Всё о моей матери (написано 06.11.2016)
Сегодня исполняется 20 лет как умерла моя 47-летняя мама - Пронина Лиана Николаевна. Такое же холодное, пасмурное ноябрьское утро. Мёрзлая земля Алтуфьевского кладбища, припорошенная снегом, в которую опускали деревянный гроб.
У мамы были потрясающие перспективы и лотерейный золотой билет при рождении в 1949 году. Дедушка, Мишенда Николай Поликарпович, был главным врачом Черновицкой области Украины, профессором медицинского университета, одним из лучших хирургов-онкологов СССР. Бабушка, Зубрицкая Станислава Войцеховна, из старинного дворянского рода польских князей Венява, чудом уцелевшая при репрессиях. У этой выдающейся семьи имелся двухэтажный особняк (или огромная квартира - мне не у кого уточнить) в центре Черновцов, древнего города, выложенного камнем. У мамы были слуги, няньки, гувернантка, репетиторы по всем предметам, портниха. Даже ювелирные украшения ей делали на заказ. Правильную речь, дикцию ей ставила народная артистка РСФСР. Голос у неё был как ручеёк. Лирико-драматическое сопрано. Маме прочили карьеру великой актрисы или певицы. Она выступала на сцене наряду с Софией Ротару, которая тоже тогда делала первые шаги в карьере. Свободно говорила по-английски. Была первой красавицей Черновцов - участвовала в конкурсах красоты и занимала первое место. Самые шикарные молодые люди готовы были на всё, чтобы в конце 60-х она пошла с одним из них на свидание. Однако Лиана Николаевна выбрала иное - решила продолжать семейное дело. Закончила лечебный факультет. В красном дипломе оценки - «отлично с отличием» (именно так и написано).
И тут случился перелом в судьбе. Ещё учась в университете, мама вышла замуж за некоего Анатолия Банникова. Брак случился неудачный и скоротечный. Залечивать душевные раны отличница была отправлена дедушкой на Чёрное море. Там же оказался и мой папа, капитан ракетных войск. Голубоглазый красавец из Пензенской области, волею Советов направленный служить на Украину. По легенде - уже разведённый с женой и двумя детьми. Случилась любовь. Поженились, поехали жить в военную часть в Ахтырке. Родители мамы с горечью смотрели несколько лет на этот нищебродский брак, в конце концов, дедушка не выдержал и выбил папе место в Москве, а затем и трёхкомнатную квартиру.
В 1981 году родилась я. Маме было 32 года. Она работала заведующей кардиологическим отделением 20-й больницы. И вот где-то здесь она и сломалась. Двое детей, огромный чужой город, в котором ты песчинка, бесперспективный муж, пусть уже и подполковник. Пустота. Мама читала по 400 страниц в день художественной литературы и беспросветно пила. Бросила работу, поправилась на 60 килограммов и выключила всякую надежду. Кошмар пришёлся на начало 90-х, когда никто не избежал огромных очередей за куском колбасы. Добиваться покупки элементарных продуктов, которые в детстве привозили корзинами. Из роскоши - в болото. В 1995 папа ушёл к другой. Мама на некоторое время уехала на Украину к бабушке, там подлечилась, немного похудела, пришла в себя. В сентябре 1996 она вернулась в Москву и тут же запила. Не буду вам описывать все ужасы жизни с алкоголиком. 6 ноября 1996 года я нашла её утром, уже окоченевшую, в луже собственной рвоты. Вызвала скорую, милицию. Держалась без слезинки. Я даже испытала облегчение, что не нужно теперь за ней весь дом убирать, портвейн прятать, смывать в унитаз феназепам и пенталгин, что она больше не будет за мной с ножом носиться, бить меня, оскорблять. На похоронах меня разобрал гомерический хохот, когда плакали все родственники, бросившие её спиваться. Которым я звонила, просила приехать, помочь вывести из запоя, а мне в трубку смеялись и говорили, что я всё выдумываю. Через несколько дней после похорон я свалилась с температурой. В моём бреду мама приходила и звала меня с собой, а потом выпрыгивала из окна.
Я не хожу на кладбище. Мне самой уже 35 лет, за плечами неудачный брак, живу от зарплаты до зарплаты, воспитываю ребёнка, сильно располнела, стала циничной, разочарованной и не вижу перспектив. Могла бы тоже спиться, хотя какие мои годы? Но надо же держаться. Жить дальше, работать, находить отдушину. Я понимаю, почему это всё произошло с мамой. Но принять, как в 40 лет можно забить на двоих детей и упиться в собственных страданиях, я не могу.
Когда слышу воспоминания о годах революции, как раскулаченных помещиков расстреливали, а семьи сажали в вагоны и увозили в Казахстан, при этом вдовы сходили с ума - вспоминаю маму. Пережить состояние, когда у тебя было всё и вдруг тебя лишили этого, не дай Бог никому. Но мама же могла вернуться в Черновцы, забрать детей, развестись. Зачем было доводить всё до точки? Что же на самом деле случилось? Больно об этом думать, вспоминать. Теперь уже не узнаю.
«Яко древо по времени листвий своих лишается, тако и дние наши по коликих летех оскудевают. Увядает и юности празднество, светильник радования угасает, близится старости отчуждение. Друзи и сродницы умирают. Где вы, юныя ликующия? Безмолвны гробы их, но души их в деснице Твоей» (Акафист об упокоении всех усопших, икос 9).
У мамы были потрясающие перспективы и лотерейный золотой билет при рождении в 1949 году. Дедушка, Мишенда Николай Поликарпович, был главным врачом Черновицкой области Украины, профессором медицинского университета, одним из лучших хирургов-онкологов СССР. Бабушка, Зубрицкая Станислава Войцеховна, из старинного дворянского рода польских князей Венява, чудом уцелевшая при репрессиях. У этой выдающейся семьи имелся двухэтажный особняк (или огромная квартира - мне не у кого уточнить) в центре Черновцов, древнего города, выложенного камнем. У мамы были слуги, няньки, гувернантка, репетиторы по всем предметам, портниха. Даже ювелирные украшения ей делали на заказ. Правильную речь, дикцию ей ставила народная артистка РСФСР. Голос у неё был как ручеёк. Лирико-драматическое сопрано. Маме прочили карьеру великой актрисы или певицы. Она выступала на сцене наряду с Софией Ротару, которая тоже тогда делала первые шаги в карьере. Свободно говорила по-английски. Была первой красавицей Черновцов - участвовала в конкурсах красоты и занимала первое место. Самые шикарные молодые люди готовы были на всё, чтобы в конце 60-х она пошла с одним из них на свидание. Однако Лиана Николаевна выбрала иное - решила продолжать семейное дело. Закончила лечебный факультет. В красном дипломе оценки - «отлично с отличием» (именно так и написано).
И тут случился перелом в судьбе. Ещё учась в университете, мама вышла замуж за некоего Анатолия Банникова. Брак случился неудачный и скоротечный. Залечивать душевные раны отличница была отправлена дедушкой на Чёрное море. Там же оказался и мой папа, капитан ракетных войск. Голубоглазый красавец из Пензенской области, волею Советов направленный служить на Украину. По легенде - уже разведённый с женой и двумя детьми. Случилась любовь. Поженились, поехали жить в военную часть в Ахтырке. Родители мамы с горечью смотрели несколько лет на этот нищебродский брак, в конце концов, дедушка не выдержал и выбил папе место в Москве, а затем и трёхкомнатную квартиру.
В 1981 году родилась я. Маме было 32 года. Она работала заведующей кардиологическим отделением 20-й больницы. И вот где-то здесь она и сломалась. Двое детей, огромный чужой город, в котором ты песчинка, бесперспективный муж, пусть уже и подполковник. Пустота. Мама читала по 400 страниц в день художественной литературы и беспросветно пила. Бросила работу, поправилась на 60 килограммов и выключила всякую надежду. Кошмар пришёлся на начало 90-х, когда никто не избежал огромных очередей за куском колбасы. Добиваться покупки элементарных продуктов, которые в детстве привозили корзинами. Из роскоши - в болото. В 1995 папа ушёл к другой. Мама на некоторое время уехала на Украину к бабушке, там подлечилась, немного похудела, пришла в себя. В сентябре 1996 она вернулась в Москву и тут же запила. Не буду вам описывать все ужасы жизни с алкоголиком. 6 ноября 1996 года я нашла её утром, уже окоченевшую, в луже собственной рвоты. Вызвала скорую, милицию. Держалась без слезинки. Я даже испытала облегчение, что не нужно теперь за ней весь дом убирать, портвейн прятать, смывать в унитаз феназепам и пенталгин, что она больше не будет за мной с ножом носиться, бить меня, оскорблять. На похоронах меня разобрал гомерический хохот, когда плакали все родственники, бросившие её спиваться. Которым я звонила, просила приехать, помочь вывести из запоя, а мне в трубку смеялись и говорили, что я всё выдумываю. Через несколько дней после похорон я свалилась с температурой. В моём бреду мама приходила и звала меня с собой, а потом выпрыгивала из окна.
Я не хожу на кладбище. Мне самой уже 35 лет, за плечами неудачный брак, живу от зарплаты до зарплаты, воспитываю ребёнка, сильно располнела, стала циничной, разочарованной и не вижу перспектив. Могла бы тоже спиться, хотя какие мои годы? Но надо же держаться. Жить дальше, работать, находить отдушину. Я понимаю, почему это всё произошло с мамой. Но принять, как в 40 лет можно забить на двоих детей и упиться в собственных страданиях, я не могу.
Когда слышу воспоминания о годах революции, как раскулаченных помещиков расстреливали, а семьи сажали в вагоны и увозили в Казахстан, при этом вдовы сходили с ума - вспоминаю маму. Пережить состояние, когда у тебя было всё и вдруг тебя лишили этого, не дай Бог никому. Но мама же могла вернуться в Черновцы, забрать детей, развестись. Зачем было доводить всё до точки? Что же на самом деле случилось? Больно об этом думать, вспоминать. Теперь уже не узнаю.
«Яко древо по времени листвий своих лишается, тако и дние наши по коликих летех оскудевают. Увядает и юности празднество, светильник радования угасает, близится старости отчуждение. Друзи и сродницы умирают. Где вы, юныя ликующия? Безмолвны гробы их, но души их в деснице Твоей» (Акафист об упокоении всех усопших, икос 9).