5.
Давным-давно, еще в XIX веке, жил да был в нашей деревне граф Владислав Карлович из древнего рода Шереметенко-Гагарьевич-Дракулидзе.
Человеком он был ученым, крестьян не обижал, напротив того, построил в деревне школу и госпиталь с акушерским, педиатрическим и геронтологическим отделениями.
Жил граф скромно, а большую часть своего немалого состояния тратил на научные изыскания и опыты, должествующие удлинить саму человеческую жизнь.
И вот однажды в руки Владислава Карловича попала книга Брэма Стокера «Дракула» - только что вышедший, однако уже вошедший в моду роман.
Будучи человеком, преданным одному лишь Знанию, граф романы не жаловал, но тут, заинтригованный тем, что фамилия заглавного персонажа столь близка его собственной, взялся за чтение. Имея привычку тщательно изучать научные трактаты и опусы и проверять все приведенные в них факты, граф и к «Дракуле» отнесся подобным образом и решил лично посетить Трансильванию и убедиться, что бессмертный вампир действительно существует. Не будем также забывать, что Владислава Карловича безмерно интересовали все способы продления человеческой жизни, не исключая философский камень и мистическую розу Парацельса.
Что видел и узнал граф в Трансильвании - того никому не открыл. Вернувшись спустя год из путешествия, заперся в своем доме, усилил и углубил лабораторные опыты и напрочь забросил и крестьян, и семейство, и самые приличия с гигиеной.
Невдолге после того случилась первая российская революция, и жена и дочь графа, спешно обратив все имущество (исключая помещичий дом) в деньги, уехали за границу. Следы их затерялись где-то в швейцарских Альпах.
Супруга и отца дамы с собой взять не смогли. Только услышав о планах отъезда, граф - всегда тихий, послушный и политесный - впал в такую ярость и, казалось, был столь близок к удару, что пришлось позвать доктора и пустить Владиславу Карловичу кровь.
Придя в себя и в разум спустя несколько часов, граф выдал супруге доверенность на распоряжение всем имуществом, выговорив себя право до смерти проживать в старом доме.
Обливаясь слезами, женщины покинули графа, льща себя надеждой, что доктор и любящие помещика крестьяне не оставят попечением бедного безумца.
Шли годы. Граф старел, становился все нелюдимее, пока совсем не превратился в бирюка. Жил он так тихо, что, умри он, это не сразу бы и заметили.
Увы, спокойно умереть графу не дала очередная революция и нашествие красных комиссаров в деревню.
Как полагается борцам с неправедно нажитым имуществом, комиссары первым делом экспроприировали помещичий дом и лабораторию и превратили и то, и другое в графские развалины ака сельский клуб «Красный трудовик».
Старенького графа переселили в сторожку, позволив взять с собой лишь ученые книги и смену белья.
Крестьяне, будучи людьми темными и непросвещенными, отнеслись к деятельности комиссаров сугубо отрицательно: на клуб забили (а позднее и окна с дверьми забили), а бедному Владиславу Карловичу принесли в сторожку постель, посуду, теплую одежду и обожаемые колбы и реторты (спасенные из переоборудованного в прогрессивный автоматизированный скотный двор госпиталя).
Вскорости после описанных событий граф и умер: то ли от старости, то ли от жизненных невзгод, то ли от научных опытов, которые он проводил до последнего.
Все те же темные и невежественные крестьяне похоронили последнего из рода Шереметенко-Гагарьевич-Дракулидзе в парке, а на месте сторожки поставили памятный крест, через год замененный красными комиссарам на скульптуру юной девицы, уверенно шагающей в светлое будущее.
Эстетическое ли несовершенство девицы, ее оголенные коленки или оголодавшие на подножном корме комары послужили причиной последующих событий, - бог весть. Только пришел в деревню мор на комиссаров: то один, то другой внезапно заболевали анемией и помирали раньше, чем их успевали довезти до городской больницы.
Подозревали, разумеется, и гнилой климат, и контрреволюционный кулацкий заговор, но доказательств ни того, ни другого найти не смогли.
«Красные» смерти прекратились лишь тогда, когда невежественные крестьяне снесли девицу и снова водрузили на ее месте крест.
Битва прогрессивных и регрессивных обитателей деревни продолжалась несколько лет. В конце концов окончательно рассерженные темные элементы растолкли гипсовую девицу в порошок и шагающим в светлое будущее пришлось соорудить девушку с веслом. Как ни странно, ее никто не тронул. Видимо, перековались с мечей на орала, а с крестов на весла.
- Ничего себе история! - ахнула Олечка. - Сань, а девушку с веслом я помню. А ты?
- Конечно. Когда мы в графских развалинах в детстве играли, она уже дряхлая была, калечная, как Венера Милосская и Ника Самофракийская. Но обломок весла при ней торчал.
- Ага. И это точно весло было, а не крест… Погоди-ка. Получается, это старенький Владислав Карлович после смерти вампиром стал и меня покусал? Он же хороший был, пусть и чокнутый.
- Не, не он. Но он со своей манией вечной жизни что-то раскопал в Трансильвании, вычитал в романе Стокера и состряпал заклинание, как он думал, вечной жизни. А вместо этого призвал к нам настоящего Влада Дракулу.
- Ого! Того самого?!
- Именно, блин! Бессмертного, ужас какого могущественного и чертовски голодного! Короче, он опять вылез, потому что я, зачитавшись, вслух произнес ключевую строчку из романа. А в это время кто-то доломал девушку с веслом.
- Точно, точно! Там же, на месте старого парка, собираются коттеджи строить. Вот и расчищали всё.
- Блин! Вот же совпаденьице - хуже не бывает. Придется искать обломки скульптуры.
- Ой! Санечка, я боюсь.
- Не бойся, я с тобой!
- А что делать будем, как найдем?
- Угоманивать Влада Дракулу.
- Как же мы его угомоним, когда его гроб в Трансильвании, а мы - тут? Вампир без гроба, что это самое… без проруби: воняет, но не тонет.
- Пока не скажу. Прости, Олюш, но ты у нас девица кусанная, вдруг нечаянно выдашь секрет.
- Ох, грехи мои тяжкие!.. Саня, а я ведь не одна кусанная. Мальчик этот, курьер… Кстати, я его видела.
- Да ты что? Где?
- Перед домом. Шла вчера из магазина, с работы, а он стоял возле калитки. Грустный такой, бледненький. Знаешь, совсем не в себе парень: кланяется забору и бормочет, бормочет что-то.
- Черт! Вот же осложненье. Тебя-то крестик с чесноком защищают, а его, видать, некому. Попробуем добраться до нашего бессмертного графа, пока он мальчишку не сгубил… А сейчас собирайся: пойдем смотреть, что там от сторожки и скульптуры осталось. Ожерелье надень, королевишна.
Олечка вздохнула и накинула поверх куртки связку чеснока.
- Санечка, а если мальчик уже того… переродился?
- Обоих пришибу, - кровожадно заявил Санька, распихивая по карманам какие-то пузыречки, мешочки и пакетики.
- Чем?
- Веслом, блин!
6.
Выйдя из дома, Санька и Оля увидели курьера. Тот стоял перед калиткой на коленях и бил земные поклоны.
- Может, через лесок пройдем? - предложила Олечка.
- Подожди за калиткой, если хочешь, - Санька прекрасно понимал состояние подружки, не желавшей встречаться с собратом по укусам. - Я поговорю с ним. Вдруг что полезное скажет.
- Ты осторожней! А ну как он тебя покусать вздумает.
- Ничего он мне не сделает, - хмыкнул Санька. - У меня оружия полны карманы.
- А в рюкзаке что? - Олечка только сейчас заметила огромный «горб» на спине приятеля.
- Атомная бомба. На крайний случай.
- Интересно, а она бы от вампиров помогла? - задумчиво спросила девушка, но друг ее уже не услышал.
- Привет, болезный! Кому молимся?
Санька подошел к парню довольно близко, но, на всякий пожарный, сунул руку в карман.
Курьер с размаху приложился лбом об асфальт и заскулил, как побитая собачонка:
- Злое дело замышляете вы, сударь, против господина моего! Нарочито прошу вас отказаться от светлых замыслов, предаться власти повелителя летучих мышей, змей и прочих бессмертных сучностей.
- Чего? - Санька опешил: парнишка явно говорил с чужого голоса.
«Неужели обратился? Так быстро?!»
- Припадьте к стопам повелителя, - продолжал завывать курьер. - Прислонитесь нежной шеей к его мощной ланите, обратите взор свой смертный в его вечные очи!
- Эк тебя раскукурузило, бедняга! Мда… Не бросать же тебя на погибель вечную.
Санька тяжело вздохнул, выхватил из кармана что-то небольшое, круглое и, быстро прицелившись, влепил этим белым мальчишке посередь лба.
Лоб дернулся, зашипел, как горячая сковородка, а курьер без сознания рухнул на землю.
- Саня, Санечка! - из-за калитки выскочила Олечка. - Ты что, убил его?
- Господь с тобой, что за ересь ты несешь?! Тьфу, Оль, прости, набрался словесного… сама знаешь чего… от этого страдальца. Просфорой я его приложил. Освященной. Может, против католических вампиров облатки лучше работают, но костела в окрестностях не наблюдается, сорян.
- Но он живой?
- Должен быть. Сейчас пульс пощупаю…
- Осторожней, вдруг он кусается и заразный.
- Ничего мне не будет. У меня броня вип-власса, плюс пять к силе, плюс два к харизме… Живой, вроде. Олюш, ты только посмотри!
Санька едва успел отскочить, как бездвижное до того тело поднялось в воздух, встало вертикально, зашипело, плюнуло зеленым пламенем и снова свалилось замертво. Над курьером поднялся серебристо-серый туман, сформировался в высокую худую фигуру, погрозил пальцем Саньке и потянул голову на длинной, как у рокурокуби, шее к Олечке. Девушка шарахнулась.
Застыв буквально в паре сантиметров от Олиной нежной шейки, голова сморщилась, принюхалась, громко произнесла какую-то витиеватую непонятную фразу и - уже понятно - прошипела:
- Ничееегоооо, мы еще посмотрим, чья возьмет, моя прелесссть, - облизнувшись по-змеиному, голова вместе с фигурой растаяла.
- Сань, - всхлипнула Оля. - Чо он сказал-то?
- Сказал: посмотрит, чья возьмет. Ну, ну, и мы посмотрим.
- Не, до этого. Я даже не поняла, на каком языке.
- Черт его знает. На трансильванском, наверное.
Лежащий на земле мальчик застонал и зашевелился.
- Давай поможем ребенку.
Санька усадил пацана поудобнее, запасливая Олечка достала фляжку коньяка.
- Спасибо, - прошептал курьер. - Который раз меня спасаете.
- Ты что-нибудь помнишь? - поинтересовался Санька, когда мальчик сделал пару глотков, его щеки порозовели, а взгляд стал осмысленным.
- Не скажу. Вот теперь точно не скажу! В психушку отправите.
- Не отправим, - Оля ласково погладила курьера по голове. - Все знаем, все понимаем.
Она отвернула ворот куртки и показала следы укусов на шее.
Глаза мальчишки загорелись.
- И вы! Вы тоже отмечены печатью преславного повелителя! Сестра моя в бессмертии, позволь лобызнуть следы, оставленные великим!
- Я те ща лобызну! - Санька перехватил мальчишку, сунул ему под нос просфору. - Одного раза мало было? Можем повторить!
- Ты лишил меня благодати и вечной жизни! - курьер упал навзничь и принялся старательно биться затылком об асфальт. - Отнял то, что даровал мне господин и повелитель! Убьююююю!
Вскочив, мальчик с вытянутыми руками бросился на Саньку, но отважный вампиро- и дуракоборец перехватил Анику-воина на лету, приложил прямым в челюсть, косым по скуле и - для надежности - зажал пальцами точку «цы» на горле.
Курьер совершенно успокоился нравом и, посапывая, улегся на газончик перед входом.
- Хорошо, не опять на голый асфальт, дурашка, - вздохнула Олечка. - Ты его надолго отдыхать отправил?
- Нормальные люди ведут себя прилично еще минут тридцать. За не получившегося вампира не скажу. Пусть лежит. Очухается, замерзнет, может, мозги на место встанут. Надо же, как ему преславный повелитель башку задурил! Эх, поколение зум! Слабаки!
- Пойдем скорее, - Олечка поежилась. - Темнеет. Неохота по стройплощадке лазить во мраке. Да еще этот вечно голодным рядом ошивается.
Калитка с треском распахнулась, на улицу выскочила Жулька и с громким лаем заскакала вокруг Саньки, заплетаясь лапами в хвост и vise versa.
- Жуль, ну тебя-то куда несет? Ты у нас дама в возрасте, один раз подвиг совершила - и хватит.
«Мургау», - сообщила Жулька и с разбегу запрыгнула Олечке на руки.
- Вот же неуемная ты наша! А если с тобой случится чего? Как я теть Ане в глаза смотреть буду?
Жулька просунула голову под Олечкино ожерелье.
- Ну если так, пошли.
Едва Санька с рюкзаком и Оля с собачкой свернули за угол, по улице в сгущающихся сумерках снова пополз туман. Добравшись до спящего курьера, он выплюнул из себя высокого худого господина в черном, с седыми волосами, горящими алым пламенем глазами и слегка побледневшими губами.
Увидев на лбу мальчишки огненный след от просфоры, господин недовольно зачавкал, заругался по-трансильвански, потом, осторожно приблизившись, понажимал какие-то точки на шее жертвы, но точку «цы» нащупать не смог.
Господин тяжело вздохнул, достал из кармана золотой брегет, отметил на циферблате нужную цифру острым когтем и устроился поблизости: ждать, пока пройдут обещанные негодным самонадеянным юнцом со странным именем Санька полчаса.