Поминовение погибших - и радость от того, что вот ещё один год мы празднуем старую Победу, потому что пока нет нужды тяжко трудиться и умирать для какой-то новой. Спокойный праздник в семейном кругу, без всякого излишнего бряцания оружием, без хвастовства "можем повторить", безо всяких "ура". Мой дед хотел, чтобы всё оставалось именно так.
Он был артиллеристом. Не из тех, крупного калибра, что стоят поодаль за позициями пехоты и создают огневой вал, а из мелкокалиберных, что стоят на открытых огневых позициях и лупят прямо в лоб по противнику. Да-да, легендарные "Прощай, Родина!". Можете прочесть ниже, за что его наградили медалью "За Отвагу", Орденом Красной Звезды и Орденом Отечественной войны II степени.
И при этом за всю войну он не получил ни одного ранения. У его Ордена Красной Звезды сколота эмаль на верхнем луче - пулевой рикошет. История не самая редкая, однако за каждым таким счастливым случаем стоит чья-то жизнь. В данном случае - моего деда.
Пожалуй, самой серьёзной травмой была сгоревшая жилетка во время боёв за Малую землю, в которой находился его партбилет. В результате пришлось заново оформлять: в итоге новый партбилет ему выдавал Брежнев, тогда ещё начальник тамошнего политотдела. Всем бы такие серьёзные травмы.
Хотелось бы сказать, что, пройдя всю войну, он закончил её в Берлине, но нет - он находился среди тех частей, что повернули в сторону Чехословакии и Австрии. А потому война для него не закончилась 9 мая - ведь ещё в сердце Европы оставались отдельные части немецких войск, не согласные с капитуляцией верховного командования.
Я не знал его. Он умер в 1992 от лейкемии, получив её, работая под закат жизни на дефектоскопном вагоне (его гражданская профессия - машинист паровоза).
Но всякий раз, смотря в этот день за окно или - теперь уже - ленту новостей, я думаю, что бы он сказал, глядя на всё усиливающуюся николатрию.
Отец рассказывал, что в детстве его сверстники хвастались, как много немцев убили их отцы на войне - мальчишки всегда любят соревноваться, у кого отцы круче. Он спрашивал у своего отца: много ли тот убил немцев? Надо же товарищам что-то ответить! На что тот неизменно отвечал: не знаю, может и нисколько. Надо ли говорить, что артиллерист, прошедший всю войну, превратил в фарш и головешки больше вражеских солдат, чем любой пехотинец? Он прекрасно это понимал, но не желал даже вспоминать об этом. Он бы не хотел этого повторять.
Празднование 9 мая в моей семье всегда было чем-то вроде гражданской Пасхи. Поминовение погибших - и радость от того, что вот ещё один год мы празднуем старую Победу, потому что пока нет нужды тяжко трудиться и умирать для какой-то новой. Спокойный праздник в семейном кругу, без всякого излишнего бряцания оружием, без хвастовства "можем повторить", безо всяких "ура". Мой дед хотел, чтобы всё оставалось именно так.