С северной стороны от нас, по соседству, стоял казенный дом, отнятый при раскулачивании, очень просторный, с глухой оградой со стороны улицы, под железной крышей - редкостью для того времени.
Во дворе, кроме бассейна для хранения воды, накрывавшегося деревянной крышкой, и небольшого сарайчика, прислонившегося к нашему забору, абсолютно ничего не было: ни грядок, ни клумб, ни хозяйской утвари. Это всегда вызывало мое недоумение.
В этом доме жила семья главного бухгалтера Ставропольстроя. Сосед, по мнению моих родителей, был излишне заносчив и самоуверен, как и большинство высокопоставленных чиновников. Жена его не работала, хотя и была по специальности учительницей. Домашним хозяйством она не занималась, как моя мать, потому что у них была домработница. И вообще весь уклад жизни соседей был замкнутым, старобуржуазным и казалось, что ко всему происходящему за оградой их дома они относились негативно.
В этой семье была девочка, одного со мной возраста. Ей, ни под каким видом, не позволялось выглядывать за калитку и, тем более, водить знакомство с кем-либо из сверстников. Все что ей позволяли - это слушать книги, читаемые матерью вслух, и читать самой, а так же играть с игрушками, которых у нее было бесчисленное множество!
Нкоторое время с момента нашего переезда, Светлане (так звали мою соседку) не разрешалось даже приближаться к нашему забору, а не то что бы играть и общаться. Обычно и меня тоже никуда не выпускали за пределы двора. А так как моя любознательная и деятельная натура требовала удовлетворения, которого не находила, то я постоянно изводил своих родителей нытьем (в основном мать) что мне скушно, за что неоднократно меня и наказывали, потеряв терпение.
Не удивительно, что нас со Светой неудержимо тянуло друг к другу. Несмотря на строгие запреты ее родителей, мы постепенно начали предпринимать попытки сблизиться.
Поначалу мы стали тайком присматриваться за играми друг друга, при этом я страшно завидовал ее игрушкам, которые мне покупали черезвычайно редко. Затем потихоньку стали переговариваться через штакетный забор, а иногда и делиться на время игрушками. Потом нашли способ играть в общие игры, несмотря на разделяющий нас штакетник, следя за тем, что бы мать Светы не заметила нашего общения.
Света была очень развитой и воспитанной девочкой и уже приобщена ко многому, о чем я пока и понятия не имел. Так она была знакома с оперой и балетом, благодаря тому, что занималась музыкой, много читала и слушала что ей читала мать, кое-что знала о светском этикете. К слову сказать, ее воспитание в неком буржуазном духе, придавало ей какую-то элегантность, взрослость и женственность, несмотря на то, что ей было всего 6 лет (хотя подобных понятий и слов у меня тогда в свои 6 лет вряд ли отыскалось бы, но это не отменяет того аромата и восторженного состояния из моего далекого детства)
И хотя в то время о светских этикетах у меня не было абсолютно никакого понятия, но благодаря своей любознательности я тоже кое-что умел. Так я уже довольно сносно читал, мне нравилось читать и много узнавал из прочитанного. Моя жажда познания нового не имела границ и это не давало покоя не только мне, но и всем окружающим, особенно родителям. Вопросы "что?" и "почему?" сыпались из меня на окружающих как из рога изобилия. Помнится мне даже купили книжку Бориса Жидкова про Почемучку, она называлась " Что я видел". Эта книжка была зачитана до дыр и в ней всегда находилось что-то новое.
Но нам только казалось, что наша игра и сближение остаются незаметными для Светиных родителей. На самом деле они тщательно наблюдали за развивавшейся дружбой между нами и на первых порах приняли решение не вмешиваться. Родителям нашим поневоле, как соседям, приходилось контактировать друг с другом и спустя некоторое время, убедившись, что со стороны нашей семьи угрозы дурного влияния для дочери нет, ее родители разрешили мне посещать их дом, предварительно при первом посещении, устроив мне экзамен с пристрастием. Очевидно, по их мнению, экзамен мною был выдержал, и нам было позволено играть со Светой в их дворе, а потом и в доме.
Даже невозможно представить себе, как мы оба были счастливы и первые дни не могли наиграться друг с другом! Проснувшись утром, я сразу же мчался к забору проверить - не проснулась ли Света. До самого вечера нас невозможно было разнять, а вечером, понукаемые родителями, с большим сожалением, мы расходились по домам. Это была нежная детская привязанность или даже можно сказать первая любовь.
Когда меня определили в детский сад, соседи, вначале, категорически запретили нам встречаться из-за боязни инфекции, и это стало для нас огромной трагедий. Свете было запрещено и близко подходить к нашему забору! Особенно переживала Света, ибо у меня хотя бы была возможность общения с детьми в детском саду, а она потеряла единственную возможность - видеться со мной! Света устроила дома настоящую стачку и даже перестала на некоторое время разговаривать с родителями. В конце концов мой отец вмешался и видимо убедил соседей, что нас разъединять нельзя.
Эта дружба длилась почти до самого прихода немцев на Северный Кавказ. Накануне окупации наши соседи эвакуировались и нам со Светой пришлось расстаться. Я долго не мог забыть эту дружбу.
Мы еще раз встретились со Светой уже после оккупации. Однажды, когда я нес передачу матери в тюрьму, неожиданно столкнулся со Светой, проходящей мимо. Мы конечно узнали друг друга, хотя уже значительно подросли и ходили в школу, но меня неожиданно охватило сильное смущение, не в пример ей, однако мне пришлось все-таки принять предложение посетить их дом, где, к моему превеликому неудовольствию, пришлось рассказать все о том, что постигло нашу семью за прошедшее время.
Мой рассказ выслушали с сочувствием , но я был крайне смущен тем, что моя мать находится в тюрьме, и что мне приходится жить не дома, а у родственников. В тот момент я почувствовал себя униженным в глазах Светы, и досада переполняла всю мою душу. Больше я не делал попыток возобновить дружбу, хотя и был приглашен приходить в любое время. Мне не удалось перебороть себя, чтобы не подвергнуться вновь неприятным ощущениям.
О судьбе Светы мне больше нечего не известно, ибо в скорости мне пришлось покинуть Невинку и я попал туда уже через много лет.