Еще раз с ДР, Оля!;)))
Обещанного три года ждут, но не тогда, когда обещает ЕЖ:))))) предупреждаю сразу - никаких параллелей с реальными персонажами не искать, их в тексте тупо нету:)))))
з.ы. никто не знает, как в жж нормальное форматирование ворда сохранять? и почему жж не показывает нормальный эффект лжката, если его руками из браузера прописывать?
Оле Звонаревой. С днем рожденья!
Засматривая в особенные лица цветов, в путаницу стеблей, она различала там почти человеческие намеки - позы, усилия, движения, черты и взгляды; ее не удивила бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или грубое веселье ежа, пугающего спящего гнома своим фуканьем. И точно, еж, серея, выкатился перед ней на тропинку. - «Фук фук», - отрывисто сказал он с сердцем, как извозчик на пешехода.
Александр Грин, Алые паруса
В наших зрачках - острые грани вечного льда,
А на клыках - свежею кровью пахнет вода;
Видишь мерцание лезвий средь стонов разодранной ночи,
Слово прощания с жизнью, что стала мгновенья короче!..
Мельница, «На север»
- Я не могу так больше. Мне двадцать зим и семь походов, я - последний берсерк нашего ярла. Остальные уже в Вальхалле, пируют с Одином и ждут меня. А я… я - не могу… Помоги мне…
Могучий воин беспомощно поник плечами и уставился на огонь. Очаг раскидывал по стенам хижины причудливые тени. Они переплетались, сливались в странные фигуры и время от времени словно замирали под взглядом древней старухи, сидевшей по другую сторону огня.
- Расскажи о своей беде, Ольгерд.
- Это случилось в тот год, когда Харальд Жестокий, наш ярл, повел нас в Бъярмию…
Драккар под полосатым парусом несется вперед. Весла и ветер гонят его к хмельному веселью битвы. Небольшая крепостица на мысе, врезавшемся в море как клык Фенрира, уже закрыла ворота и поверх частокола блестят словенские шеломы, но это не пугает, только заставляет кровь быстрее бежать по жилам.
Ольгерд первым прыгает в воду и бежит к крепости, за ним его братья-берсерки - числом пятнадцать, все в медвежьих и волчьих шкурах, бездоспешные, с налитыми кровью глазами.
- ОДИИИИИН! - рев шестнадцати глоток настолько силен, что, кажется, отклоняет словенские стрелы. Одноглазый асс помнит своих детей. Все они, уже слились в одно со своими духами-покровителями и впали в священную боевую ярость.
- ОДИИИИИН! - топоры врезались в хлипкие ворота, и плевать на жалкие царапины от стрел. Остальная дружина тоже уже здесь, они уже почти на стенах. Надо их опередить.
- ОДИИИИИН! - прочь, ворота! Топоры взлетают и крушат кольчуги и шлемы, они неудержимы и яростны как сами ассы, их силы достаточно, чтобы ударом кулака убить даже йотуна - не то что какого-то презренного человека.
- ОДИИИИИН! - хрипя, плюясь кровью, старый Ульф рывком сдвигается по древку пронзившего его копья, сносит одну голову, другую - и падает. До встречи в Вальхалле, брат! Вперед, добить врага, вырвать его печень и отрубить голову!
- Что было потом? - старуха медленно потягивала какое-то питье из глиняной плошки с ярким южным узором.
- Потом мы сожгли крепость и селение, которое было рядом. Трэллей не брали. Ярл сказал: кормить нечем, а добычи и так много. Воин мечтательно ухмыльнулся, но его улыбка тут же пропала.
- Ольгерд, давай быстрей, ярл говорит, скоро отходим! - Гунульф приплясывает от нетерпения и осознания важности выданного поручения. В первый поход всегда так, потом привыкаешь.
Берсерк недовольно встает, подтягивая порты, внимательно глядит на голую девицу, все еще вздрагивающую от боли. Волосы растрепаны - и не поймешь теперь, замужняя была или нет - только глаза по-рысьи блестят, и шепчет что-то разбитый рот.
- Она прокляла тебя?
- По-словенски не разумею. На всякий случай я отрубил ей голову. И сжег тело вместе с ее домом.
- А что было потом?
- На обратном пути мы повстречались с кровниками…
Крепкий соленый поцелуй морского ветра на лице, весло весело ходит взад и вперед - к дому идем, богатая добыча в трюме и скоро зима, а значит, отдых. Удачное лето, как ни крути, особенно хорошо со словенской крепостью получилось. Удачлив наш ярл!
- Парус, парус справа по курсу! - тревога в голосе дозорного настораживает.
- Что на парусе? - ярл спокоен, он верит в свою удачу.
- Черный ястреб! Еще один парус - слева!
- Щиты! - голос ярла перекрывает свист ветра. Это люди Снорри Кривого, их больше, но бегать от старых врагов не достойно викинга. И вот уже дружина на ногах, и луки выцеливают пляшущий на волнах вражеский драккар. Медвежья шкура уже на плечах Ольгерда, он готов к бою, красный вал ярости скоро понесет его по штормовому морю битвы.
- ОДИИИИИН! - вражеская стрела-срезень серповидным наконечником впивается в борт совсем рядом, и крючья уже сцепляют намертво два корабля. Прыжок на датскую палубу, чужой меч врезается в щит, топор несется к владельцу меча…
- Олег, Олеженька ну прости ну опоздала ну больше не буду ну не сердись милый ну вот чмоки тебя в носик ну еще раз ну вот уже и не хмуришься…
- Оля, Оля, да не суетись ты так, все хорошо, правда, - молодой человек улыбается, вручая своей возлюбленной цветы. Он долго ждал ее здесь, у станции метро «Аэропорт», озяб и очень боялся за розы. Кто его знает, что бывает с такими нежными цветами на русском морозе, да еще и в нездоровой экологической обстановке Ленинградского проспекта.
Розы ее волнуют мало. Главное - он рядом, тут, с ней, и они вместе идут куда-то. Может, к кинотеатру «Баку», а может в парк, что у «Динамо». Какая разница, главное - вместе, навсегда вместе, и только так и можно, и как будто крылья за спиной, белые-белые, пушистые как снег. Нет, не этот снег, что серой смесью гравия, непонятной химии и опасного льда, сейчас под ногами, а тот, что на картинах, когда солнце и утро после метели, и домик на опушке леса, и нету никого, только мы вдвоем на печке, ну может еще кот…
- И вот, в битве при Хаврсфьорде, по свидетельству Торбьёрна Хорнклофи, берсерки шли в первых рядах…
- Милый, ты сейчас о чем?
- Ты снова совсем меня не слушаешь, - мягкий упрек в его голосе не вяжется с теплом его глаз, заботой рук и нежностью губ. Ее не обманешь - он просто играет, ну может чуть-чуть дуется, все-таки викинги - тема его диссертации, да и вообще, он всегда ими бредил. Дома у него даже щит есть, он говорит, что настоящий.
- Ну что ты, милый! Слушаю, внимательно слушаю, знаешь, мне такой странный сон приснился…
Где-то на берегу фьорда звучит тоскливый вой. Старуха и воин вздрагивают, наверняка - цверги рыщут по берегам за добычей.
- Очнулся я когда в наш фьорд входили. Сказывали - упал в самом начале потехи, ни царапины не получив, да так и валялся. Два дня. И сны. Ничего в них не понимаю, там все другое, чужое, не как у нас, а только сны эти - ярче солнца и забыть их не могу.
- Давно это было?
- Год тому. Этим летом от меня толку чуть было - как бой, так я сразу валюсь и лежу бесчувственный, как утес в море, а в это время моих братьев убивают… - воин, стиснув зубы, уставился в землю. - Кормщик из меня неплохой, потому и жив я до сих пор, не бросил меня ярл Харальд. А сны эти… Каждый раз все дольше сплю. Последний раз почти неделю лежал.
Олег курил в потолок. Смакуя каждую затяжку, удобно откинувшись в кресле и положив ноги на стол, он давно уже позабыл, что хотел сегодня вечером работать над очередной главой диссертации. Монитор давно уже показывал заставку-скринсейвер, а Олег смаковал воспоминания.
Ольга почему-то на дух не выносила табачного дыма, и при ней он сдерживался, но когда ее не было рядом, позволял себе трубочку-другую. И теперь, под потолком толкались боками, ворочались, принимали самые загадочные формы серо-синие, как заоконные сумерки, облака крепкого трубочного дыма. Иногда они бывали похожи на драккар, что бесстрашно несется навстречу любой опасности, иногда - на валькирий, слетающихся на поля славы, чтобы забрать с собой самых достойных, а иногда - на Ольгу. На Ольгу в ее недлинной серой шубке, искренне радующуюся падающему снегу или полузамерзшим розам или просто жизни, кипящей вулканом вокруг нее.
Когда они только встретились, он не думал, что их роман затянется хоть сколько-нибудь надолго. Так, одна-две встречи, ну может - три, не больше. Но все оказалось иначе. Это был именно тот случай, когда две половинки нашли друг друга. Он не мог без нее, она - без него, даже сны снились им одинаковые, они встречались в этих снах и были счастливы еще больше, чем наяву, хотя и казалось, что такое невозможно. Они были вместе около года, почти не расставаясь, и думали, что иначе и быть не может, разве можно разъять птицу и небо, песню и душу, любовь и… любовь?
Старая женщина внимательно, не отрываясь, смотрит на воина, ее глаза как два копейных наконечника бьют прямо в душу, не дают вырваться словам, оторвать взгляд или просто встать и уйти. Наконец она отворачивается.
- На тебе нет проклятья, берсерк. Но и в Мидгарде ты задержишься недолго. Норны потеряли нить твоей судьбы, а твой дух-побратим ушел и никогда не вернется. На тебе нет проклятья, зато есть дар, величайший дар, дар, которым не одаривают наши боги. Это дар любви и надежды. Твой дух неразрывно связал двоих, дал им силы и мудрость понять и почувствовать то, что иначе они бы никогда не узнали. Благодаря тебе, счастья в мире стало немного больше. Но счастье не приходит даром, поэтому ты должен отдать всего себя, чтобы они окончательно обрели друг друга…
- Не хочу! - могучий кулак в щепки разбивает хлипкую лавку, а сам Ольгерд уже на ногах с побелевшими от ярости глазами. Клянусь Мъелльниром, я убью их!! Кто они, где их дом?! Отвечай, или сейчас же отправишься в Хельхейм!!! - Воин наклонился над старухой, его лицо покраснело, старуха делает еще один глоток из своей плошки.
- В Хельхейм мне еще рано. У тебя нет выбора, воин. Эти двое еще не рождены и родятся не скоро. Помочь я могу только одним. Сварю зелье, когда выпьешь - на краткое время станешь прежним, но потом умрешь.
- Я согласен. - Он уже спокоен и вновь сидит на прежнем месте. Это - его единственный шанс попасть в Вальхаллу.
Непривычно смотрится драккар на реке. Словно морского змея загнали в узкий фьорд, откуда нет выхода, и остается грозному морскому хищнику только смерть. Но змей пока еще жив и полон ярости.
Ольгерд с привычной презрительной усмешкой смотрит на стены очередного поселения. Говорят, здесь будет жарко. Фризоны хоть и навалили полные штаны, но стоять будут крепко. Говорят, главный их конунг собрал здесь лучших своих воинов. Что ж, тем лучше. Пришло время пусть в ход заветную склянку.
- ОДИИИИИН! - Ольгерд первый прыгает в прибрежную воду и бежит к воротам сквозь настоящий ливень из стрел. Над головой он поднимает щит, и не видит, как высоко-высоко над его головой взблескивает солнце на крыльях всадницы. Валькирия здесь ради него и поет сегодня тоже только ради него. Ее голос сплетается с боевым кличем, он слышит, поднимает на бегу голову и счастливо улыбается.
Бронебойная стрела своим узким граненым наконечником пробивает его голову насквозь, но это неважно, песня уносит Ольгерда выше и дальше, куда-то навстречу таким необычным и таким реальным снам.
- ОДИИИИИН!!!
Олег решился. Он встал из кресла, выбил трубку и открыл самый верхний ящик стола. Давным-давно, целую неделю назад он положил туда эту небольшую коробочку и постарался забыть про нее. Даже Ольге не говорил, хоть и трудно это было, труднее всего на свете. Все это время он думал, каждый вечер он садился в кресло, включал компьютер, курил и думал. Но теперь с размышлениями покончено, больше так продолжаться не может, необходимо сделать очередной шаг по спиралеобразной лестнице жизни.
- Але, Оля? Привет, любимая! Придешь? Постарайся не опаздывать, хорошо? А то заказанный столик могут отдать кому-то еще, все-таки это очень солидный ресторан. Ну все, до встречи, солнышко!
Олег первый раз за последнюю неделю открыл коробочку и сказал прямо внутрь, затуманивая дыханием тонкого литья золотое кольцо с изящным изумрудом, - не хочу расставаться с тобой, любимая, даже на время. Я не могу так больше."
з.ы. никто не знает, как в жж нормальное форматирование ворда сохранять? и почему жж не показывает нормальный эффект лжката, если его руками из браузера прописывать?
Оле Звонаревой. С днем рожденья!
Засматривая в особенные лица цветов, в путаницу стеблей, она различала там почти человеческие намеки - позы, усилия, движения, черты и взгляды; ее не удивила бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или грубое веселье ежа, пугающего спящего гнома своим фуканьем. И точно, еж, серея, выкатился перед ней на тропинку. - «Фук фук», - отрывисто сказал он с сердцем, как извозчик на пешехода.
Александр Грин, Алые паруса
В наших зрачках - острые грани вечного льда,
А на клыках - свежею кровью пахнет вода;
Видишь мерцание лезвий средь стонов разодранной ночи,
Слово прощания с жизнью, что стала мгновенья короче!..
Мельница, «На север»
- Я не могу так больше. Мне двадцать зим и семь походов, я - последний берсерк нашего ярла. Остальные уже в Вальхалле, пируют с Одином и ждут меня. А я… я - не могу… Помоги мне…
Могучий воин беспомощно поник плечами и уставился на огонь. Очаг раскидывал по стенам хижины причудливые тени. Они переплетались, сливались в странные фигуры и время от времени словно замирали под взглядом древней старухи, сидевшей по другую сторону огня.
- Расскажи о своей беде, Ольгерд.
- Это случилось в тот год, когда Харальд Жестокий, наш ярл, повел нас в Бъярмию…
Драккар под полосатым парусом несется вперед. Весла и ветер гонят его к хмельному веселью битвы. Небольшая крепостица на мысе, врезавшемся в море как клык Фенрира, уже закрыла ворота и поверх частокола блестят словенские шеломы, но это не пугает, только заставляет кровь быстрее бежать по жилам.
Ольгерд первым прыгает в воду и бежит к крепости, за ним его братья-берсерки - числом пятнадцать, все в медвежьих и волчьих шкурах, бездоспешные, с налитыми кровью глазами.
- ОДИИИИИН! - рев шестнадцати глоток настолько силен, что, кажется, отклоняет словенские стрелы. Одноглазый асс помнит своих детей. Все они, уже слились в одно со своими духами-покровителями и впали в священную боевую ярость.
- ОДИИИИИН! - топоры врезались в хлипкие ворота, и плевать на жалкие царапины от стрел. Остальная дружина тоже уже здесь, они уже почти на стенах. Надо их опередить.
- ОДИИИИИН! - прочь, ворота! Топоры взлетают и крушат кольчуги и шлемы, они неудержимы и яростны как сами ассы, их силы достаточно, чтобы ударом кулака убить даже йотуна - не то что какого-то презренного человека.
- ОДИИИИИН! - хрипя, плюясь кровью, старый Ульф рывком сдвигается по древку пронзившего его копья, сносит одну голову, другую - и падает. До встречи в Вальхалле, брат! Вперед, добить врага, вырвать его печень и отрубить голову!
- Что было потом? - старуха медленно потягивала какое-то питье из глиняной плошки с ярким южным узором.
- Потом мы сожгли крепость и селение, которое было рядом. Трэллей не брали. Ярл сказал: кормить нечем, а добычи и так много. Воин мечтательно ухмыльнулся, но его улыбка тут же пропала.
- Ольгерд, давай быстрей, ярл говорит, скоро отходим! - Гунульф приплясывает от нетерпения и осознания важности выданного поручения. В первый поход всегда так, потом привыкаешь.
Берсерк недовольно встает, подтягивая порты, внимательно глядит на голую девицу, все еще вздрагивающую от боли. Волосы растрепаны - и не поймешь теперь, замужняя была или нет - только глаза по-рысьи блестят, и шепчет что-то разбитый рот.
- Она прокляла тебя?
- По-словенски не разумею. На всякий случай я отрубил ей голову. И сжег тело вместе с ее домом.
- А что было потом?
- На обратном пути мы повстречались с кровниками…
Крепкий соленый поцелуй морского ветра на лице, весло весело ходит взад и вперед - к дому идем, богатая добыча в трюме и скоро зима, а значит, отдых. Удачное лето, как ни крути, особенно хорошо со словенской крепостью получилось. Удачлив наш ярл!
- Парус, парус справа по курсу! - тревога в голосе дозорного настораживает.
- Что на парусе? - ярл спокоен, он верит в свою удачу.
- Черный ястреб! Еще один парус - слева!
- Щиты! - голос ярла перекрывает свист ветра. Это люди Снорри Кривого, их больше, но бегать от старых врагов не достойно викинга. И вот уже дружина на ногах, и луки выцеливают пляшущий на волнах вражеский драккар. Медвежья шкура уже на плечах Ольгерда, он готов к бою, красный вал ярости скоро понесет его по штормовому морю битвы.
- ОДИИИИИН! - вражеская стрела-срезень серповидным наконечником впивается в борт совсем рядом, и крючья уже сцепляют намертво два корабля. Прыжок на датскую палубу, чужой меч врезается в щит, топор несется к владельцу меча…
- Олег, Олеженька ну прости ну опоздала ну больше не буду ну не сердись милый ну вот чмоки тебя в носик ну еще раз ну вот уже и не хмуришься…
- Оля, Оля, да не суетись ты так, все хорошо, правда, - молодой человек улыбается, вручая своей возлюбленной цветы. Он долго ждал ее здесь, у станции метро «Аэропорт», озяб и очень боялся за розы. Кто его знает, что бывает с такими нежными цветами на русском морозе, да еще и в нездоровой экологической обстановке Ленинградского проспекта.
Розы ее волнуют мало. Главное - он рядом, тут, с ней, и они вместе идут куда-то. Может, к кинотеатру «Баку», а может в парк, что у «Динамо». Какая разница, главное - вместе, навсегда вместе, и только так и можно, и как будто крылья за спиной, белые-белые, пушистые как снег. Нет, не этот снег, что серой смесью гравия, непонятной химии и опасного льда, сейчас под ногами, а тот, что на картинах, когда солнце и утро после метели, и домик на опушке леса, и нету никого, только мы вдвоем на печке, ну может еще кот…
- И вот, в битве при Хаврсфьорде, по свидетельству Торбьёрна Хорнклофи, берсерки шли в первых рядах…
- Милый, ты сейчас о чем?
- Ты снова совсем меня не слушаешь, - мягкий упрек в его голосе не вяжется с теплом его глаз, заботой рук и нежностью губ. Ее не обманешь - он просто играет, ну может чуть-чуть дуется, все-таки викинги - тема его диссертации, да и вообще, он всегда ими бредил. Дома у него даже щит есть, он говорит, что настоящий.
- Ну что ты, милый! Слушаю, внимательно слушаю, знаешь, мне такой странный сон приснился…
Где-то на берегу фьорда звучит тоскливый вой. Старуха и воин вздрагивают, наверняка - цверги рыщут по берегам за добычей.
- Очнулся я когда в наш фьорд входили. Сказывали - упал в самом начале потехи, ни царапины не получив, да так и валялся. Два дня. И сны. Ничего в них не понимаю, там все другое, чужое, не как у нас, а только сны эти - ярче солнца и забыть их не могу.
- Давно это было?
- Год тому. Этим летом от меня толку чуть было - как бой, так я сразу валюсь и лежу бесчувственный, как утес в море, а в это время моих братьев убивают… - воин, стиснув зубы, уставился в землю. - Кормщик из меня неплохой, потому и жив я до сих пор, не бросил меня ярл Харальд. А сны эти… Каждый раз все дольше сплю. Последний раз почти неделю лежал.
Олег курил в потолок. Смакуя каждую затяжку, удобно откинувшись в кресле и положив ноги на стол, он давно уже позабыл, что хотел сегодня вечером работать над очередной главой диссертации. Монитор давно уже показывал заставку-скринсейвер, а Олег смаковал воспоминания.
Ольга почему-то на дух не выносила табачного дыма, и при ней он сдерживался, но когда ее не было рядом, позволял себе трубочку-другую. И теперь, под потолком толкались боками, ворочались, принимали самые загадочные формы серо-синие, как заоконные сумерки, облака крепкого трубочного дыма. Иногда они бывали похожи на драккар, что бесстрашно несется навстречу любой опасности, иногда - на валькирий, слетающихся на поля славы, чтобы забрать с собой самых достойных, а иногда - на Ольгу. На Ольгу в ее недлинной серой шубке, искренне радующуюся падающему снегу или полузамерзшим розам или просто жизни, кипящей вулканом вокруг нее.
Когда они только встретились, он не думал, что их роман затянется хоть сколько-нибудь надолго. Так, одна-две встречи, ну может - три, не больше. Но все оказалось иначе. Это был именно тот случай, когда две половинки нашли друг друга. Он не мог без нее, она - без него, даже сны снились им одинаковые, они встречались в этих снах и были счастливы еще больше, чем наяву, хотя и казалось, что такое невозможно. Они были вместе около года, почти не расставаясь, и думали, что иначе и быть не может, разве можно разъять птицу и небо, песню и душу, любовь и… любовь?
Старая женщина внимательно, не отрываясь, смотрит на воина, ее глаза как два копейных наконечника бьют прямо в душу, не дают вырваться словам, оторвать взгляд или просто встать и уйти. Наконец она отворачивается.
- На тебе нет проклятья, берсерк. Но и в Мидгарде ты задержишься недолго. Норны потеряли нить твоей судьбы, а твой дух-побратим ушел и никогда не вернется. На тебе нет проклятья, зато есть дар, величайший дар, дар, которым не одаривают наши боги. Это дар любви и надежды. Твой дух неразрывно связал двоих, дал им силы и мудрость понять и почувствовать то, что иначе они бы никогда не узнали. Благодаря тебе, счастья в мире стало немного больше. Но счастье не приходит даром, поэтому ты должен отдать всего себя, чтобы они окончательно обрели друг друга…
- Не хочу! - могучий кулак в щепки разбивает хлипкую лавку, а сам Ольгерд уже на ногах с побелевшими от ярости глазами. Клянусь Мъелльниром, я убью их!! Кто они, где их дом?! Отвечай, или сейчас же отправишься в Хельхейм!!! - Воин наклонился над старухой, его лицо покраснело, старуха делает еще один глоток из своей плошки.
- В Хельхейм мне еще рано. У тебя нет выбора, воин. Эти двое еще не рождены и родятся не скоро. Помочь я могу только одним. Сварю зелье, когда выпьешь - на краткое время станешь прежним, но потом умрешь.
- Я согласен. - Он уже спокоен и вновь сидит на прежнем месте. Это - его единственный шанс попасть в Вальхаллу.
Непривычно смотрится драккар на реке. Словно морского змея загнали в узкий фьорд, откуда нет выхода, и остается грозному морскому хищнику только смерть. Но змей пока еще жив и полон ярости.
Ольгерд с привычной презрительной усмешкой смотрит на стены очередного поселения. Говорят, здесь будет жарко. Фризоны хоть и навалили полные штаны, но стоять будут крепко. Говорят, главный их конунг собрал здесь лучших своих воинов. Что ж, тем лучше. Пришло время пусть в ход заветную склянку.
- ОДИИИИИН! - Ольгерд первый прыгает в прибрежную воду и бежит к воротам сквозь настоящий ливень из стрел. Над головой он поднимает щит, и не видит, как высоко-высоко над его головой взблескивает солнце на крыльях всадницы. Валькирия здесь ради него и поет сегодня тоже только ради него. Ее голос сплетается с боевым кличем, он слышит, поднимает на бегу голову и счастливо улыбается.
Бронебойная стрела своим узким граненым наконечником пробивает его голову насквозь, но это неважно, песня уносит Ольгерда выше и дальше, куда-то навстречу таким необычным и таким реальным снам.
- ОДИИИИИН!!!
Олег решился. Он встал из кресла, выбил трубку и открыл самый верхний ящик стола. Давным-давно, целую неделю назад он положил туда эту небольшую коробочку и постарался забыть про нее. Даже Ольге не говорил, хоть и трудно это было, труднее всего на свете. Все это время он думал, каждый вечер он садился в кресло, включал компьютер, курил и думал. Но теперь с размышлениями покончено, больше так продолжаться не может, необходимо сделать очередной шаг по спиралеобразной лестнице жизни.
- Але, Оля? Привет, любимая! Придешь? Постарайся не опаздывать, хорошо? А то заказанный столик могут отдать кому-то еще, все-таки это очень солидный ресторан. Ну все, до встречи, солнышко!
Олег первый раз за последнюю неделю открыл коробочку и сказал прямо внутрь, затуманивая дыханием тонкого литья золотое кольцо с изящным изумрудом, - не хочу расставаться с тобой, любимая, даже на время. Я не могу так больше."