Гнев и пепел
15 апреля 1942 года. Дата, которую знает каждый ленинградец. В этот день по промороженному насквозь блокадному городу пошли трамваи. Сейчас, когда блокада для многих - это набор штампов: гвоздички на Пискарёвке раз в год, салют с криками "Ура!" под водочку и ленточка на попе, кто-то может пожать плечами: "Ну, трамвай пошёл... Ну и что?" Они не представляют себе, что это значило - пустить трамвай в то время в этом городе, и для чего это было нужно. Они не могут представить, что звон трамвая и его вид могут быть приняты за голодную галлюцинацию. Не буду это объяснять. Это постигается метафизически, на уровне генетической памяти.
Однако не всеми. "Благодаря" таким существам без корней и памяти, в истории Ленинграда свершилось страшное событие. От стрелы экскаватора всей страной пришлось спасать блокадную подстанцию на Фонтанке. Люди из разных городов писали письма, стояли в пикетах, подписывали петиции и просто переживали за объект. Подстанция почти спасена. Но победа получилась с горьким осадком. Ибо то, что подстанцию пришлось отстаивать - это страшно. И стыдно. Что-то происходит. Люди без корней хотят стереть память, как старую монету, за которую они продаются. Они, явно раздосадованные победой справедливости, сегодня брызгают в сети последней слюной, что подстанция - это сарай и жаль, что её не снесли. Один из моих читателей написал мне в комментариях: "Кто эти люди? Здесь пахнет предательством". Он полностью прав. И более того - от некоторых пахнет продажностью.
И из-за них мой пост про доброе событие такой злой. Просто в сердце стучится гнев и пепел.
Они бы сдали Ленинград, эти люди. Эти недобитки. Открыли бы ворота и встретили фашистов с хлебом-солью. Они из тех, кто скупал брюлики за граммы хлеба, а после войны неплохо на них нажился, находил лазейки через постель в столовые и готовил пирожки из людей. Это та же подлая порода. Возможно, их внуки. Вот они кто. Внуки тех, кто той лютой зимой торговал человечиной.
Они же сожгли Хатынь. Они сейчас бесчинствуют на Украине. У этой породы нет национальности и чётких ареалов обитания. Ни пространственных, ни временных: она пробирается сквозь время. Десятки лет лежало в земле это сорное зерно.
Из-за таких мне стыдно смотреть в глаза блокадникам. Вроде бы, в том, что происходит, нет моей вины. И я всё, что в моих силах, делаю для того, чтобы это не происходило. Но всё-таки стыдно. И не по себе как-то. Груз ответственности колоссальный. Они своими измученными руками сохраняли эти дома: тушили на крышах "зажигалки" и просто делали всё, чтобы город выстоял. А после войны этими же руками они их восстанавливали. Наш город они сохранили. Для нас сохранили. Удержим ли? Отстоим ли? Впрочем, "ли" отсекается. Отстоим. Удержим. Нельзя иначе. Когда они сохраняли и восстанавливали, они в нас верили. Они нас видели: живущих в этих домах, ездящих в этих трамваях, с благодарной памятью. Нельзя не выдержать. Нельзя не отстоять. Им в тех условиях было ещё тяжелее. Но, как они утверждают. только физически.
Они говорят такое: "Ребята, вам сейчас тяжелее. У нас было всё ясно и понятно. У нас враг был чётко виден. Вот, это враг. У вас же, ребята, ничего не понятно. Вот он, человек. Так мило улыбается. А в мыслях у него - распродать по кусочкам и разрушить город". Да, враг мимикрирует. Он неотличим. Да, время нынче подлое.
Женщина, которая это сказала - вдова поэта, блокадного летописца. Она рассказала, что её мужа убили словом. Они с ним пошли навестить тот дом, где поэт прожил всю блокаду. Когда они подошли к парадной, их выгнали какие-то люди. Начали кричать из окна: "Отойдите, дом частный!" Жена пыталась объяснить, рассказать, но люди становились только злее. Через двадцать дней поэта не стало. Три года назад она его потеряла. Выжившего под бомбами блокадного мальчишку-школьника. Под мирным небом, казалось бы.
Порода узнаваема.
Ну а блокадников можно вычислить в толпе мгновенно. Взгляды у них жёсткие, колючие, пронзительные. Прошедшие ледяную воду и летящий с неба огонь. Они не плачут. Слова об отсутствии слёз звучат в их разговоре лейтмотивом.
Да, плакать в войну нельзя. Слеза врагу на радость. И этому они нас учат.
Эти мужчины держатся подтянуто, даже браво. Эти женщины не стареют, а просто меняются со временем. Так зреет янтарь: он просто меняет цвет. Это женщины в возрасте: бабулями, старушками назвать их не поворачивается язык. А возраст у них уже солидный: в живых и на ногах остались в основном блокадные студенты да дети. Они смотрят насквозь. Кто ты? Зачем ты здесь? Искренне пришёл. или просто "отбывать номер", как выразился ещё один человек, переживший то время.
Сегодня я ответно смотрела им в глаза, когда состоялась мемориальная поездка на трамваях того времени (благодарю организаторов, особенно Виктора Туралина - tura8). Говорила у надеюсь, спасённой подстанции, что внуки выстоят. Что на нас всё-таки можно надеяться. Что город, который они сохранили для нас, мы не отдадим. Это дело чести. Им были нужны именно эти слова, я это ощутила. Именно их они хотели, пристально в нас вглядываясь. Да, тем, что сейчас творится с нашим городом, они очень обеспокоены. Вокруг 101-й батареи построили дачу. Невский лесопарк застраивают коттеджами. Ленинград, что это?!
Я им не зря обещала. Надеюсь, мы не подведём, ребята. Сегодня даже москвичи приезжали, специально на этот день. Мой фоторепортаж здесь: https://vk.com/album538667_192954341/. С праздником, ленинградцы!