7 ССВ: (16) гендер / теория власти / феминизм 17.08.-01.11.2011
Гендер / теория власти / феминизм
17.08.2011 snob.ru/selected/entry/39607?rp=lj "Елена Гапова: Феминизм в России никогда не станет массовым. Профессор университета Западного Мичигана Елена Гапова известна как один из главных русскоязычных экспертов по феминизму, хотя занимается самым широким кругом социологических вопросов. Елена давно живет в Америке, но по-прежнему преподает в Европейском гуманитарном университете - вузе, который находился в Минске, пока не был закрыт белорусским правительством, а теперь находится в Литве. Она - ученый, который умеет говорить просто о сложном, например, может объяснить, что такое левый дискурс, не прибегая к сложным научным терминам, а просто описав материнские чувства. С Каковы сейчас ваши научные интересы, что вы изучаете?
Я занимаюсь в основном постсоветским обществом. Сначала это были гендерные исследования - то, каким образом гендер, основная линия социального разделения во всех обществах, трансформировался в постсоциализме. Затем к этому добавились исследования нации и формирования новых национальных государств, затем постсоветское классообразование. Все эти три категории - пол, нация, класс - связаны, одно перетекает в другое, например, не могут сформироваться «классы», пока не появились мужчины и женщины, из которых и будут состоять эти классы. Сейчас меня больше всего интересуют постсоветские интеллектуалы, бывшая советская интеллигенция, писатели, ученые, постсоветская академическая наука.
С А где вы работаете?
Формально я работаю в двух местах: постоянно на кафедре социологии в университете Западного Мичигана, и у меня сохраняется «частичная» позиция в Европейском гуманитарном университете, куда я приезжаю дважды в год. Это «белорусский университет в изгнании», сейчас он находится в Вильнюсе, при поддержке Евросоюза (в 2004 году Европейский гуманитарный университет был закрыт белорусским правительством, прекратил работу в Минске и переехал в Литву. - Прим. ред.).
В Америке я читаю курсы по социальному неравенству, социологической теории, постсоветскому обществу, нации в Восточной Европе, в этом году впервые буду читать курс по «киберсообществам». В Вильнюсе я читаю курсы по социологии пола, по гендерной социологии постсоветского общества.
С А как вы вообще стали всем этим заниматься?
Я работаю на кафедре социологии, но считаю, что занимаюсь «историей идей» - есть такая область. Моя история - это типичная постсоветская история трансформации личного в политическое или профессиональное. Начало было такое. 1992 год, Минск, я шла с коляской, пыталась перейти улицу по подземному переходу, и оказалось, что, так как я весила 49 килограммов, поднять эту коляску и перенести по ступенькам я не могу. В то же время оказалось, что расстояния между колесами коляски и рельсами пандуса не совпадают. И меня тогда шарахнуло: ну что-то же не так, почему люди, которые это делают, не померили? Почему я, обычная молодая женщина с детской коляской, не могу перейти улицу? В тот момент я была далека от социологии, занималась лингвистикой, была кандидатом наук. Сейчас я знаю, что такой подземный переход, который не может преодолеть инвалид, старик или женщина с коляской, - это физическая, пространственная «реализация» распределения социальной власти. Ну, приблизительно как алтарь в православном храме, в который женщина не имеет права заходить. Но дело еще и в том, что в начале 1990-х мы все стали участниками огромного социального сдвига и поэтому оказались чувствительны к различным неравенствам, разделениям и ограничениям, мы стали их ощущать. А я еще была и молодой мамой, то есть оказалась в новой для себя ситуации, которая повернула меня к обществу «другим боком». Наложение общего социального сдвига и сдвига личного подтолкнуло к размышлениям об организации социального порядка.
С Как эти размышления трансформировались в научные исследования?
При помощи концепта «гендера». Этот термин тогда только появлялся на постсоветском пространстве, и для меня и многих женщин «моей когорты», то есть моего поколения и социального круга, он стал объяснением происходившего с нами и вокруг нас. Это было просто как пушкинское «ужели слово найдено». Другая социальная оптика. Сейчас для меня только «гендера» недостаточно, мне нужен еще и «класс» и многое другое, но тогда в связи с общей ситуацией в стране и одновременно личными обстоятельствами эта тема полностью меня захватила. Я стала пытаться что-то искать и читать. А читать было совсем нечего. Мы были стеной отделены от той интеллектуальной истории, которую проживал в XX веке мир. Когда я пришла в библиотеку, оказалось, что в каталоге под названием «Женское движение» есть два раздела: «Буржуазное женское движение» и «Положение женщин в СССР и социалистических странах». А гендерные исследования - это вообще «про другое», это одна из великих теорий XX века, особая научная логика.
Но все-таки это уже было начало 1990-х, и начали происходить важные вещи. Во-первых, стали приезжать люди из-за границы, ученые, журналисты, стало возможным общение. Во-вторых, стали появляться книги. В-третьих, появились фонды, которые стали работать в нашей части света. И в конце 1994-го я села ночью на кухне - муж в это время укачивал дочку - и написала заявку на грант. Раньше мы и слова-то такого не знали. Я написала о том, чем я хочу заниматься, и получила три гранта одновременно.
С Что это была за заявка?
Она была связана с освоением феминистских идей на постсоветском пространстве. Мне позвонили из трех разных фондов и спросили, какую стипендию я хочу выбрать.
С Это все были американские фонды?
Да, это были Fulbright, IREX и Open Society Institute, которые начали работать в нашей части света. Я не знала про них ничего, вообще имела смутное представление, что это такое, и кто-то из чиновников мне сказал: «Вы что, не понимаете, что такое Фулбрайт?» Ну вот его я и выбрала. Помню, как приехала в Америку, под Вашингтон, в University of Maryland как «фулбрайтовский профессор» и пошла в книжный магазин, огромный, каких я раньше не видела. Я считала себя образованным человеком, с кандидатской степенью, советским интеллигентом, которая все читает, все обсуждает. И в то же время я никогда не видела такого огромного книжного магазина. Я спросила: «Где у вас книги по женской теории?» Мне показали стеллажи, они шли, как мне казалось, до горизонта. Помню это чувство полной растерянности бывшего советского человека перед открывшимся другим миром: «Боже мой, все эти слова уже написаны, все сказано, для меня просто не осталось слов, что я могу еще сказать?»
Те месяцы чтения книг и общения с другими людьми полностью трансформировали меня интеллектуально. Помню, как моя подруга, историк искусства, повела меня на выставку чернокожих художников. Там были инсталляции, хижины какие-то под соломенными крышами, на мой взгляд, этнография - и почему это должно быть интересно? Но на одной из инсталляций была черная кукла в белых перчатках, изображавшая ребенка. Я ничего не поняла и спросила, что все это значит, и моя подруга сказала: «Ну вот родился черный ребенок, и его мать, чтобы дать ему лучшую долю в мире, где черные были рабами, надевает на него перчатки. Чтобы сделать его белым».
А я тогда очень переживала, что уехала в Штаты, оставив дома маленькую дочку. И тут до меня дошло - через эту материнскую боль - что такое раса, что такое цвет кожи в мире, который был выстроен вокруг этих критериев. Тут мне стал понятен весь постколониальный дискурс. Весь левый дискурс.
После возвращения в Минск в 1992 году я пошла в Европейский гуманитарный университет, новый во всех смыслах вуз, который тогда только открылся. Пошла прямо к ректору, такие были демократические времена, и сказала, что хочу заниматься социальными гендерными исследованиями. И Анатолий Арсеньевич Михайлов, основатель ЕГУ, сказал, что «это очень интересно, но у нас нет государственных денег, то есть все наши проекты возможны, только если мы находим какое-то финансирование». Через год я к нему вернулась и сказала, что Фонд Макартуров (Фонд Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров, содействует организациям и частным лицам в целях развития гражданского общества и повышения качества жизни. - Прим. ред.) дает финансирование на три года. С этого начался небольшой центр, вокруг которого сложилось сообщество людей, говорящих на одном научном языке. Хотя мы все сейчас работаем в разных частях света, и это тоже характерно для нашей возрастной и профессиональной когорты. Мы становимся «глобальными интеллектуалами».
С Как называется этот центр?
Центр гендерных исследований Европейского гуманитарного университета. Когда мы начинали, не было ничего: ни книг на русском языке «про это», ни профессионально подготовленных людей. Мы начали создавать научную область и себя тоже. Меня интересовало постсоветское пространство. Тут я жила и искала ответ на вопрос, что происходит с нами. Что проходит через тела и судьбы. Но потом оказалось, что говорить о гендере на постсоветском пространстве и не говорить о формировании новых постсоветских национальных государств невозможно. Что очень многое - то, какими должны быть мужчины, какими должны быть женщины, как должно быть устроено социальное обеспечение, как мы помним национальную историю, как мы ее заново формируем - все это связано с представлениями об идеальном мужском и женском.
С Как вы оказались в Америке - не по гранту, я имею в виду, а как вы начали жить там?
Я несколько лет жила на двух континентах. Муж говорил, что я размазана в пространстве, что я, как электрон, никогда не нахожусь постоянно в одной точке. В 2006 году меня пригласили в университет, где я работаю сейчас, на год по контракту, и в конце года, когда открылось постоянное место, предложили подать документы. За три года, вместо положенных шести, я получила tenure, то есть пожизненную позицию. Конечно, это произошло потому, что я была уже в середине научной карьеры, кафедре был ясен мой потенциал. Я была членом редколлегии журнала Slavic Review, нескольких научных комитетов и т. д.
С У вас была возможность двадцать лет наблюдать, как формируется феминизм на постсоветском пространстве. Можно ли фиксировать какие-то особенности именно «нашего» феминизма?
Да, можно, и сравнение с Западом здесь очень важно. Когда там начало складываться женское движение в конце 1960-х - начале 1970-х, это было совсем другое общество. В Америке, например, девушки подвергались дискриминации при приеме в университеты. Или, допустим, в Германии женщине, для того чтобы открыть счет в банке, нужно было поручительство мужчины. То есть в каких-то областях была очевидная несправедливость. И таким образом началась борьба за более справедливое общество. Конечно, это связано с тем, что в тот момент западные женщины стали массово выходить на рынок труда, поэтому им было необходимо фактическое равноправие. Но дело также в том, что начался слом индустриального развития: обществу более было незачем «угнетать» женщин и цветных. Раньше в таком угнетении был социальный смысл, а к тому времени он исчез. То есть женское движение шло в струе с общим развитием общества.
В Советском Союзе история сложилась иначе. Женщины давно работали вне дома, было формальное равноправие, а также множество «льгот», связанных с материнством. Но льготы - это признак неравенства, то есть смещение человека в особую приписываемую ему (или ей) группу. В конце 1980-х некоторые такие группы, причем не самых угнетенных женщин, начали высказывать феминистские идеи. Но в обществе в это время «пошел процесс» в каком-то смысле противоположный западному. Началось формирование новых социальных неравенств. Общество стало дифференцироваться - по национальному признаку, имущественному, религиозному и так далее.
То есть постсоветский феминизм, в отличие от западного, формировался не в общей тенденции искоренения неравенств, а, наперерез всему, на фоне усиления дискриминаций.
Но это еще не все. Главное постсоветское неравенство - классовое, экономическое. И совершенно бессмысленно призывать бороться за права какой-нибудь женщины из маленького городка, где одно градообразующее предприятие, да и то закрыто, а потому ее муж безработный. Эта женщина прекрасно понимает, что ее проблема в другой плоскости. Таким образом, феминистские идеи часто оказываются достоянием интеллектуальной элиты. И предпосылок для того, чтобы явление стало массовым, я не вижу.
С Я знаю, что журналисты часто к вам обращаются за комментариями по ситуации в Белоруссии. Что для вас, ученого, вписанного в международный контекст, сейчас Белоруссия - только научная лаборатория или страна, в дела которой вы эмоционально включены?
Мне как-то сказали: «Вы сидите в своей Америке, ну и сидите…», но я абсолютно включена в дела Белоруссии. Я понимаю, что Белоруссия - это, конечно же, лаборатория в социологическом смысле, потому что на ее примере можно наблюдать все самые показательные постсоветские процессы и тенденции. Но для меня тут не только научный интерес, это все вещи личные и болезненные; все, что происходит там, происходит и со мной тоже.
С Как вообще устроена сейчас ваша жизнь? Где вы живете?
Живу в Штатах, в городе Анн-Арбор, где когда-то было расположено знаменитое издательство Ardis Publishing, издавшее книги большинства запрещенных в СССР писателей. Там вышло первое издание «Доктора Живаго».
В Белоруссии я сейчас живу несколько недель в году. Когда Европейский гуманитарный университет был в Минске, я могла жить там подолгу. И поездка в Белоруссию - это была не только работа, я ехала к маме, домой - так я это ощущала. Но с 2003 года мамы нет, а с 2005-го ЕГУ начал работать в Вильнюсе. И вот мой график примерно такой: сначала я лечу в Вильнюс, чтобы прочесть часть курса по постсоветскому обществу в магистратуре ЕГУ, а потом возвращаюсь в Америку, даже не заезжая в Минск. Вот и все. Мне это так странно, но получается, что формальной причины там быть у меня нет, и это у меня просто в голове не укладывается. Я, конечно, приеду летом, всегда приезжаю летом надолго, встречаюсь со всеми друзьями, привожу дочку.
И, знаете, я не одна такая. Если смотреть социологически, можно сказать, что уже сформировалось целое поколение - или даже два поколения уже - людей, которые живут вот таким вот образом."
06.09.2011 heilgard.livejournal.com/34961.html "Школа феминизма и митинг 5 сентября 2011г. Во время вчерашнего митинга за репродуктивные права женщин ловила себя на возрастающем чувстве ненависти к человечеству. Мне виделся смысл в том, чтобы привлечь внимание в первую очередь женщин к законопроекту, который может существенно ограничить их в правах. Но женщины проходили мимо с такими непроломляемыми лицами, что сразу становилось ясно - не слышат, не видят, не хотят ничего знать. Были на митинге конечно, и те, кто пришел себя пропиарить, кому внимание СМИ нужно не столько для того, чтобы дело сделать, сколько для жизни. Но были и те, кто искренне болеет душой и кому ограничение свободы женщин, как нож под ребро. Больше всех мне понравилась речь яблочницы, выступавшей вслед за Галиной Михалевой, к сожалению, я даже и не слышала ее имени-фамилии. Тетка говорила эмоционально, смачно и била в точку - то, чего не хватало ее более молодым сотоварищам. В остальном и в массе своей люди, стоящие по ту сторону ограждения были направлены внутрь себя: то есть вроде бы ратуют за женщин, за всех россиянок, но говорят для себя - дальше ограждения их никто не видит и не слышит. И что еще обидно - чувствовалась разобщенность внутри митингующих: все выступали от своих партий, движений, собраний, кружков и кружочков - единства не чувствовалось, и все потом разошлись как в море корабли.
Но что меня вчера подкосило больше всего, так это ситуация со Школой феминизма, как говорится, «а мужики-то не знают». Вот и мы, которые в этой Школе заинтересованы, не знаем о том, кто мы есть и чем там занимаемся. Если тебя пугает собственная сексуальность, если ты не готова об этом говорить, то это не проблемы Школы, это твои проблемы и именно тебе показаны занятия в Школе феминизма. Печально то, что этот страх обусловлен внутренней мизогинией. Они могут смело рассуждать о социальных ролях женщин-мужчин, об основах патриархата. Но как только разговор касается женского как такового, так они сразу же пытаются свести его к равенству с мужчинами, к общечеловеческим ценностям и что они тоже люди (не ценности, а - они). А что составляет женское и чем женщина все-таки отличается от мужчины - к разговору об этом они не готовы, потому что они не хотят отличаться, потому что они тоже, как и многие мужчины, считают (только не признаются себе в этом), что женское - это грязь, плохо, ужос.
Из комментарий: А то получается, что мы за секс-просвет в школах, а сами стыдимся говорить о собственной сексуальности в сугубо философских терминах :)
Иригарэ сразу налепили ярлык "заумной" (не читайте, мол, время не тратьте), а я ничего там заумного не вижу: там проблема как раз в изложении открытым текстом, после которого неизбежно встает необходимость ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ по существу.
Вот эта вот необходимость что-то делать и пугает, насколько я поняла из разговоров "на кухне". Класть свою, единственную живую жизнь вотпрямосейчас на баррикады. Потерять комфорт, который таким трудом получен, потому что с очень большими шансами он КУПЛЕН продажей себя, своего тела, своей свободы, а осознавать этого не хочется, осознавать себя - "проституткой", вещью и принять себя с этим осознанием - это та еще задача.
Испариться этот комфорт может в любой момент, но практически все снаружи скажут "это твоя вина, это ты некачественная, раз не смогла получить нужное, нужно было вывернуть "ему" руки и заставить дать обещанное. А не смогла - сама дура виновата". А "комфорт и защита" всегда выдается только по условию хорошего поведения. Пока ты хорошая девочка - можно пользоваться "его жильем, его машиной, его ресурсами". Перестала быть хорошей - "любой муж тебя такую из дома выбросит и будет прав"(с) моя мама. Качество комфорта и защиты при этом не оцениваются, оценивается факт наличия "защитника". Так вот в разы проще подстроиться и получить хотя бы иллюзию счастья (своей качественности и годности) сейчас, чем бороться за права, которые все равно не получить, а если и выдадут подачку - то на тебя же в довесок еще и привесят пару тонн ответственности.
... Вот и я не знаю, КАК донести до людей очевидный факт того, что неравноценный обмен (Обещание vs Выполнение Требований) исключает само понятие обмена.
... для осознания неравноценности обмена, фактов дискриминации и тэ дэ - нужно очень много в себе переосознать и переоценить, а это банально страшно.
... весь процесс социализации девочек это процесс отчуждения их от собственных тел."
21.09.2011 fem-school.livejournal.com/7857.html "Корень «архе», который в словах: патриархат, матриархат, анархизм - переводится с древнегреческого как «основа», «корень» и т.п., а вовсе не как власть. И патриархат - это не строй, где власть принадлежит мужчинам (хотя, конечно, это так :), это общество, построенное на мужских ценностях, к которым относится и власть в том числе (помимо нее: сила, насилие, соревновательность, иерархичность, отцовская любовь, субъектно-объектные отношения и т.п.). Следовательно, анархизм - это отсутствие какой-либо основы вообще (хотя я понимаю, что современные анархисты имеют в виду другое). И такой анархизм близок к буддизму - единственная религия, кладущая в основание - Ничто. Но я не об этом. Я собственно о матриархате :) О-о-о-ччччень многие боятся этого слова. А ведь оно означает не «женщина у власти», а построение человеческого континуума на основе женских ценностей.
Я - кандидат философских наук, но я убеждена, что философия - это не наука, поэтому мне особенно смешно быть кандидатом ненаучных наук (так что я работаю дизайнером :) - извините за лирическое отступление). Феминизм, на мой взгляд, тоже не наука и ему не следует туда стремиться. Есть философский феминизм (французская школа), есть практический феминизм (социальные движения), но научного феминизма нет и не надо - пусть живет и подпитывается эмоциональностью и субъективностью женщин в том числе.
... чуждость всей символической культуры женщине, ее не-вхождение в круг культуры. И кстати, именно не-вхождение, а не то чтобы ее выкинули или изгнали из рая культуры. Нас туда не ввели, как, на мой взгляд, правильно пишет Симона де Бовуар. Мы остались по ту сторону. И при этом внутри своего «женского удела» мы начали формировать свою культуру со своими женскими ценностями."
27.09.2011 fem-school.livejournal.com/8218.html "На занятии 25 сентября опять присутствовало немного человек (12) и практически все они на предшествующих встречах не были. То есть говорить о каком-то курсе и последовательности занятий - бессмысленно. Всякое выступление уникально и почти всякое вызывает одни и те же вопросы, которые выстраиваются стеной вокруг темы различия. Поэтому на прошедшем занятии мы попытались проговорить именно эту тему и выделить ее основной камень преткновения - женскую субъективность: есть ли она и насколько она женская?
Начала я, правда, издалека - с субъекта вообще, через когнитивного субъекта Декарта и трансцендентальную субъективность в феноменологии Гуссерля мы подошли к смерти субъекта. «Убили» Автора, Читателя, Человека, Бога, Сверхчеловека, Героя - и когда, наконец, умерли все, мы с помощью Симоны де Бовуар и Бетти Фридан «расправились» с Женщиной, с ее идеальностью и загадочностью.
И вот на этом кладбище идей мы стали создавать альтернативную женскую субъективность-субъектность. Опираясь на текст Рози Брайдотти по номадизму мы реанимировали идею различия и провели в теорию идею множественности внутри открытого единства. Было страшно и интересно. Особенно мне понравился вопрос молодого человека: «А если на остров высадить колонию лесбиянок, то через лет семьдесят мы получим царство женской субъективности в чистом виде?» …Как говорила экскурсовод в Ботаническом саду Одессы - сохраним интригу."
01.11.2011 jenna-kristiana.livejournal.com/166790.html "Вообще весь мой лично феминизм (как и все мои другие убеждения) происходит от простого человеческого возмущения - "верните все как было". То есть к тому уровню гендерного угнетения (а оно было), который имелся в моем детстве в СССР, я привыкла и считала его более-менее нормой. Когда стало ЕЩЕ ХУЖЕ, этого я уже перенести не могу. То есть мало того, что на работе/во властных структурах/в семье положение женщины - угнетенное, так еще и теперь вслух можно рассуждать о том, "чем женщина отличается от человека", и уже громко, откровенно говорить на темы "курица не птица" и "жена да убоится мужа". Это меня уже достало реально, и отсюда происходит мой феминизм. На уровне, повторяю - "верните все, как было". А был - советский подход к женскому вопросу, суперпрогрессивный в 20е годы ХХ века и уже сильно недостаточный в 80е.
Как советский феминизм, так и западный 2й волны, в сущности и заключается в простой идее:
- женщина на самом деле принципиально не отличается от мужчины; надо просто пустить ее в мужской мир, оказать некоторую помощь в воспитании детей, и пусть она, недоразвитая, осваивает мужские профессии в мужском же коллективе (а в начале почти ВСЕ профессии были мужскими), доказывает индивидуально, что она лично - не хуже мужчин. Главное - дать возможность. Пустить на трактор, в забой, и уж конечно, в школы и больницы. И она докажет.
И в общем, да, конечно, женщины доказывали и доказывают, и чувствуют себя по этому поводу счастливыми. До сих пор. Их пустили, им разрешили, они не хуже мужчин, ура. Какие-то там мелкие отличия ничего не значат, не надо на них обращать внимания. Да и отличия эти чисто косметические - юбка там, длинные волосы, более тщательный уход за телом. На Западе эмансипированные женщины стремились нивелировать и эти различия - джинсы, сигарета, короткая стрижка, в общем, надо и выглядеть как мужчина.
Как мы знаем, такой подход оказался хотя и плодотворным, но мягко говоря, несовершенным. В результате возникла масса проблем: двойная нагрузка на работе и дома; растущая скрытая враждебность мужчин, которым теперь пришлось конкурировать с женщинами прямо на работе; и наконец, регресс, "возвращение к истокам".
Поэтому я отчаянно и категорически сопротивлялась идее различия м и ж - потому что эта идея в настоящее время консервативна и регрессивна. Потому что ЛЮБОЙ, кто проповедует это различие, если копнуть, обязательно имеет в виду второстепенность женского пола, "вспомогательность", неважность по сравнению с Настоящими Людьми (мужчинами); как минимум - спекулятивные ничем не доказанные заявления о "биологической неспособности к пространственному мышлению" (я уже молчу о "научных" идеях о небольшом размере женского мозга и тому подобном).
Вообще любые рассуждения о биологических, заданных различиях м и ж - регрессивны, в итоге они обязательно сводятся к "женскому предназначению" и "роли женщины" в отличие от человеческой - как спутника Человека, помощницы Человека, матери Человека, вдохновительницы и музы Человека-Творца. Сама она, естественно, Человеком не является.
Все это вызывает справедливое возмущение мыслящей женщины, и как следствие - возвращение к идее "равенства как отсутствия отличий". Но дело в том, что это тоже неверно. Если посмотреть правде в глаза - конечно же, мужчины и женщины различны. Как группы. Есть колоссальное отличие между любым произвольно взятым мужчиной и произвольно взятой женщиной, и это не индивидуальное. а гендерное/половое отличие.
Возможно, часть этих отличий имеет биологическую природу. ...М-шовинисты считают, что утверждение биологических различий почему-то должно заставить женщин поверить в свою неполноценность и подчиниться. Но это можно легко перевернуть. Сейчас девочки превосходят мальчиков в учебе; известно, что девочки лучше в коммуникации, в социальных взаимодействиях. ...Но я лично не хочу никакой войны полов, я бы не хотела, чтобы какой-то из полов был подчиненным и "неполноценным", поэтому я против спекуляций на темы биологических различий.
Однако если непредвзято, объективно взглянуть на мир, то нужно констатировать, что м и ж ДЕЙСТВИТЕЛЬНО различны. Да и как не могут быть различными группы людей, у которых так сильно различается личный социальный опыт? ... Мужчина проходил свои стадии взросления, создавал свою маскулинность - через участие в мужских иерархических коллективах, через драки, через "доказательства" себя, через службу в армии; некоторые этого не могли, но знали, что "должны" и страдали от недостатка маскулинности. Мужчина социализировался, и в этом видел свою главную задачу - приобрести профессию, расти в ней, зарабатывать деньги. В области репродуктивной мужчина считал необходимостью совершать с женщинами (лучше не с одной) половые акты, это - доказательство его маскулинности и опора социализации; все остальное - женитьба, дети, отношения - сопутствующие Главному (половым актам) досадные обязанности. Необходимость всего этого ему, конечно же, внушало общество, а отнюдь не таинственные гены и гормоны. Но факт тот, что опыт мужчины был именно таким. Опыт женщины включал в себя более, чем наполовину - рождение и воспитание детей; также этот опыт часто включал в себя домашний неоплачиваемый труд, ответственность за все, что происходит дома и в семье; уход за немощными родственниками. Ну и в наше время дополнительно - социализация по мужскому типу. Но - дополнительно.
И во все времена различался мужской и женский сексуальный опыт. В общем и целом можно сказать, что женский сексуальный опыт во все времена включал элементы мазохизма, от почти незаметных психологических - до ярко выраженных физических. Мужской же опыт - наоборот. Можно лишь сказать, что безусловно, социальная среда подталкивает мужчин к активной, даже агрессивной позиции в сексе, это - одобряемое сексуальное поведение мужчин, садизм - лишь крайняя степень проявления этой одобряемой агрессивности. У женщин - все наоборот.
Почему важен тот факт, что м и ж действительно так различны? Да потому, что это НУЖНО понимать, и нужно отдавать себе в этом отчет, а не загонять этот факт в подсознание.
Во-первых, почему женский опыт вообще следует объявлять неполноценным и вспомогательным? Из этого опыта растут - социальная гибкость, способность договариваться, взаимодействовать. Опыт ухода создает способность заботиться о других, понятие заботы, ценность заботы. Сотрудничество, любовь к детям и старикам, альтруизм, миролюбие - все это производные женского опыта. С какой стати и почему все это "менее полноценно", чем конкуренция самцов, воинственность, агрессия и желание меряться пиписьками? Да, из конкуренции самцов возникли империи и космические корабли. А также войны, атомная бомба и экологический кризис. Я не утверждаю, что мужской опыт менее ценен, он так же ценен и необходим, как и женский. Но и не более.
Во-вторых, и это серьезная ошибка многих вроде бы даже феминисток и особенно мужчин советского склада, надо признавать разницу опыта м и ж. Признание разности этого опыта, разности давления на мужчин и женщин - это и есть признание того, что женщина реально угнетена. Что женщина иная психологически (неважно, делают ли ее такой, или она такая "от природы", в чем я сомневаюсь). Что женщина - жертва этого мира, слабая в этом мире.
И поэтому просто так "разрешить", бросить ее в мир, построенный и управляемый мужчинами и заставить конкурировать с теми же мужчинами (и одновременно еще как-то осуществлять женский опыт и сохранять женственность) - это шаг в правильном направлении, но еще далеко не совершенный. Даже без детей (которых тоже не передоверишь на все 100% воспитательным учреждениям) женщина в этом мире нуждается в особом отношении, потому что она иная психологически. Сам этот мир должен измениться. Он сам должен учесть женский опыт и стать более женским, перекос в конкурентно-мужскую сторону должен быть убран."
*
содержание журнала dar-aya.livejournal.com/43398.html
17.08.2011 snob.ru/selected/entry/39607?rp=lj "Елена Гапова: Феминизм в России никогда не станет массовым. Профессор университета Западного Мичигана Елена Гапова известна как один из главных русскоязычных экспертов по феминизму, хотя занимается самым широким кругом социологических вопросов. Елена давно живет в Америке, но по-прежнему преподает в Европейском гуманитарном университете - вузе, который находился в Минске, пока не был закрыт белорусским правительством, а теперь находится в Литве. Она - ученый, который умеет говорить просто о сложном, например, может объяснить, что такое левый дискурс, не прибегая к сложным научным терминам, а просто описав материнские чувства. С Каковы сейчас ваши научные интересы, что вы изучаете?
Я занимаюсь в основном постсоветским обществом. Сначала это были гендерные исследования - то, каким образом гендер, основная линия социального разделения во всех обществах, трансформировался в постсоциализме. Затем к этому добавились исследования нации и формирования новых национальных государств, затем постсоветское классообразование. Все эти три категории - пол, нация, класс - связаны, одно перетекает в другое, например, не могут сформироваться «классы», пока не появились мужчины и женщины, из которых и будут состоять эти классы. Сейчас меня больше всего интересуют постсоветские интеллектуалы, бывшая советская интеллигенция, писатели, ученые, постсоветская академическая наука.
С А где вы работаете?
Формально я работаю в двух местах: постоянно на кафедре социологии в университете Западного Мичигана, и у меня сохраняется «частичная» позиция в Европейском гуманитарном университете, куда я приезжаю дважды в год. Это «белорусский университет в изгнании», сейчас он находится в Вильнюсе, при поддержке Евросоюза (в 2004 году Европейский гуманитарный университет был закрыт белорусским правительством, прекратил работу в Минске и переехал в Литву. - Прим. ред.).
В Америке я читаю курсы по социальному неравенству, социологической теории, постсоветскому обществу, нации в Восточной Европе, в этом году впервые буду читать курс по «киберсообществам». В Вильнюсе я читаю курсы по социологии пола, по гендерной социологии постсоветского общества.
С А как вы вообще стали всем этим заниматься?
Я работаю на кафедре социологии, но считаю, что занимаюсь «историей идей» - есть такая область. Моя история - это типичная постсоветская история трансформации личного в политическое или профессиональное. Начало было такое. 1992 год, Минск, я шла с коляской, пыталась перейти улицу по подземному переходу, и оказалось, что, так как я весила 49 килограммов, поднять эту коляску и перенести по ступенькам я не могу. В то же время оказалось, что расстояния между колесами коляски и рельсами пандуса не совпадают. И меня тогда шарахнуло: ну что-то же не так, почему люди, которые это делают, не померили? Почему я, обычная молодая женщина с детской коляской, не могу перейти улицу? В тот момент я была далека от социологии, занималась лингвистикой, была кандидатом наук. Сейчас я знаю, что такой подземный переход, который не может преодолеть инвалид, старик или женщина с коляской, - это физическая, пространственная «реализация» распределения социальной власти. Ну, приблизительно как алтарь в православном храме, в который женщина не имеет права заходить. Но дело еще и в том, что в начале 1990-х мы все стали участниками огромного социального сдвига и поэтому оказались чувствительны к различным неравенствам, разделениям и ограничениям, мы стали их ощущать. А я еще была и молодой мамой, то есть оказалась в новой для себя ситуации, которая повернула меня к обществу «другим боком». Наложение общего социального сдвига и сдвига личного подтолкнуло к размышлениям об организации социального порядка.
С Как эти размышления трансформировались в научные исследования?
При помощи концепта «гендера». Этот термин тогда только появлялся на постсоветском пространстве, и для меня и многих женщин «моей когорты», то есть моего поколения и социального круга, он стал объяснением происходившего с нами и вокруг нас. Это было просто как пушкинское «ужели слово найдено». Другая социальная оптика. Сейчас для меня только «гендера» недостаточно, мне нужен еще и «класс» и многое другое, но тогда в связи с общей ситуацией в стране и одновременно личными обстоятельствами эта тема полностью меня захватила. Я стала пытаться что-то искать и читать. А читать было совсем нечего. Мы были стеной отделены от той интеллектуальной истории, которую проживал в XX веке мир. Когда я пришла в библиотеку, оказалось, что в каталоге под названием «Женское движение» есть два раздела: «Буржуазное женское движение» и «Положение женщин в СССР и социалистических странах». А гендерные исследования - это вообще «про другое», это одна из великих теорий XX века, особая научная логика.
Но все-таки это уже было начало 1990-х, и начали происходить важные вещи. Во-первых, стали приезжать люди из-за границы, ученые, журналисты, стало возможным общение. Во-вторых, стали появляться книги. В-третьих, появились фонды, которые стали работать в нашей части света. И в конце 1994-го я села ночью на кухне - муж в это время укачивал дочку - и написала заявку на грант. Раньше мы и слова-то такого не знали. Я написала о том, чем я хочу заниматься, и получила три гранта одновременно.
С Что это была за заявка?
Она была связана с освоением феминистских идей на постсоветском пространстве. Мне позвонили из трех разных фондов и спросили, какую стипендию я хочу выбрать.
С Это все были американские фонды?
Да, это были Fulbright, IREX и Open Society Institute, которые начали работать в нашей части света. Я не знала про них ничего, вообще имела смутное представление, что это такое, и кто-то из чиновников мне сказал: «Вы что, не понимаете, что такое Фулбрайт?» Ну вот его я и выбрала. Помню, как приехала в Америку, под Вашингтон, в University of Maryland как «фулбрайтовский профессор» и пошла в книжный магазин, огромный, каких я раньше не видела. Я считала себя образованным человеком, с кандидатской степенью, советским интеллигентом, которая все читает, все обсуждает. И в то же время я никогда не видела такого огромного книжного магазина. Я спросила: «Где у вас книги по женской теории?» Мне показали стеллажи, они шли, как мне казалось, до горизонта. Помню это чувство полной растерянности бывшего советского человека перед открывшимся другим миром: «Боже мой, все эти слова уже написаны, все сказано, для меня просто не осталось слов, что я могу еще сказать?»
Те месяцы чтения книг и общения с другими людьми полностью трансформировали меня интеллектуально. Помню, как моя подруга, историк искусства, повела меня на выставку чернокожих художников. Там были инсталляции, хижины какие-то под соломенными крышами, на мой взгляд, этнография - и почему это должно быть интересно? Но на одной из инсталляций была черная кукла в белых перчатках, изображавшая ребенка. Я ничего не поняла и спросила, что все это значит, и моя подруга сказала: «Ну вот родился черный ребенок, и его мать, чтобы дать ему лучшую долю в мире, где черные были рабами, надевает на него перчатки. Чтобы сделать его белым».
А я тогда очень переживала, что уехала в Штаты, оставив дома маленькую дочку. И тут до меня дошло - через эту материнскую боль - что такое раса, что такое цвет кожи в мире, который был выстроен вокруг этих критериев. Тут мне стал понятен весь постколониальный дискурс. Весь левый дискурс.
После возвращения в Минск в 1992 году я пошла в Европейский гуманитарный университет, новый во всех смыслах вуз, который тогда только открылся. Пошла прямо к ректору, такие были демократические времена, и сказала, что хочу заниматься социальными гендерными исследованиями. И Анатолий Арсеньевич Михайлов, основатель ЕГУ, сказал, что «это очень интересно, но у нас нет государственных денег, то есть все наши проекты возможны, только если мы находим какое-то финансирование». Через год я к нему вернулась и сказала, что Фонд Макартуров (Фонд Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров, содействует организациям и частным лицам в целях развития гражданского общества и повышения качества жизни. - Прим. ред.) дает финансирование на три года. С этого начался небольшой центр, вокруг которого сложилось сообщество людей, говорящих на одном научном языке. Хотя мы все сейчас работаем в разных частях света, и это тоже характерно для нашей возрастной и профессиональной когорты. Мы становимся «глобальными интеллектуалами».
С Как называется этот центр?
Центр гендерных исследований Европейского гуманитарного университета. Когда мы начинали, не было ничего: ни книг на русском языке «про это», ни профессионально подготовленных людей. Мы начали создавать научную область и себя тоже. Меня интересовало постсоветское пространство. Тут я жила и искала ответ на вопрос, что происходит с нами. Что проходит через тела и судьбы. Но потом оказалось, что говорить о гендере на постсоветском пространстве и не говорить о формировании новых постсоветских национальных государств невозможно. Что очень многое - то, какими должны быть мужчины, какими должны быть женщины, как должно быть устроено социальное обеспечение, как мы помним национальную историю, как мы ее заново формируем - все это связано с представлениями об идеальном мужском и женском.
С Как вы оказались в Америке - не по гранту, я имею в виду, а как вы начали жить там?
Я несколько лет жила на двух континентах. Муж говорил, что я размазана в пространстве, что я, как электрон, никогда не нахожусь постоянно в одной точке. В 2006 году меня пригласили в университет, где я работаю сейчас, на год по контракту, и в конце года, когда открылось постоянное место, предложили подать документы. За три года, вместо положенных шести, я получила tenure, то есть пожизненную позицию. Конечно, это произошло потому, что я была уже в середине научной карьеры, кафедре был ясен мой потенциал. Я была членом редколлегии журнала Slavic Review, нескольких научных комитетов и т. д.
С У вас была возможность двадцать лет наблюдать, как формируется феминизм на постсоветском пространстве. Можно ли фиксировать какие-то особенности именно «нашего» феминизма?
Да, можно, и сравнение с Западом здесь очень важно. Когда там начало складываться женское движение в конце 1960-х - начале 1970-х, это было совсем другое общество. В Америке, например, девушки подвергались дискриминации при приеме в университеты. Или, допустим, в Германии женщине, для того чтобы открыть счет в банке, нужно было поручительство мужчины. То есть в каких-то областях была очевидная несправедливость. И таким образом началась борьба за более справедливое общество. Конечно, это связано с тем, что в тот момент западные женщины стали массово выходить на рынок труда, поэтому им было необходимо фактическое равноправие. Но дело также в том, что начался слом индустриального развития: обществу более было незачем «угнетать» женщин и цветных. Раньше в таком угнетении был социальный смысл, а к тому времени он исчез. То есть женское движение шло в струе с общим развитием общества.
В Советском Союзе история сложилась иначе. Женщины давно работали вне дома, было формальное равноправие, а также множество «льгот», связанных с материнством. Но льготы - это признак неравенства, то есть смещение человека в особую приписываемую ему (или ей) группу. В конце 1980-х некоторые такие группы, причем не самых угнетенных женщин, начали высказывать феминистские идеи. Но в обществе в это время «пошел процесс» в каком-то смысле противоположный западному. Началось формирование новых социальных неравенств. Общество стало дифференцироваться - по национальному признаку, имущественному, религиозному и так далее.
То есть постсоветский феминизм, в отличие от западного, формировался не в общей тенденции искоренения неравенств, а, наперерез всему, на фоне усиления дискриминаций.
Но это еще не все. Главное постсоветское неравенство - классовое, экономическое. И совершенно бессмысленно призывать бороться за права какой-нибудь женщины из маленького городка, где одно градообразующее предприятие, да и то закрыто, а потому ее муж безработный. Эта женщина прекрасно понимает, что ее проблема в другой плоскости. Таким образом, феминистские идеи часто оказываются достоянием интеллектуальной элиты. И предпосылок для того, чтобы явление стало массовым, я не вижу.
С Я знаю, что журналисты часто к вам обращаются за комментариями по ситуации в Белоруссии. Что для вас, ученого, вписанного в международный контекст, сейчас Белоруссия - только научная лаборатория или страна, в дела которой вы эмоционально включены?
Мне как-то сказали: «Вы сидите в своей Америке, ну и сидите…», но я абсолютно включена в дела Белоруссии. Я понимаю, что Белоруссия - это, конечно же, лаборатория в социологическом смысле, потому что на ее примере можно наблюдать все самые показательные постсоветские процессы и тенденции. Но для меня тут не только научный интерес, это все вещи личные и болезненные; все, что происходит там, происходит и со мной тоже.
С Как вообще устроена сейчас ваша жизнь? Где вы живете?
Живу в Штатах, в городе Анн-Арбор, где когда-то было расположено знаменитое издательство Ardis Publishing, издавшее книги большинства запрещенных в СССР писателей. Там вышло первое издание «Доктора Живаго».
В Белоруссии я сейчас живу несколько недель в году. Когда Европейский гуманитарный университет был в Минске, я могла жить там подолгу. И поездка в Белоруссию - это была не только работа, я ехала к маме, домой - так я это ощущала. Но с 2003 года мамы нет, а с 2005-го ЕГУ начал работать в Вильнюсе. И вот мой график примерно такой: сначала я лечу в Вильнюс, чтобы прочесть часть курса по постсоветскому обществу в магистратуре ЕГУ, а потом возвращаюсь в Америку, даже не заезжая в Минск. Вот и все. Мне это так странно, но получается, что формальной причины там быть у меня нет, и это у меня просто в голове не укладывается. Я, конечно, приеду летом, всегда приезжаю летом надолго, встречаюсь со всеми друзьями, привожу дочку.
И, знаете, я не одна такая. Если смотреть социологически, можно сказать, что уже сформировалось целое поколение - или даже два поколения уже - людей, которые живут вот таким вот образом."
06.09.2011 heilgard.livejournal.com/34961.html "Школа феминизма и митинг 5 сентября 2011г. Во время вчерашнего митинга за репродуктивные права женщин ловила себя на возрастающем чувстве ненависти к человечеству. Мне виделся смысл в том, чтобы привлечь внимание в первую очередь женщин к законопроекту, который может существенно ограничить их в правах. Но женщины проходили мимо с такими непроломляемыми лицами, что сразу становилось ясно - не слышат, не видят, не хотят ничего знать. Были на митинге конечно, и те, кто пришел себя пропиарить, кому внимание СМИ нужно не столько для того, чтобы дело сделать, сколько для жизни. Но были и те, кто искренне болеет душой и кому ограничение свободы женщин, как нож под ребро. Больше всех мне понравилась речь яблочницы, выступавшей вслед за Галиной Михалевой, к сожалению, я даже и не слышала ее имени-фамилии. Тетка говорила эмоционально, смачно и била в точку - то, чего не хватало ее более молодым сотоварищам. В остальном и в массе своей люди, стоящие по ту сторону ограждения были направлены внутрь себя: то есть вроде бы ратуют за женщин, за всех россиянок, но говорят для себя - дальше ограждения их никто не видит и не слышит. И что еще обидно - чувствовалась разобщенность внутри митингующих: все выступали от своих партий, движений, собраний, кружков и кружочков - единства не чувствовалось, и все потом разошлись как в море корабли.
Но что меня вчера подкосило больше всего, так это ситуация со Школой феминизма, как говорится, «а мужики-то не знают». Вот и мы, которые в этой Школе заинтересованы, не знаем о том, кто мы есть и чем там занимаемся. Если тебя пугает собственная сексуальность, если ты не готова об этом говорить, то это не проблемы Школы, это твои проблемы и именно тебе показаны занятия в Школе феминизма. Печально то, что этот страх обусловлен внутренней мизогинией. Они могут смело рассуждать о социальных ролях женщин-мужчин, об основах патриархата. Но как только разговор касается женского как такового, так они сразу же пытаются свести его к равенству с мужчинами, к общечеловеческим ценностям и что они тоже люди (не ценности, а - они). А что составляет женское и чем женщина все-таки отличается от мужчины - к разговору об этом они не готовы, потому что они не хотят отличаться, потому что они тоже, как и многие мужчины, считают (только не признаются себе в этом), что женское - это грязь, плохо, ужос.
Из комментарий: А то получается, что мы за секс-просвет в школах, а сами стыдимся говорить о собственной сексуальности в сугубо философских терминах :)
Иригарэ сразу налепили ярлык "заумной" (не читайте, мол, время не тратьте), а я ничего там заумного не вижу: там проблема как раз в изложении открытым текстом, после которого неизбежно встает необходимость ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ по существу.
Вот эта вот необходимость что-то делать и пугает, насколько я поняла из разговоров "на кухне". Класть свою, единственную живую жизнь вотпрямосейчас на баррикады. Потерять комфорт, который таким трудом получен, потому что с очень большими шансами он КУПЛЕН продажей себя, своего тела, своей свободы, а осознавать этого не хочется, осознавать себя - "проституткой", вещью и принять себя с этим осознанием - это та еще задача.
Испариться этот комфорт может в любой момент, но практически все снаружи скажут "это твоя вина, это ты некачественная, раз не смогла получить нужное, нужно было вывернуть "ему" руки и заставить дать обещанное. А не смогла - сама дура виновата". А "комфорт и защита" всегда выдается только по условию хорошего поведения. Пока ты хорошая девочка - можно пользоваться "его жильем, его машиной, его ресурсами". Перестала быть хорошей - "любой муж тебя такую из дома выбросит и будет прав"(с) моя мама. Качество комфорта и защиты при этом не оцениваются, оценивается факт наличия "защитника". Так вот в разы проще подстроиться и получить хотя бы иллюзию счастья (своей качественности и годности) сейчас, чем бороться за права, которые все равно не получить, а если и выдадут подачку - то на тебя же в довесок еще и привесят пару тонн ответственности.
... Вот и я не знаю, КАК донести до людей очевидный факт того, что неравноценный обмен (Обещание vs Выполнение Требований) исключает само понятие обмена.
... для осознания неравноценности обмена, фактов дискриминации и тэ дэ - нужно очень много в себе переосознать и переоценить, а это банально страшно.
... весь процесс социализации девочек это процесс отчуждения их от собственных тел."
21.09.2011 fem-school.livejournal.com/7857.html "Корень «архе», который в словах: патриархат, матриархат, анархизм - переводится с древнегреческого как «основа», «корень» и т.п., а вовсе не как власть. И патриархат - это не строй, где власть принадлежит мужчинам (хотя, конечно, это так :), это общество, построенное на мужских ценностях, к которым относится и власть в том числе (помимо нее: сила, насилие, соревновательность, иерархичность, отцовская любовь, субъектно-объектные отношения и т.п.). Следовательно, анархизм - это отсутствие какой-либо основы вообще (хотя я понимаю, что современные анархисты имеют в виду другое). И такой анархизм близок к буддизму - единственная религия, кладущая в основание - Ничто. Но я не об этом. Я собственно о матриархате :) О-о-о-ччччень многие боятся этого слова. А ведь оно означает не «женщина у власти», а построение человеческого континуума на основе женских ценностей.
Я - кандидат философских наук, но я убеждена, что философия - это не наука, поэтому мне особенно смешно быть кандидатом ненаучных наук (так что я работаю дизайнером :) - извините за лирическое отступление). Феминизм, на мой взгляд, тоже не наука и ему не следует туда стремиться. Есть философский феминизм (французская школа), есть практический феминизм (социальные движения), но научного феминизма нет и не надо - пусть живет и подпитывается эмоциональностью и субъективностью женщин в том числе.
... чуждость всей символической культуры женщине, ее не-вхождение в круг культуры. И кстати, именно не-вхождение, а не то чтобы ее выкинули или изгнали из рая культуры. Нас туда не ввели, как, на мой взгляд, правильно пишет Симона де Бовуар. Мы остались по ту сторону. И при этом внутри своего «женского удела» мы начали формировать свою культуру со своими женскими ценностями."
27.09.2011 fem-school.livejournal.com/8218.html "На занятии 25 сентября опять присутствовало немного человек (12) и практически все они на предшествующих встречах не были. То есть говорить о каком-то курсе и последовательности занятий - бессмысленно. Всякое выступление уникально и почти всякое вызывает одни и те же вопросы, которые выстраиваются стеной вокруг темы различия. Поэтому на прошедшем занятии мы попытались проговорить именно эту тему и выделить ее основной камень преткновения - женскую субъективность: есть ли она и насколько она женская?
Начала я, правда, издалека - с субъекта вообще, через когнитивного субъекта Декарта и трансцендентальную субъективность в феноменологии Гуссерля мы подошли к смерти субъекта. «Убили» Автора, Читателя, Человека, Бога, Сверхчеловека, Героя - и когда, наконец, умерли все, мы с помощью Симоны де Бовуар и Бетти Фридан «расправились» с Женщиной, с ее идеальностью и загадочностью.
И вот на этом кладбище идей мы стали создавать альтернативную женскую субъективность-субъектность. Опираясь на текст Рози Брайдотти по номадизму мы реанимировали идею различия и провели в теорию идею множественности внутри открытого единства. Было страшно и интересно. Особенно мне понравился вопрос молодого человека: «А если на остров высадить колонию лесбиянок, то через лет семьдесят мы получим царство женской субъективности в чистом виде?» …Как говорила экскурсовод в Ботаническом саду Одессы - сохраним интригу."
01.11.2011 jenna-kristiana.livejournal.com/166790.html "Вообще весь мой лично феминизм (как и все мои другие убеждения) происходит от простого человеческого возмущения - "верните все как было". То есть к тому уровню гендерного угнетения (а оно было), который имелся в моем детстве в СССР, я привыкла и считала его более-менее нормой. Когда стало ЕЩЕ ХУЖЕ, этого я уже перенести не могу. То есть мало того, что на работе/во властных структурах/в семье положение женщины - угнетенное, так еще и теперь вслух можно рассуждать о том, "чем женщина отличается от человека", и уже громко, откровенно говорить на темы "курица не птица" и "жена да убоится мужа". Это меня уже достало реально, и отсюда происходит мой феминизм. На уровне, повторяю - "верните все, как было". А был - советский подход к женскому вопросу, суперпрогрессивный в 20е годы ХХ века и уже сильно недостаточный в 80е.
Как советский феминизм, так и западный 2й волны, в сущности и заключается в простой идее:
- женщина на самом деле принципиально не отличается от мужчины; надо просто пустить ее в мужской мир, оказать некоторую помощь в воспитании детей, и пусть она, недоразвитая, осваивает мужские профессии в мужском же коллективе (а в начале почти ВСЕ профессии были мужскими), доказывает индивидуально, что она лично - не хуже мужчин. Главное - дать возможность. Пустить на трактор, в забой, и уж конечно, в школы и больницы. И она докажет.
И в общем, да, конечно, женщины доказывали и доказывают, и чувствуют себя по этому поводу счастливыми. До сих пор. Их пустили, им разрешили, они не хуже мужчин, ура. Какие-то там мелкие отличия ничего не значат, не надо на них обращать внимания. Да и отличия эти чисто косметические - юбка там, длинные волосы, более тщательный уход за телом. На Западе эмансипированные женщины стремились нивелировать и эти различия - джинсы, сигарета, короткая стрижка, в общем, надо и выглядеть как мужчина.
Как мы знаем, такой подход оказался хотя и плодотворным, но мягко говоря, несовершенным. В результате возникла масса проблем: двойная нагрузка на работе и дома; растущая скрытая враждебность мужчин, которым теперь пришлось конкурировать с женщинами прямо на работе; и наконец, регресс, "возвращение к истокам".
Поэтому я отчаянно и категорически сопротивлялась идее различия м и ж - потому что эта идея в настоящее время консервативна и регрессивна. Потому что ЛЮБОЙ, кто проповедует это различие, если копнуть, обязательно имеет в виду второстепенность женского пола, "вспомогательность", неважность по сравнению с Настоящими Людьми (мужчинами); как минимум - спекулятивные ничем не доказанные заявления о "биологической неспособности к пространственному мышлению" (я уже молчу о "научных" идеях о небольшом размере женского мозга и тому подобном).
Вообще любые рассуждения о биологических, заданных различиях м и ж - регрессивны, в итоге они обязательно сводятся к "женскому предназначению" и "роли женщины" в отличие от человеческой - как спутника Человека, помощницы Человека, матери Человека, вдохновительницы и музы Человека-Творца. Сама она, естественно, Человеком не является.
Все это вызывает справедливое возмущение мыслящей женщины, и как следствие - возвращение к идее "равенства как отсутствия отличий". Но дело в том, что это тоже неверно. Если посмотреть правде в глаза - конечно же, мужчины и женщины различны. Как группы. Есть колоссальное отличие между любым произвольно взятым мужчиной и произвольно взятой женщиной, и это не индивидуальное. а гендерное/половое отличие.
Возможно, часть этих отличий имеет биологическую природу. ...М-шовинисты считают, что утверждение биологических различий почему-то должно заставить женщин поверить в свою неполноценность и подчиниться. Но это можно легко перевернуть. Сейчас девочки превосходят мальчиков в учебе; известно, что девочки лучше в коммуникации, в социальных взаимодействиях. ...Но я лично не хочу никакой войны полов, я бы не хотела, чтобы какой-то из полов был подчиненным и "неполноценным", поэтому я против спекуляций на темы биологических различий.
Однако если непредвзято, объективно взглянуть на мир, то нужно констатировать, что м и ж ДЕЙСТВИТЕЛЬНО различны. Да и как не могут быть различными группы людей, у которых так сильно различается личный социальный опыт? ... Мужчина проходил свои стадии взросления, создавал свою маскулинность - через участие в мужских иерархических коллективах, через драки, через "доказательства" себя, через службу в армии; некоторые этого не могли, но знали, что "должны" и страдали от недостатка маскулинности. Мужчина социализировался, и в этом видел свою главную задачу - приобрести профессию, расти в ней, зарабатывать деньги. В области репродуктивной мужчина считал необходимостью совершать с женщинами (лучше не с одной) половые акты, это - доказательство его маскулинности и опора социализации; все остальное - женитьба, дети, отношения - сопутствующие Главному (половым актам) досадные обязанности. Необходимость всего этого ему, конечно же, внушало общество, а отнюдь не таинственные гены и гормоны. Но факт тот, что опыт мужчины был именно таким. Опыт женщины включал в себя более, чем наполовину - рождение и воспитание детей; также этот опыт часто включал в себя домашний неоплачиваемый труд, ответственность за все, что происходит дома и в семье; уход за немощными родственниками. Ну и в наше время дополнительно - социализация по мужскому типу. Но - дополнительно.
И во все времена различался мужской и женский сексуальный опыт. В общем и целом можно сказать, что женский сексуальный опыт во все времена включал элементы мазохизма, от почти незаметных психологических - до ярко выраженных физических. Мужской же опыт - наоборот. Можно лишь сказать, что безусловно, социальная среда подталкивает мужчин к активной, даже агрессивной позиции в сексе, это - одобряемое сексуальное поведение мужчин, садизм - лишь крайняя степень проявления этой одобряемой агрессивности. У женщин - все наоборот.
Почему важен тот факт, что м и ж действительно так различны? Да потому, что это НУЖНО понимать, и нужно отдавать себе в этом отчет, а не загонять этот факт в подсознание.
Во-первых, почему женский опыт вообще следует объявлять неполноценным и вспомогательным? Из этого опыта растут - социальная гибкость, способность договариваться, взаимодействовать. Опыт ухода создает способность заботиться о других, понятие заботы, ценность заботы. Сотрудничество, любовь к детям и старикам, альтруизм, миролюбие - все это производные женского опыта. С какой стати и почему все это "менее полноценно", чем конкуренция самцов, воинственность, агрессия и желание меряться пиписьками? Да, из конкуренции самцов возникли империи и космические корабли. А также войны, атомная бомба и экологический кризис. Я не утверждаю, что мужской опыт менее ценен, он так же ценен и необходим, как и женский. Но и не более.
Во-вторых, и это серьезная ошибка многих вроде бы даже феминисток и особенно мужчин советского склада, надо признавать разницу опыта м и ж. Признание разности этого опыта, разности давления на мужчин и женщин - это и есть признание того, что женщина реально угнетена. Что женщина иная психологически (неважно, делают ли ее такой, или она такая "от природы", в чем я сомневаюсь). Что женщина - жертва этого мира, слабая в этом мире.
И поэтому просто так "разрешить", бросить ее в мир, построенный и управляемый мужчинами и заставить конкурировать с теми же мужчинами (и одновременно еще как-то осуществлять женский опыт и сохранять женственность) - это шаг в правильном направлении, но еще далеко не совершенный. Даже без детей (которых тоже не передоверишь на все 100% воспитательным учреждениям) женщина в этом мире нуждается в особом отношении, потому что она иная психологически. Сам этот мир должен измениться. Он сам должен учесть женский опыт и стать более женским, перекос в конкурентно-мужскую сторону должен быть убран."
*
содержание журнала dar-aya.livejournal.com/43398.html